Андрей Теслинов - Концептуальное проектирование сложных решений
Нельзя не признать существование бесконечного горизонта смыслов-значений, которыми обладает любая «вещь». И чем сложнее «вещь», тем горизонт этот шире. Но то, что должно быть «схвачено» сознанием концептуалиста здесь и сейчас, имеет хотя и разнообразное, но вполне конкретное значение.
В сопоставлении противоречия двух взглядов могут быть представлены так.
Несмотря на все полученные различения, все же будет полезно еще раз обратиться к гуманитарной традиции. Сделаем это с такой исследовательской гипотезой: именно в глубине гуманитарного знания о том, как происходит образование смыслов, и содержится существенное уточнение и их самих, и роли концептов в их порождении. За этой гипотезой Вы можете легко угадать мое сомнение – то, что говорят о смыслах и концептах современники, возрождающие средневековый концептуализм, не вполне отражает созревшую гуманитарную традицию.
Условие смыслорождения в концептуальной практике
Мы говорим о том, КАК происходит схватывание смысла в сложных, неопределенных, размытых предметных областях. Нам нужно разобраться в этом для того, чтобы в ходе принятия каких-то концептуальных решений методично выделять в них существенное, создавать и удерживать ясную линию умопостроений, ведущую к пониманию важных для нас ситуаций....Вот некоторые примеры реальных задач концептуального проектирования решений, в которых для интеллектуального толчка нужно было понять существо дела, то есть схватить смысл: что для нас важно в сценарии развития отрасли, который мы могли бы использовать для разработки стратегии компании? Как способствовать устойчивому развитию государства в новых экономических условиях? Каким должен быть облик договорного пространства в отношениях двух крупных компаний? Чем должна отличаться система управления знаниями в нашей компании? Каким должно быть содержательное «устройство» конкурентоспособной МВА-программы уровня Executive для HR-ов? Что нужно учесть для принятия решения о реструктуризации отрасли? Согласитесь, чтобы начать продвигаться к решениям в этих задачах, стоит понять существо предметных областей, которые за ними стоят! Возможны ли в этих случаях хотя бы какие-то рекомендации?
Если попытаться собрать и выстроить в ряд ключевые идеи о смыслообразовании, которые порождены в недрах философии, филологии, семасиологии, герменевтики и других дисциплин гуманитарного знания, то станет понятным, что и здесь… «все уже было!».
Так, в герменевтике уже состоялась и конструктивно завершилась дискуссия о множественности смыслов, которые можно найти в любом знаке, слове, явлении. Сущностное (не техническое) преодоление этой множественности происходит тогда, когда искатель смысла находит в себе силы остановить поток возможностей, поток возможных взглядов, точек зрения, подходов к явлению, осознав конкретное бытие, а не бытие вообще. Скажем так: понимающее бытие – это бытие «здесь и сейчас». И то, что мы пытаемся увидеть как смысл, то, что выступает для нас как объективное, всегда обусловлено обстоятельствами, по отношению к которым нам непременно необходимо сделать выбор до начала акта понимания или вместе с ним.
Идея понимания как «заключения мира в скобки», которая восходит, наверное, к Декарту, за пять веков уже разнообразно отразилась в умах искателей смыслов. Воспользуюсь здесь образом П. Рикёра – «…до объективности существует горизонт мира; до субъекта теории познания существует действительная жизнь… субъект, который располагает объектами, сам является производным от действительной жизни» [34] . Это означает, что для понимания какого-либо фрагмента действительности необходимо не растворение в потенциальном и потому бесконечном разнообразии обстоятельств, влияющих на наше возможное истолкование его. Здесь необходимо непременно выделение и удержание предмета мышления в ключевых полях, обусловливающих смысл: в поле действительной жизни, в поле актуальной для конкретного мыслителя жизни, в поле собственных задач познания, возможно, в каких-то других полях, задающих миру горизонт.
На это же, то есть на многократное и разнообразное обращение к контексту как к условию возникновения смысла указывали в разные времена Флаций и Шлейермахер [35] . Совершенно определенно это выражает Куайн – смысл схватывается только в рамках системы, теории, но не может быть извлечен из суждения [36] . Уже давно известно, что логика постижения смысла напрямую связана с целью постижения, с целым, которое при этом принимается во внимание (Флаций, Прантль). К смыслу приводит обращение к различным уровням понимания (например, историческому, грамматическому, духовному и др.), которые должны быть вскрыты до начала понимания (Act, Бек). При постижении смыслов необходимо исследовать обстоятельства происхождения слов и взглядов (Шпет). Итак, сознательное, управление границами мира – это первое условие «схватывания» смысла.
Второе связано с опорой на природу понятий. Понятия – это еще один источник опыта и смысла в дополнение к чувственной и идеальной интуициям, о которых мы уже говорили. В понятиях, так или иначе, выражаются наши чувственные и идеальные представления, наши различительные способности, наш наличный уровень интеллектуальной, культурной и духовной зрелости и глупости.
...Скажем, современное содержание понятия такой предметной области, как «управление знаниями», закономерно выросло только в последние годы – оно не появилось бы ни во времена Боэция, ни во времена Шлейермахера или даже Байрона. Только теперь созрели социальные предпосылки для становления этого и многих других понятий в этой странной управленческой отрасли.
Иными словами, концепт – феномен исторический и социальный. Но «социальный» не в том смысле, что родина концептов это непременно дискуссия между homo sapiens – кто ж тут поспорит? А в том смысле, что они (понятия), с одной стороны, обусловлены социальной средой, а с другой стороны, служат ей.
Связь понятий с социальной практикой
Мы передаем их друг другу для использования, с их помощью понимаем и преобразуем реальность. Они есть социальная форма постижения бытия и в первую очередь – социального бытия.
Согласитесь, все это выводит вопрос об образовании смыслов из поля полумистического душевно-интеллектуального пространства дискурса в область понятий, а следовательно, в область логики, языка, слова. Схватывание смысла происходит через его логическое, его понятийное нащупывание.
Вы держите «линию рассуждений»? Пока еще речь не идет об упорядочивании, ограничении и оттачивании смыслов логическими средствами?! Логизация смысла, его логическое оформление – это особенная деятельность, которая лежит, наверное, уже за пределами «схватывания». Пока мы вслед за философами говорим лишь об особенной, понятийной (концептуальной) природе этого «схватывания».
Пожалуй, третье условие смыслообразования – это выполнение мышлением особенной работы с содержанием наших интуиции – с их уяснением, уточнением, отбором… Оказывается, разум может усматривать смысл так же непосредственно, как непосредственно воспринимаются чувственные вещи....Дело в том, что существенные детали данности «усматриваются нами не путем процесса умозаключения, а путем такой же непосредственной интуиции, как и то, что усматривается опытной интуицией» [37] . Развивая вслед за Э. Гуссерлем феноменологическую установку на смыслообразование, Г. Шпет пишет: «Смысл следует брать точно так, как он „имманентно“ лежит в переживании восприятия, суждения, удовольствия и т. д., то есть так, как он нам дается переживанием, если мы обращаемся с чистым вопросом к самому этому переживанию, – „чистым“, то есть в феноменологической установке, по выключении всего реального» [38] . «Метод, при котором мы обращаемся к непосредственному „смотрению“ на вещь, дает нам неоценимое преимущество, состоящее в том, что, имеем ли мы дело с эмпирической интуицией или идеальной, с явлением или с сущностью, – все равно мы обращаемся к „самому делу“, а не стоим перед понятиями, определениями, суждениями, выводами» [39] .
Согласно этому обстоятельству, понятия появляются уже после того, как наш разум как-то нерассуждающе «посмотрел» на мир. Это демонстрирует нам работа художника – сначала как-то нерассуждающе, по правилу «нравится/не нравится» им «схватывается» идея, картина, теория, а уж потом она становится предметом анализа и почти никогда не наоборот. Я не ошибся, употребив здесь термин «теория» – изначально это слово (греч. theoria) означало не столько «исследование», сколько «картину». Прежде чем что-то исследовать, его надо было увидеть…
Однако работа мышления, которая происходит при смыслообразовании, связана не столько с «непосредственным смотрением» на явления, сколько с осознаванием интуиции, с их отбором, с детальным углублением в их содержание, с уяснением связей между теми различениями, которые приносят нам интуиции.
