Евгений Ильин - Психология страха
Понимание опасности, ее осознание формируется в процессе жизненного опыта и межличностных отношений, когда некоторые безразличные для ребенка раздражители постепенно приобретают характер угрожающих воздействий. Обычно в этих случаях говорят о появлении травмирующего опыта (испуг, боль, болезнь, конфликты, неудачи, поражения и т. д.).
3.2. Внушенные страхи
Источник внушенных страхов – взрослые, окружающие ребенка (родители, бабушки, воспитатели детских учреждений и др.), которые непроизвольно заражают ребенка страхом, настойчиво, подчеркнуто эмоционально указывая на наличие опасности. В результате ребенок реально воспринимает только вторую часть фраз типа: «Не подходи – упадешь», «Не бери – обожжешься», «Не гладь – укусит», «Не открывай дверь – там чужой дядя» и т. д. Маленькому ребенку пока еще не ясно, чем все это грозит, но он уже распознает сигнал тревоги, и у него возникает реакция страха как регулятор его поведения. Однако важно не переборщить: если запугивать без нужды, «на всякий случай», то ребенок полностью теряет спонтанность в поведении и уверенность в себе.
К числу внушенных можно также отнести страхи, которые возникают у чрезмерно беспокойных родителей. Разговоры при ребенке о смерти, несчастьях и болезнях, пожарах и убийствах помимо воли запечатлеваются в его психике.
3.3. Социальные и общественные страхи (боязни)
П. А. Амбарова [16] пишет об общественных страхах (боязнях), отделяя их от социальных страхов. Хотя, пишет она, общественные и социальные страхи очень близки, однако это не идентичные категории.
Понятие социальных страхов используется в социологии, социальной психологии и антропологии. Социальные страхи в широком смысле можно трактовать как способ адаптации к социальной ситуации или социальной среде, обладающей для индивида или группы той или иной степенью неопределенности. В социальной психологии сложились два понимания социальных страхов, отмечает П. А. Амбарова.
В первом случае социальные страхи трактуются как страхи, источниками которых служат социальные отношения и объекты. Например, выделяют страхи руководства и подчинения, страх ответственности, страх успехов и неудач, страх социальных контактов (одиночества, оценок, влияния другого человека, невнимания со стороны других людей). С позиции социальной психологии специфика социальных страхов заключается в их опосредованном характере (когда объекты, вызывающие страх, не могут непосредственно сами по себе нанести вред человеку) и чрезвычайной распространенности.
Такое понимание страха, пишет П. А. Амбарова, слишком узко, так как источниками массовых страхов, фобий и паник в современном обществе служат не только человеческие отношения, но и явления неживой природы, экологические, промышленные риски, опасности и катастрофы, которые могут нанести прямой и ощутимый вред. Кроме того, массовые социальные страхи могут быть вызваны иррациональными явлениями или верой в них, нарушениями стабильности социальной жизни, отсутствием полной и позитивной информации, неуверенностью в будущем. Таким образом, природа социальных страхов имеет технологические, природные, биологические, психологические и социальные корни.
Согласно второму пониманию, социальными являются страхи, приобретаемые внебиологическими способами – в ходе социализации, социального конструирования действительности и накопления личного опыта.
Понятие общественных страхов, по мнению П. А. Амбаровой, имеет несколько иное содержание, нежели понятие социальных страхов. И связано это прежде всего с их субъектом. Этимологически слово «общественный» означает «принадлежащий всему обществу», «связанный с деятельностью людей в обществе», «организованный коллективом» и используется для отграничения общественных феноменов от явлений индивидуального, частного порядка. Носителями общественных страхов являются социальные группы и общности, в которых благодаря схожим условиям жизнедеятельности, формированию коллективной деятельности и группового сознания возникают основания для типичных социальных страхов, разделяемых всеми членами социальной группы. Таким образом, общественные страхи являются подвидом социальных страхов.
Как социальное явление общественные страхи типичны и распространяются на всю социальную группу или общество в целом. Например, страх потерять работу в период экономического кризиса становится типичным для целых групп населения.
Общественные страхи характеризуются не только массовостью проявления, но и коллективным, согласованным и осознанным характером. Они, в отличие от паники, имеют рациональный характер: люди осознают страх, его образы и источники, формулируют его в виде смысложизненных проблем, над которыми размышляют и которые разрешают способами, предлагаемыми социальным опытом предыдущих поколений и современников. Человек «приобретает», интериоризирует страх и отношение к нему в процессе социализации.
Общественные страхи, отмечает П. А. Амбарова, проявляются также на индивидуальном уровне, однако природа их обусловлена жизнью не индивида, а социальной группы или общности.
3.4. Ночные страхи
Эти страхи обусловлены кошмарными снами[11] и особенно сильно выражены у детей двух – четырех лет, как, например, это было у великого немецкого композитора Рихарда Вагнера. Он писал в автобиографии, что в его детстве (вплоть до позднего школьного возраста) не проходило ни одной ночи, чтобы он после страшного сна не просыпался с криком, который не прекращался, пока его не успокаивал человеческий голос. Обычно ночные страхи сопровождаются плачем или всхлипыванием при отсутствии пробуждения, приступами двигательного беспокойства, беспорядочным криком, иногда снохождением (лунатизмом).
Как пишет А. И. Захаров, «ребенок что-то видит, взволнованно говорит, чаще кричит, испытывая безотчетный ужас, приходит в состояние двигательного возбуждения, может сесть, встать, идти и бежать, при этом далеко не всегда отдает отчет в своих действиях, утром отсутствуют воспоминания на происшедшее ночью. Подобные эпизоды чаще происходят в определенное время ночи. От ужаса и страха ребенок может даже обмочиться» [110, с. 340].
А. И. Захаров со слов родителей установил, что частым ночным страхам подвержены 10 % мальчиков и 15 % девочек. Однако более точные данные получены им при непосредственном, утреннем опросе детей о виденном ими ночью, в том числе и о «кошмарных» снах. В течение десяти дней опрашивались 79 детей от трех до семи лет в детских садах. Оказалось, что за данное время 37 % детей видели кошмарный сон, 18 % видели его неоднократно, иногда «сериалами», практически каждую ночь.
Более детальное изучение А. И. Захаровым страхов «кошмарных» снов показало следующее (табл. 3.1).
Таблица 3.1. Возрастное распределение страхов «кошмарных» снов
Количество страхов «кошмарных» снов достоверно больше в дошкольном возрасте как у мальчиков, так и у девочек. В свою очередь, страхи «кошмарных» снов (как и все страхи в целом) достоверно чаще наблюдаются у девочек, отражая природный более выраженный инстинкт самосохранения.
Максимальные значения страхов «кошмарных» снов у мальчиков наблюдаются в шесть лет, у девочек – в пять, шесть лет и у дошкольников – в семь лет. Это далеко не случайно, поскольку именно в старшем возрасте наиболее активно представлен страх смерти. Как раз данный страх и присутствует в ночных кошмарах детей, лишний раз подчеркивая лежащий в его основе и более выраженный у девочек инстинкт самосохранения. Девочки начинают видеть подобные сны раньше мальчиков, с пяти, а не с шести лет, и продолжают их видеть дольше – с двенадцати до тринадцати лет.
Уникальное сравнение можно провести у дошкольников и школьников семи лет. Вроде бы возраст один, а тенденция к уменьшению страхов «кошмарных» снов заметна у первоклассников. Объяснение аналогично уменьшению среднего балла всех страхов в школьном возрасте, обусловленному новой, социально значимой позицией школьника. Это своего рода левополушарный сдвиг в сознании ребенка, когда правополушарный, спонтанный, интуитивный тип реагирования (к коему можно отнести и страхи) должен уступить рациональному восприятию левополушарной школьной информации.
В возрасте двух – четырех лет, пишет А. И. Захаров, «главным персонажем страшных сновидений чаще всего оказывается Волк. Его зловещий образ часто появляется после слушания сказок, в том числе о Красной Шапочке. Волк снится чаще детям, боящимся наказания со стороны отца. Кроме того, Волк ассоциируется с физической болью, которая возникает при воображаемом укусе острыми зубами. Последнее весьма существенно, если учесть характерный для детей данного возраста страх перед уколами и болью. Ближе к четырем годам в „кошмарных“ снах начинает фигурировать и Баба-яга, отражающая проблемы ребенка во взаимоотношениях со строгой матерью, которая недостаточно ласкова, часто грозит наказаниями. Уносящая к себе „плохих“ детей и расправляющаяся с ними Баба-яга приходит из мира, где царят насилие, несправедливость и бессердечие. Вот почему двухлетние и трехлетние дети всерьез просят иногда родителей убить Бабу-ягу и Волка, чтобы защитить от ночных кошмаров. Обычно роль защитника поручается отцу, если он достаточно сильный в представлении ребенка. Подобные просьбы нельзя считать пустым капризом и игнорировать, так как Волк и Баба-яга, живущие в подсознании ребенка, всегда свидетельствуют о каких-то тревожащих обстоятельствах его жизни ‹…› Перенесенный и не осознаваемый ужас превращает ночь в борьбу с воображаемыми чудовищами, порождаемыми фактически родителями. Если ребенок просыпается ночью от страха и его удается успокоить, убаюкать, то травмирующее влияние кошмарных сновидений выражено меньше. Заметим, что уже со второго полугодия жизни некоторые эмоционально чувствительные и беспокойные дети нуждаются в том, чтобы их иногда перед сном укачивали, убаюкивали, нежно пели песни, ласково гладили и обнимали» [110, с. 50–51].
