Букай Хорхе - Истории для размышлений
Он осмотрелся в поисках безопасного места и увидел небольшую пещеру в ближайшей скале.
То ползком, то еле передвигая ноги, он добрался до убежища и сразу же разложил на полу свою медвежью шкуру и забылся глубоким сном.
Через несколько часов или, может быть, дней он проснулся от сильного голода.
Его желудок горел! Все еще страдая от ран, Хорма решил пойти поискать сухих дров, чтобы разжечь небольшой костер и в своем временном прибежище и поесть хоть немного соленого мяса, которое у него было с собой.
Когда свет пламени озарил пещеру, воин не мог поверить своим глазам, приют, который он нашел, был не обыкновенной пещерой. Это был храм, выдолбленный в скале.…
По надписям и символам шумерский воин догадался, что святилище было возведено в честь одного бога… Бога Готцу.
Хорма привык не верить в случайности и поэтому сразу решил, что его привет к пещере сам Готцу, чтобы охранять его сон.
Хорма понял, что это был знак свыше.
С тех пор он доверил свой меч богу Готцу.
Он решил остаться здесь, пока его раны не затянутся.
А когда вернутся силы, он разведет большой костер под алтарем, увенчанным громадным каменным изваянием с изображением бога, поймает какое-нибудь животное и принесет его в жертву своему спасителю.
Еще пять дней и пять ночей оставался воин в горной пещере, восстанавливал силы и благодарил Готцу.
Все это время он не позволял погаснуть пламени, освещающему алтарь.
На шестой день Хорма решил, что пришла пора продолжать путь, и захотел перед уходом оставить достойный дар Готцу в знак благодарности.
— Вечный огонь, — подумал он. — Но как его достать?
Хорма вышел из пещеры и сел на камень около тропинки, чтобы хорошенько подумать.
Он знал, что небольшое количество масла позволит поддержать пламя какое-то время, но этого было недостаточно.
Он было подумал, что нужно собрать как можно больше дров, столько, чтобы они никогда не сгорели… Но быстро отбросил эту мысль. Он понял, что это не поможет… Большое количество топлива увеличит лишь силу пламени, но не его долговечность…
Монах в белых одеждах, проходивший мимо, остановился возле погруженного в раздумья Хорма.
Из любопытства, а может, из-за удивления при виде война в такой глубокой задумчивости монах сел напротив шумера и, не двигаясь, молча смотрел на него, словно слившись с пейзажем.
Прошло несколько часов. Уже солнце клонилось к закату, а Хорма все еще сидел на камне и продолжал размышлять…
Его так занимал вопрос, что он не слишком удивился, когда монах с ним заговорил:
— Что с тобой, воин? Тебя что-то волнует? Я могу тебе помочь?
— Не думаю, — ответил воин. — Эта пещера — храм бога Готцу, который пять ночей назад стал моим покровителем, предметом моих молитв и символом моей борьбы. Я скоро должен отсюда уйти и хотел бы вечно чтить его. Но я не знаю, как сделать так, чтобы зажженное мной пламя у алтаря горело вечно.
Монах покачал головой и, словно угадав мысли война, промолвил:
— Для того чтобы пламя стало вечным, тебе нужно нечто больше чем древесина и масло…
— Ты знаешь, что мне понадобится? — поспешил спросить воин. — Что же нужно?
— Волшебство, тихо ответил монах.
— Но я не волшебник и ничего не понимаю в магии…
— Только магии подвластно невероятное. Только она может сделать что-то вечным.
— Я хочу, чтобы пламя у алтаря было вечным, — сказал воин. И продолжил:
— Если я овладею магией, ты обещаешь, что пламя в честь Готцу будет гореть всегда?
— Обещать? Неделю назад ты ничего не слыхал об этом храме Готцу, а сейчас говоришь о вечном почитании. Ты этого хочешь сейчас. Но разве ты можешь обещать, что это будет вечным?
Хорма долго молчал.
Воин понял, что никто не может быть уверен в вечности своего желания…
Монах снова покачал головой и поднялся, чтобы продолжить путь.
Он подошел к Хорма и, прижав ладонь к его груди, сказал:
— Я тебе открою один секрет…
Магия имеет силу, пока есть желание!
Протест[1]
И вдруг я услышал звонок.
— Ты здесь? — спросили. — Уже пора!
— Иду, — ответил я автоматически.
— Уже поздно. Поторопись.
Мне это надоело.
Я решил взять молоток и ударить…
Чуть-чуть удачи,
и бесконечные страдания прекратятся.
Было бы прекрасно.
Больше никто не смотрит…
Больше никто не подгоняет…
Больше никакой тюрьмы!
Когда-нибудь все узнают о моем поступке…
Когда-нибудь кто-то сделает так же…
А затем еще кто-то…
И еще…
И многие набрались бы храбрости.
Надо навсегда покончить с ними.
Отделаться от них, какие бы они ни были…
И вдруг я понял, что моя мечта несбыточна.
Наше рабство вошло в нашу жизнь…
Мы создали себе оковы
и теперь без них не можем жить.
Необходимо это признать…
Мы уже не сможем жить без часов!
Мечты-семена
В 1980 году я познакомился с некоторыми книгами Иры Прогофф и с его блестящей метафорой о дубе и желуде. Эта мысль возникла после прочтения его работ.
В тишине размышлений я воспринимаю
свой внутренний мир
похожим на семя,
которое кажется маленьким и незначительным,
но в то же время полно возможностей.
И я вижу в нем зародыш великолепного дерева,
дерева моей жизни в непрерывном развитии.
Едва зародившись, каждое семя несет в себе
дух дерева, в которое оно превратится.
Каждое семя знает, как стать деревом,
попав в плодородную почву.
Поглощать питательные соки,
расправлять ветви и листву,
покрываться цветами и фруктами,
чтобы дать то, что может.
Каждое семя знает, как стать деревом.
И семян столько, сколько у нас желаний.
Внутри нас множество порывов
ждут часа, когда их раскроют,
чтобы пустить корни и родиться.
Вновь умереть семенами…
чтобы превратиться в деревья.
Красивые и гордые деревья
скажут нам твердо,
чтобы мы услышали голос своей души,
чтобы прислушались
к мудрости нашей мечты, которая еще только зреет.
Мечты освещают нам путь,
указывают курс и подают сигналы.
Они проявляются
в каждом поступке и в каждый момент,
меж предметов и людей,
и в скорби и в радости,
в победах и поражениях,
Мечты учат нас, во сне или наяву,
видеть себя,
слышать себя,
понимать.
Указывают нам путь мимолетными озарениями
или ослепляющим светом молний.
И так мы растем,
развиваемся,
становимся умнее…
И пока мы идем
по этому вечному настоящему под названием жизнь,
семена наших желаний
превращаются в деревья,
расправляют свои ветви,
которые, как гигантские крылья,
взмывают в небеса,
одним взмахом объединяя
наше прошлое и будущее.
Не стоит бояться…
Мудрость их не оставит…
Потому что каждое семя знает,
как стать деревом.
Эпитафия на смерть необычного человека
28 ноября 1984 года.
Сегодня умер человек.
Этот человек был моим другом.
Ему было 35 лет.
С точки зрения статистики он был слишком молод, если учесть среднюю продолжительность жизни.
Он прожил достаточно времени для того, что он сделал, и совершенно недостаточно для того, на что он был способен.
Он был интересной личностью, но вдобавок еще и очень необычным человеком. Мнения о нем расходятся: одни считали его невыносимым педантом, а другие уверяли, будто он обладал блестящим умом и недостатком скромности, как это часто бывает у гениев. Я же, знавший его лучше всех, могу сказать, что он не был ни гением, ни педантом. Он был человеком, который получал удовольствие от того, что делал. Он называл себя гедонистом и, следовательно, жил, работая себе в радость.
Наверное, это безудержное стремление к действию и стало причиной одной большой проблемы в его отношениях с окружающими. Все казались ему слишком медлительными и пассивными, и по какой-то причине, о которой я могу догадаться, он постоянно находился среди людей, не отличавшихся особой живостью ума, и беспощадно их критиковал. Чтобы попытаться объяснить такое поведение, — а может быть, для того, чтобы оправдать друга, — я предположу, что он всю жизнь не только не считал себя гением, но и подозревал в глубине души, что был глупцом, бестолочью, никчемным человеком, неспособным ни к какой творческой деятельности.
Моему другу была больше по душе зрелищность действий, а не действия сами по себе. Его любовные увлечения должны были быть страстью. Широта его интересов безгранична. Его увлечения ни с чем не сравнимы. Его энергия неисчерпаема. Вот почему он был замечательным профессионалом: психотерапевтом, владевшим техникой катарсиса. Он, как никто другой, мог снимать стресс, занимаясь любимым делом. (Я спрашиваю себя, нашел ли он то, что искал? К тому же он постоянно жаловался, что не может найти подходящего врача. Возможно, ему требовался такой же врач, каким был он сам…)
