Генрих Цывинский - Пятьдесят лет в Российском императорском флоте
В октябре Турция скинула маску и открыто приняла участие в войне в союзе с Германией, закрыла Босфор и Дарданеллы, в которых хозяйничали немцы во главе с Гольц-пашей, Россия потеряла все пути морского сообщения со своими западными союзниками, теперь остался только один Архангельск. Все боевые припасы шли к нам через Архангельск. Наш завод «Парвияйнен», связанный с заводом «Greusot», получал оттуда сталь для снарядов. Мне было поручено вести дела транспорта в Управлении военных сообщений. Я имел знакомства и успешно доставал целые маршрутные поезда, как из Архангельска, так равно и из Харькова, откуда получался уголь для всех заводов, работающих на оборону. Таких заводов в одном Петербургском районе несколько сот, поэтому можно себе представить, сколько было конкурентов на вагоны. Наш завод еще имел возможность получать снарядную сталь из Швейцарии потому, что наш директор-распорядитель фин О.О. Брунстрем имел хорошие связи со шведскими металлургическими заводами.
27 октября пришел в Архангельск пароход из Бордо и привез нам несколько тысяч стальных болванок от «Greusot», каждая по 60 пудов весу, и я отправился в Архангельск.
Здесь я хочу обратить внимание, в какое критическое положение попала Россия благодаря закрытию обоих морей и слабому развитию внутренних путей сообщения. Имея фронт длиною в 2000 с лишком верст с 5-миллионной армией, вооруженной скорострельной артиллерией и пулеметами, расходовавшими миллионы снарядов и пуль, нужно было питать его собственными средствами страны, а этих средств было очень мало. Донецким углем до войны снабжались только Черноморский флот и металлургические заводы юга России, а весь Балтийский флот и заводы северного района питались английским углем (а Московский район работал частью на нефти и частью на донецком угле).
Всем было известно, что Германия готовится к войне на оба фронта, о ее плане войны писалось в военных журналах, заграничных и русских. Все державы Европы старались от нее не отстать, Германия выжидала только удобного случая, чтобы начать войну. Одна лишь Россия, по всегдашней беспечности, была и теперь не готова к войне, Исключение из этой общей российской беспечности составлял адмирал Макаров, погибший, к несчастью, в Артуре в 1904 г; у него в рабочем кабинете крупными буквами стоял плакат «Помни войну!», и он всею своею деятельностью держался этого лозунга.
Так было перед всеми последними войнами: японской, турецкой и крымской. И вот теперь, когда наши западные союзники посылали нам в помощь боевые припасы, то все это шло в один только Архангельск, закрытый полгода льдами, а из Архангельска далее, до самой Вологды, шел один только путь — узкоколейная старая дорога (с разбитым подвижным составом), построенная когда-то на свой страх и риск Мамонтовым для подвоза к московскому рынку рыбных продуктов из Белого моря. Драгоценные военные грузы приходилось перегружать в Вологде на ширококолейные пути. Только на второй год войны, когда русской армии пришлось очень круто, тогда догадались строить новую дорогу к незамерзающему Мурману. Постройку вели инженеры Горячковский, Трегубов, Истомин и мой зять В.Н. Дмитриев, вызванные из Сибири, где они строили Средне-Амурскую дорогу. Постройка шла наспех: по снежным пустыням, по тундрам прокладывались рельсы, местами прямо на снег. Из Петербурга путь шел на Петрозаводск, на Кемь и Кандалакшу (у берега Белого моря), затем на Дальний Север к устью реки Колы; там и был Мурман — незамерзающий порт (благодаря Гольфстриму).
В широком устье Северной Двины, на правом берегу, расположен г. Архангельск и порт с пристанями и пакгаузами, куда с пришедших судов выгружаются грузы, а вокзал железной дороги, по какому-то капризу, построен на левом берегу с мелким песчаным пляжем, куда большие суда приставать не могут. И вот грузы приходится с городского берега вторично перегружать на мелкие шаланды и тащить их за три мили к вокзалу, и там бросить их на песчаный берег без пристаней. Движению шаланд мешал ледоход, шедший в то время уже по реке. За ночь река замерзала, и на утро ледоколы ломали лед.
Такое «остроумное» устройство имел единственный для всей России порт. Пароходов прибывало много, шаланд и буксиров было очень мало. Иностранные пароходы, боясь замерзнуть и остаться здесь до весны, наперебой друг у друга перехватывали шаланды; тут суетились агенты транспортных контор, представители военных управлений и бесчисленных заводов, работавших на оборону. На пристанях была толкотня, точно на базаре. Тут суетились даже агенты шоколадных фабрик «Ж. Бормана» и «Конради»; для них прибыл транспорт с какао, и им удалось тоже получить наряд на вагоны. Управление военных сообщений давало наряды на вагоны только заводам, работающим на оборону. Тогда многие частные фабрики, и в том числе даже шоколадные, «Ж. Бормана» и «Конради», открыли у себя небольшие мастерские для обделки снарядов, и это давало им право на получение вагонов.
Вот какую картину я застал в Архангельске, когда прибыл туда получить сталь. У пристани стоял военный транспорт «Бакан» с командиром порта, молодым, энергичным капитаном 1 ранга Ивановским; здесь, в небольшой каюте, была его канцелярия. Только благодаря неутомимой энергии этого дельного офицера при столь бестолковом состоянии порта переотправка грузов шла довольно успешно.
Через 3 недели весь груз французской стали был доставлен на наш завод. Правления заводов «Русско-Балтийского судостроительного общества» и «Барановского» предложили мне взять на себя и у них обязанности «толкача». И с тех пор в течение трех лет войны я путешествовал по России и Финляндии.
Дома я застал жену в глубоком трауре, а дочь Ольга работала добровольною сестрою милосердия в лазарете Института путей сообщения.
В декабре по Петербургу ходили тревожные слухи, что положение русской армии стало критическим: отступление по всему фронту в западной Польше до реки Вислы с отдачей немцам Лодзи с его богатым промышленным районом, а это вынудило к отступлению левого крыла русских войск, успешно наступавших в Западной Галиции и Силезии. Потери в людях были колоссальны, и все эти жертвы пошли насмарку. Русская артиллерия израсходовала весь запас снарядов, а у пехоты не доставало винтовок. Арсеналы были пусты. Ежедневный расход снарядов 45000, а наши заводы могли подавать едва 13000 в день. Дан был заказ Японии и Америке на 1000000 винтовок, но когда это будет? Всем заводам, в том числе и нашим, были выданы авансы на усиление выпуска снарядов до максимума. В Донецком бассейне добыча угля и выделка металла пошла с большим подъемом. Промышленные районы юга России, Петербургский и Московский принялись дружно работать на оборону.
Но при Дворе камарилья Императрицы нашептывала Царю, что пора прекратить войну, чтобы этим путем спасти престол. Царь колебался, но в манифесте провозгласил лозунг: «войну до полной победы и разгрома Германии». Этот же лозунг повторялся теперь всей русской прессой и обществом, но с непритворным патриотизмом. Во главе русского правительства стоял престарелый бюрократ Горемыкин, а военным министром — старый генерал Сухомлинов, прославившийся перед войной скандальной историей отбития чужой жены от живого мужа, не давшего ей развода.
Невесело встретило русское общество новый 1915 год. Армия без снарядов отступала по всему фронту. Великий Князь Николай Николаевич нервничал и требовал снаряжения, а за спиною Царя стояло правительство из недостойных лиц: Распутин, Горемыкин, Протопопов и Сухомлинов. В Государственной Думе, в Совете и во всем русском обществе явно высказывалось недовольство правительством и всей вообще внутренней политикой. Разоблачение измены жандармского полковника Мясоедова, приятеля Сухомлинова, приговоренного судом к повешению, вызвало в русском обществе всеобщее негодование. Жена Мясоедова, приятельница жены Сухомлинова, еще перед войной была подкуплена немцами, и во время разгрома армии Самсонова ее муж передавал сведения о движениях русской армии.
Январь и февраль я занимался в Петербурге на «снарядном» заводе «Русское Общество изготовления снарядов» опытами с приборами для плавучих мин. Это те же шаровые мины, но без якорей. Их предполагалось набрасывать ночью с миноносцев в открытом море на пути следования неприятельской эскадры. Они должны были автоматически держаться на заданной глубине и после 2-3-х часов утонуть, дабы не вредить своим судам. Приборы глубины были очень чувствительны и деликатны, поэтому над ними пришлось изрядно поработать в заводском опытном чане. Несколько тысяч таких мин весною отправили в Черное море.
В марте в Харькове прошел съезд горнопромышленников Юга и России, которому предстояло наладить планомерную отправку вагонов угля с Донецкого бассейна на все заводы (около 400), работающие на оборону. Составлялась таблица ежедневной отправки по 2–3 вагона в день — беспрерывно на каждый завод.
