Джеймс Холлис - Под тенью Сатурна
Эту трагедию Софокла часто интерпретируют как драматизацию конфликта между человеческой индивидуальностью и социальными требованиями. Но мы посмотрим глубже, если признаем, что, несмотря на объективные причины, заставлявшие Филоктета ощущать предательство со стороны своих соратников, по своей сути его ответ был нарциссическим. Нарциссическая травма возникает при нарушении ощущения ядра самости, и в результате у человека появляется склонность смотреть на мир только через гештальт этой травмы. Такую личность можно назвать «идентифицированной с травмой». Для Филоктета война его товарищей с троянцами значила куда меньше, чем ухудшение или улучшение его состояния. Прежде чем он смог прийти к согласию со своим сообществом и принять его требования, ему пришлось совладать с собственной яростью, сильным стремлением к одиночеству, переживанием боли и жалостью к себе. Представший перед ним образ Геракла был проекцией его собственного героизма. Филоктет исцелился только после полного возвращения к жизни, а не в результате ухода от нее. Пещера, в которой он собирался обрести исцеление, по существу, символизирует его материнской комплекс: царство уютной темноты, в котором тепло и влажно и появляется ощущение жалости к себе и одиночества.
В мифах, религиозных традициях и явлениях культуры мы видим действие архетипических сил. Мы узнаем, что является вечным в нашей повседневной реальности. Это вызывает у нас потрясение; нас унижает собственное ничтожество или облагораживает сопричастность великой драме, в которой задействованы все мы, которая живет внутри всех нас и разыгрывается в мировой истории. Мифологические мотивы позволяют нам увидеть, как наши предки интуитивно чувствовали присущие человечеству противоречия. Не случайно родоначальники современной глубинной психологии Фрейд и Юнг очень часто обращались к мифам, чтобы изучить и описать движение этих невидимых энергий, формирующих человеческую историю через действия и поступки отдельных людей.
Например, символ змеи очень противоречив. Змея ассоциируется с таинствами природы, с Великой Матерью, ибо ее тело постоянно находится в контакте с этим первоистоком, то есть с землей. Сам по себе образ змеи воплощает в себе таинство великого цикла жизни и смерти. С одной стороны, как обитатель глубин, змея вовлекает в регрессию, с другой — она сбрасывает кожу, то есть обладает тайной исцеления и обновления. Паломник, жаждущий исцеления, в святилище Асклепия и Эпидария принимал теплые ванны, которые символизировали регрессию в материнскую утробу, и его будущее зависело либо от снов, либо от укуса змей, выползавших из подземного мира. Такие посещения святилища помогали телу и душе снова обрести связь с Великой Матерью. Таким образом, укус змеи был символическим выражением двойственности Великой Матери — архетипической силы, которая, с одной стороны, дает жизнь, а с другой — стремится взять ее обратно.
Жизнь мужчины проходит на грани между регрессией и развитием, между уничтожением и индивидуацией. Мужчина стремится избежать психического стресса, которому подвержен с рождения, несмотря на свое генетически унаследованное стремление к самореализации и как отдельной личности, и как представителя своего культурного сообщества.
Д. X. Лоуренс очень хорошо уловил суть этого напряжения, выразив его в стихотворении «Змея». В нем говорится о том, как в ущелье на Сицилии человек встречается со сверкающей змеей. Человек очарован этой встречей с Другим, но
Знание мне говорит:
Ее нужно убить…
И мои внутренние голоса говорили:
Будь ты мужчиной, Взял бы палку, размозжил змее голову
и покончил бы с нею.
Он пытался подавить в себе восхищение этим творением природы, между тем внутренние голоса внушали ему «Если ты ее не боишься, то убей ее!» В его душе одновременно жили страх и восхищение. Затем змея стала медленно и спокойно сползать вниз, «в темную дверь земных тайн» Когда поэт представлял себе это существо, «свободно сползающее во мрак», его переполнял ужас. В тот момент он бросил в змею палку, чтобы как-то снять напряжение. И сразу же пожалел о своей несдержанности: «Каким жалким и грубым оказался мой поступок!» Его самоосуждение выражается очень резко:
Итак, я упустил свой шанс побыть с одним
Из тех, кто властвует над жизнью.
И должен довольствоваться
Лишь сожаленьем.
Так амбивалентно отношение мужчин к другому миру. Они и очарованы, и испуганы одновременно. Мужчины ощущают, что там, глубоко внутри, находятся истоки и исцеление, но там же и смерть. Поэтому от страха они бросают в змею палку, упуская возможность что-то исправить.
Когда я был маленьким, мой дед, который когда-то был летчиком на западных авиалиниях, убедил меня в том, что его пупок — это то место, куда он однажды был ранен индейской стрелой. Хотя я не мог понять, откуда у меня взялась такая же рана, я все-таки безоговорочно ему поверил. Интуитивно он был прав. Эта рана была универсальной для всего мира: крепко завязанная пуповина прямо под солнечным сплетением представляла собой след и свидетельство разорванной связи, которые есть у каждого из нас. Такая рана заставляет человека удалиться в изгнание от источника его жизни. Она вызывает принудительное отделение, безусловное и повсеместное, а также одиночество и продолжительное страдание. Когда мужчины чувствуют боль раны, которую не могут исцелить, они либо прячут свое лицо в руки женщины, умоляя ее их исцелить, либо скрываются за гордым и вынужденным одиночеством мачо. В мифе о Филоктете хор объясняет ему, что его рана универсальна и что он должен продолжать жить своей жизнью, но Филоктет скрывается от жизни за своей болью и жалостью к себе. Такое стремление к регрессу можно преодолеть только при видении Геракла, побуждающего вернуться к борьбе. Так происходит встреча с архетипом героя.
Архетип героя живет в каждом из нас. Он представляет собой присущую нам способность мобилизовать жизненную энергию и одержать победу над внутренними демонами отчаяния и депрессии. Воплощение этого архетипа имеет мало отношения к внешним победам и успехам; скорее архетип героя проявляется, когда человеку требуется энергия для того, чтобы противостоять страху, боли и регрессивному влечению к возвращению в утробу матери. Нас могут приводить в восхищение героические подвиги, но никогда не следует культивировать образ героя. Психика постоянно подталкивает нас к работе над собой. Это героическая задача, которая ждет нашего отклика.
С появлением людей возник миф о сотворении мира, об истоках всего сущего. В жизни каждого человека этим событием является разрыв связи с матерью. Точно так же у каждого человека есть свои мифы о грехопадении и потере рая, которые предшествуют появлению сознания. Возможно, эта родовая память является только неврологическим, филогенетическим следом родовой травмы, связанной с отделением от матери при рождении. Но в результате этого отделения появляется ощущение двойственности.
Так возникает и постоянно развивается по спирали процесс сознания, который основывается на переживании субъекта и объекта и отодвигает боль как можно дальше от ее первопричины. Развитие культуры, основанной на коллективном сознании, приносит свои плоды, но одновременно мы все больше и больше отчуждаемся от Великой Матери.
Каждый день мы балансируем на острие бритвы осознанных мучительных переживаний универсальной раны, которую наносит жизнь. Как велик соблазн спрятаться в пещере или утонуть в заботливых, нежных объятиях! Каждое утро, ухмыляясь, возвращаются злые карлики страха и апатии. Сегодня ничего не значит, что вчера мы отважно ринулись вперед; сегодня они вернулись, и, не удовлетворяясь тем, что щиплют нас за ноги, они готовы вынуть из нас душу, если мы им это позволим. Значит, нам следует научиться избегать боли, связанной с дальнейшим углублением и расширением осознания. Многие из нас остаются инфантильными в своем мышлении, эмоциях и поступках. Одни отравляют себя наркотиками и алкоголем. Другие обращаются к идеологиям, прямолинейным и упрощенным «измам», религиям или социально-политическим взглядам, которые предлагают «черно-белые» ответы на сложные вопросы, тем самым облегчая человеку борьбу с напряжением, порожденным наличием противоположностей.
Вместе с тем внутри каждой культуры и каждого человека бурлит жизненная сила. Жизнеутверждающий эрос ищет отношений в будущем, а не в прошлом. Он требует активизации архетипа героя внутри всего общества в целом и внутри каждого отдельного человека. В свое время задача великих религий и переходных ритуалов заключалась в том, чтобы человек пережил одновременно состояния застоя и развития, но сегодня многие мужчины перестали искать собственный путь в жизни. Общество по-прежнему зависит от того, примут ли они этот вызов жизни, ибо ни одно общество не может процветать, если в нем нет зрелых мужчин.
