Коллектив авторов - Личностный потенциал. Структура и диагностика
1. «Протестные» (N=19)
Респонденты, вошедшие в первый кластер, демонстрирует относительно высокие показатели по шкалам Позитивное одиночество ДОПО и Квазирефлексия ДТР и относительно низкие – по шкале Потребность в близости ДОПО. Остальные показатели близки к средним по выборке.
2. «Саморегулируемые» (N=25)
Респонденты, вошедшие во второй кластер, демонстрируют относительно высокие показатели по шкалам Толерантности к неопределенности, Осмысленности жизни и относительно низкие – по шкалам Самокопания и Квазирефлексии. Остальные показатели близки к средним по выборке.
3. «Зависимые» (N=26)
Респонденты, образовавшие третий кластер, демонстрирует относительно высокие показатели по шкале Потребность в близости и относительно низкие – по шкалам Толерантность к неопределенности, Позитивное одиночество. Остальные показатели близки к средним по выборке.
4. «Дезадаптивные» (N=8)
Респонденты, вошедшие в этот кластер, демонстрируют относительно высокие показатели по шкалам Самокопания, Общего одиночества, Квазирефлексии и относительно низкие по шкалам Личностного динамизма, Толерантности к неопределенности, Осмысленности жизни, Удовлетворенности жизнью. Остальные показатели близки к средним по выборке.
Далее мы проверили взаимосвязь фанатской самоидентификации с выделенными нами кластерами. Хи-квадрат Пирсона дал значимый результат (p=0,014), что позволяет отвергнуть гипотезу о равномерности распределения фанатов и не фанатов по 4 кластерам. Фанаты и не фанаты распределились по кластерам следующим образом (см. табл. 6).Таблица 6
Распределение респондентов по кластерам
Как ясно видно из таблицы 6, респонденты, относящие себя к фанатам, значительно чаще оказываются в кластерах Протестных и Зависимых, а не относящие себя к фанатам – в кластере Саморегулируемых. Это весьма наглядно подтверждает нашу гипотезу о том, что фанатство сопряжено с нарушенной саморегуляцией. Не менее убедительна картина распределения по кластерам респондентов, по-разному ответивших на вопрос о членстве в фанатских объединениях (см. табл. 7). Хи-квадрат Пирсона также значим (p=0,029), что позволяет отвергнуть гипотезу о равномерности этого распределения.
Таблица 7
Распределение членов и не членов фанатских объединений по кластерам
Итак, если первоначальная исследовательская стратегия движения от самоидентификации как фаната или членства в фанатском объединении к личностным характеристикам не привела к успеху, то обратная стратегия – от личностных особенностей к фанатству – оказалась вполне продуктивной. Она позволила выявить психологическую неоднородность молодых людей, склонных к определению себя как фанатов и к членству в фанатских объединениях. Можно выделить два личностных типа или паттерна фанатов, которые можно условно обозначить как индивидуально-ориентированные фанаты и социально-ориентированные фанаты.
Первые из них ценят одиночество, не имеют острой потребности в общении с себе подобными и склонны к отвлеченным мыслям и фантазиям. По-видимому, их привязанность к объекту фанатизма носит интравертированный характер, кумир и те ценности, которые он воплощает, определяют уникальное содержание их внутреннего мира, делая его опорой в противовес внешнему миру. Вторые, напротив, нуждаются в общении, а одиночество вызывает у них дискомфорт. У них также понижена толерантность к неопределенности, что может свидетельствовать об отсутствии опоры внутри себя и высокой тревожности, совладать с которой помогает включенность в социальную систему с четкими иерархиями, правилами, ожиданиями и ритуалами. Это скорее экстраверты, которые усматривают ценность фанатской активности в том, что она позволяет им стать членом группы себе подобных и реализовать свою потребность во внешней социальной регуляции, без которой они ощущают дискомфорт. Выделенные нами типы хорошо согласуются с теоретически описанными П. Конценом типами «исконного» и «индуцированного» фанатизма ( Концен , 2011, с. 48–49).
Оба этих паттерна представляют собой определенные, хоть и разные, нарушения саморегуляции. В первом случае, по-видимому, в какой-то степени нарушена способность полноценного контакта с внешним миром и окружающими людьми, баланс между активностью во внешнем и во внутреннем мире ощутимо сдвинут в сторону последней. Во втором случае нарушены механизмы личностной автономии и самодетерминации, человек нуждается в зависимости и внешнем управлении. Этот тип респондентов близок к выделившемуся в третьем исследовании кластеру 4, отражающему психологическое неблагополучие при ориентации на внешний контроль, хотя большие различия в использованных методиках затрудняют прямое сопоставление этих двух исследований. Характерно, что третий из основных кластеров – саморегулируемые респонденты, в число которых входит лишь несколько фанатов, – представляет собой эталон оптимальной саморегуляции, весьма близкий автономному паттерну развития, выделившемуся в первых двух исследованиях, и первому кластеру из исследования 3. Наиболее неблагоприятную картину являет небольшой кластер Дезадаптивных, в котором фанаты также преобладают.
В некотором смысле фанатство служит средством преодоления одиночества – либо путем компенсаторного ухода во внутренний мир, либо путем нахождения единомышленников в мире внешнем. Интересно, что двухфакторный дисперсионный анализ показал, что показатель общего одиночества предсказывается взаимодействием двух переменных: самоидентификации как фаната и веры в Бога – F(1; 74)=5,14 (p<0,05). Наиболее одинокими себя ощущают неверующие не фанаты, у верующих переживание одиночества ниже, вне зависимости от фанатизма, а у неверующих фанатов оно самое низкое. Таким образом, фанатизм заменяет неверующему человеку одно из преимуществ веры в Бога – преодоление одиночества. Если человек в Бога не верит, то благодаря фанатизму он становится менее одиноким.Общее обсуждение и заключение
Первые три из четырех исследований, представленных в данной главе, посвящены разработке одной и той же проблемы – проблемы вариативности индивидуальных путей развития в переходном периоде от детства к взрослости. Источник этой вариативности мы усматриваем в различии траектории развития базовых механизмов самодетерминации – свободы и ответственности – которые определяют складывающийся в подростковом возрасте индивидуальный паттерн, определяющий дальнейшие пути личностного развития. Личностный потенциал и психологическое благополучие подростков оказываются существенно зависящими от этих базовых паттернов.
Задачи первых трех исследований были схожи, и выборки можно считать не различающимися (московские старшеклассники). Различия между ними в основном связаны с различиями методической базы исследования и времени его проведения. Если первое вряд ли существенно сказалось на результатах, то второе сыграло очень существенную роль. В частности, первые два исследования, разделенные сравнительно небольшим временным промежутком, дали очень схожую картину, которая хорошо соответствовала теоретической концепции самодетерминации, послужившей основой исследования. Напротив, в третьем исследовании, отделенном от первых двух примерно пятнадцатилетним интервалом, обнаружилась иная картина, далекая от наших ожиданий: если в первых исследованиях именно развитие свободы и ответственности (активности и саморегуляции) послужило системообразующим фактором дифференциации выборок на типы, различающиеся своими траекториями личностного развития, то в более позднем исследовании картина заметно упростилась: на первый план выдвинулись характеристики общего благополучия/неблагополучия, адаптации/дезадаптации, которые оказались системообразующими и смазали остальные типологические различия, обусловленные, в частности, механизмами самодетерминации. Похожая картина выявилось и в исследовании 4, хотя в нем ставились иные задачи, и выборка респондентов, а также методический инструментарий заметно отличались от первых трех исследований.
Причины этих отличий мы усматриваем прежде всего в глобальном психологическом неблагополучии подростков, ставшем за эти годы массовым явлением: даже в сравнительно благополучной Москве, по данным третьего исследования, доля подростков с низкой удовлетворенностью жизнью, осмысленностью, свободой и ответственностью (кластеры 2 и 4) превышает 50 %. Проблемы выживания, физического и психологического самосохранения, совладания с неблагоприятными обстоятельствами и часто недружелюбной средой, нахождение своего места в жизни стоят сейчас перед подростками не в пример острее, чем 15–20 лет назад, и оказывают деформирующее влияние на структуру механизмов самодетерминации личности. Характерно, однако, что тип, описанный нами как автономный, саморегуляция, адаптация и психологическое благополучие которого в минимальной степени зависят от внешних условий, – единственный тип, устойчиво воспроизводящийся и сегодня, обнаруживающийся без больших изменений и в третьем, и в четвертом исследовании. Это подростки с большим личностным потенциалом, скорее приспосабливающие окружающие условия к себе, чем себя к ним, уверенные в себе, извлекающие уроки из неудач, психологическое благополучие которых зависит больше от них самих, чем от внешних обстоятельств. Подростки, относящиеся к остальным трем типам, не смогли сохранить структуру саморегуляции в условиях выросшего внешнего давления, в результате чего их сменили другие паттерны, вызывающие гораздо большее беспокойство с точки зрения психологического здоровья и личностного развития. Эти результаты, конечно, нельзя рассматривать как определенные и окончательные, однако они открывают многообещающие перспективы изучения путей развития личности в период перехода от детства к взрослости.
