Елена Колина - Требуюсь Я!
Мучений из-за отказа от курения – ни одного вообще.
Не курить легко.
…Вот только одно – это сладкое движение, когда достаешь сигарету из пачки, пальцы немного подрагивают и внутри уже все поет и предвкушает – сейчас, сейчас…
И зажигалка – пых! В это мгновение кажешься себе властелином огня и счастья.
И первая затяжка… Мне не нужен никотин, у меня нет химической зависимости – мне другое нужно: вот этот миг сосредоточения, заглядывания в себя.
Возможно, у меня есть никотиновая зависимость, иначе отчего мне хочется кричать, вот так: «А-а-а!»?
И – очень важное. Курение – это молодость, это свобода, это я юная, это «я курю при маме», а не тетя, которой врач сказал «больше нельзя курить» (нужно еще проверить, что это за врач, может быть, это плохой врач).
Я всегда курю, когда я:
– расстраиваюсь,
– радуюсь,
– пугаюсь,
– задумываюсь о любимых людях, которых уже нет со мной,
– ощущаю острый приступ счастья,
– несчастья,
– чему-нибудь сильно удивляюсь,
– чего-то сильно хочу и не получаю немедленно.
В этой связи непонятно, как вообще живут некурящие люди.
Да, и еще: я курю для усиления мыслительного процесса. Во время курения я начинаю лучше думать, черт подери! И некоторое время потом лучше думаю, как будто наступает просветление.
Интересная мысль: все это выглядит так, будто некурящие проводят всю жизнь в некотором интеллектуальном и эмоциональном тумане.
Но есть и плюсы моего положения (что я теперь не курю). Можно думать: конечно, все под Богом ходим, но все-таки… Если не вдыхаешь вред каждую минуту, то все-таки…
Глава пятнадцатая. Лежу на сохранении в кофейне «Старбакс»
Волнуюсь, конечно, никогда в жизни не нанимала людей на работу.
Максим только и делает, что нанимает людей: кого-то нанимает, с кем-то договаривается (с режиссерами, сценаристами, актерами-звездами), кого-то приглашает (совсем звезд). Ему и нанять, и уволить легко: он так – раз, и «ну, увидимся».
…Если подумать, пусть они волнуются (кандидаты). А мы-то – работодатели, нам о чем волноваться?
Если подумать, волнуюсь еще больше, вся дрожу.
Собираюсь вести себя сдержанно, не улыбаться (или улыбаться немного), не предлагать сразу дружить.
За спокойной сдержанностью собираюсь припрятать парочку вопросов типа «Чего вы ждете от работы с нами?».
Собираюсь называть себя «мы».
А также использовать несколько тестов типа «Голубь, ласточка, птица, чайка – быстро скажите, какое слово лишнее» и выскочить с ними из-за угла, когда кандидат расслабится.
…Чайка?
Да понимаю я, понимаю, что птица. Но вдруг чайка?..
Следуя правилам тайм-менеджмента, а также от лени я назначала встречи с учителями одну за другой, в одном и том же месте: в нескольких минутах от дома, в кофейне «Старбакс» на Невском.
На каждого претендента я отводила 15 минут, но этого оказалось мало: следующий был уже тут, а предыдущий еще тут. И они смотрели друг на друга ревнивыми глазами, а я на них с выражением «я люблю вас одинаково».
Пришлось немного увеличить время интервью – до полутора часов.
Все претенденты начинали одинаково: научить детей английскому языку – это раз плюнуть, так что не будем об этом больше говорить. Ну, а затем рассказывали свою жизнь.
У некоторых была сложная жизнь.
Я все не могла понять, что напоминают мне эти собеседования по найму за чашкой кофе в «Старбаксе», что-то из много лет назад, из советской жизни.
И поняла! Проводить интервью по найму сотрудников в мою английскую школу было совершенно то же, что лежать в роддоме на сохранении. В палате по очереди рассказывают про мужей, любовников, свекровей, все немного возбуждены, и все улучшают или ухудшают картину своей жизни, рисуя ее более драматичной… такое сконцентрированное женское.
Не думаю, что я виновата: ни одному из претендентов я не задала вопроса: «Скажите, пожалуйста, ваш муж подлец?» и «А свекровь?». Или «Как у вас прошел развод?», или «Уточните, сколько вы сделали абортов?».
Я проводила настоящие собеседования, я правда вела себя как школа!..
…Ну, пожалуй, я все же совершила одну ошибку.
Одну, но зато повторяла ее с упорством идиота: я представлялась Анной, по имени.
«Анна» – это не директор школы. Соседка по палате в лучшем случае.
«Анне» нужно все про себя рассказать (муж, свекровь, аборты). Многие соискатели называли меня Анечкой, а одна – Анькой. Анька – это не директор школы.
А сами, между прочим, представлялись по имени-отчеству!
К концу первой недели интервью я стала представляться «Зинаидой Викторовной». Я думаю, совершенно понятно, почему я играла, что я Зинаида-олигарх: это придавало мне уверенности.
И уже почти научилась холодному отрывистому: «Образование? Опыт работы?»
И не моргнув глазом задала одной милой блондинке вопрос: «Какой у вас педагогический стаж?»
ПОУЧЕНИЕ. На собеседовании не вселяйтесь в другого человека.
Эта блондинка сказала, что муж ей неверен. И сейчас, в «Старбаксе», она смотрит на пары за столиками и думает: вот пара, у них все хорошо, а меня не любят… чем я хуже?.. И так горько становится.
Я сказала, что нужно быть сильной, растить в себе независимость, найти в себе себя: может быть, религия, может быть, философия, спорт или просто способ жить, выполняя все правила… И посмотрела вокруг, на пары в кафе, и так горько стало: вот пара, у них все хорошо, а ее не любят… чем она хуже?.. И – так горько стало. Я очень расстроилась. Вот зачем я в нее вселилась?!
Я уже хотела взять ее на работу и для порядка все-таки задала вопрос: «Голубь, ласточка, птица, чайка – какое слово лишнее?» Она сказала: «Чайка, она же морская птица».
Если человек испытывает трудности с категоризацией, не допер, что общий признак предпочтительней частного, то на фига мне ее педагогический стаж, двадцать пять лет или сто?.. Могла бы сказать «голубь», он толстый.
…Я все равно хотела ее взять, но тут выяснилось, что она хочет выучить английский. То есть пока не знает, но собирается выучить, обучая детей. Как бы вместе с ними.
Вот так и вселяйся в блондинок.
Собеседования происходили в течение недели. Сколько же раз я сказала «Добрый день, я Анна…»? Наверное, 17 раз. И 11 раз: «Добрый день, меня зовут Зинаида Викторовна».
И что же?
Ни-че-го.
«Англичанка» в обычной, неязыковой школе – это диагноз. Язык подзабыла, внутренний мир сложней, чем у остальных училок, одинока со своей беспомощной любовью к Шекспиру, уважением в школе не пользуется (английский считают второстепенным предметом). Часто красится в блондинку.
Я за неделю создала лучший в городе банк данных, в котором были все не подходящие мне учителя Санкт-Петербурга: самозванцы без дипломов, разжалованные за непрофессионализм неудачницы, тетки с экономическим образованием, считающие, что учить детей английскому может каждый, учителя-расстриги, замученные ненавистью к школе и детям (бедные, понимаю их и жалею), а также симпатичные лентяйки, не желающие трудиться в государственном учебном заведении и считающие, что будет здоровски подвизаться в какой-то левой школе у какой-то дуры.
И выпила сто литров американо (в модной кофейне «Старбакс» такие большие чашки, как будто это модная кофейня для слонов).
И еще кое-что, о чем и говорить-то неловко.
Никто, ни один человек, не спросил меня, что же это за методика, позволяющая за месяц научить детей бегло читать по-английски. Хотя у меня был готов ответ: методика очень секретная, потом расскажу, какая именно.
Никто не спросил, что будем читать с детьми – «Гамлета» или волшебные сказки. И будем ли мы работать с логопедическими детьми – а ведь это самое главное! Потому что в школе детей учат одновременно звукам и буквам, и тот, кто плохо произносит звуки (почти все дети), не имеют шансов научиться бегло читать!
Никто не спросил меня ни о чем, кроме «сколько вы платите?»!
И еще кое-что, о чем и говорить-то неловко.
У меня частная английская школа. Из коммерческих соображений хотелось бы, чтобы родителей встречал учитель приятной внешности. А вот с ярко-красными накрашенными губами, перманентом, в перекошенной юбке не хотелось бы…
Образ идеального учителя, отвечающего слегка пониженным требованиям, рисовался так:
– не говорит все время про аборты,
– не повесил на сайте свою фотографию тридцатилетней давности,
– не кролик-зануда,
– согласен учить по моей оригинальной методике,
– все-таки хоть сколько-то работал в школе,
– недолго работал в школе (считается, если учитель проработал в школе больше десяти лет, то жалости, понимания и любви к детям от него не дождешься).
Неужели я слишком многого прошу, Господи?
Мне лично кажется, что я не прошу ничего особенного.
Промежуточный итог найма учителей:
– мыслей, что придется учить детей самой – одна,