Галина Мельник - Общение в журналистике: секреты мастерства
В последнее время между журналистом и человеком – источником информации появились посредники, которые дают рекомендации журналистам (пресс-атташе, пресс-секретари, референты, помощники). Вмешательство этих третьих лиц усложняет работу журналиста. Приходится выяснять предпочтение всех сторон, переназначать встречу, делать дополнительные звонки [42].
Официальные лица часто просят передать вопросы заранее. Сверхзадача – убедить читателя в том, что факты получены из первых рук, что они уникальны и эксклюзивны. Есть смысл настаивать на личном интервью. Именно оно помогает уловить нюансы, создать впечатление о человеке. Соглашаться на интервью, переданное по электронной почте или факсу, можно только в крайнем случае.
Вот какую поучительную историю рассказал Анатолий Рубинов на одной из встреч с молодыми журналистами в Национальном институте прессы [43]. Приводим ее почти полностью, поскольку практически каждый журналист, проходя свою школу, получает такой же негативный опыт, общаясь с высокими должностными лицами. Эта история о том, как журналисты «Литературной газеты» одолели хитрый умысел Министерства путей сообщения, которое захотело улучшить свои финансовые показатели под видом прибавления числа скорых поездов, придав этот статус обыкновенным пассажирским поездам. И о том, как журналисты «одолели» чиновника, заставив его выйти на связь.
Редакция намеревалась раскрыть обман. За дело взялся динамичный Вячеслав Басков, который уже тогда слыл самым пробивным журналистом, но при всей его напористости сначала этого ему не удавалось. Чувствуя свою вину, смущенные чиновники уклонялись от разговора, замыкались, под любым предлогом отказывались разговаривать.
Сначала корреспондента это нисколько не удручало – наоборот, появлялся оправданный предлог взбираться вверх по инстанциям. В главке пассажирских перевозок Вячеслава Баскова отослали в главк движения, оттуда – в управление, где составляют расписание. Когда все начальники главков и управлений отказались говорить на тему о скорых поездах, разгоряченный корреспондент, преодолевая сопротивление энергичной секретарши, ворвался к заместителю министра, но тот смиренно заявил, что это «не мой вопрос». После этого авторитетного заявления Вячеслав Басков, пышущий паром, как действующий паровоз, оказался в парадно обставленной приемной самого министра. Здесь состоялся все нарастающий, шумный разговор с тучным помощником министра, втиснувшимся в нарядную, с позолотой форму какого-то высокого железнодорожного звания. В конце концов, призывая разговаривать не так громко, он всем своим пышным генеральским телом кинулся заслонить от вторжения Главную Министерскую Дверь... Но вдруг на дверь нажали изнутри. Помощник сначала не понял, кого он не пускает в приемную, потом сообразил и, улыбаясь, почтительно отступил от двери – в проеме появился крупный мужчина в железнодорожной форме самого высшего разряда. Министр не чинился. Был вежлив. Спокойно выслушал. Глядя в глаза, мгновенно принял мудрое решение: «Пришлите мне, пожалуйста, вопросы». Темпераментный корреспондент сразу смолк – от неожиданности. Он был смущен – он ждал всего, кроме этого уклончивого ответа, и понял, что проиграл. Особенно после того, как министр разъяснил, чего ждет: «Понимаете, пришлите мне письменный план нашей будущей беседы». В редакцию корреспондент вернулся обескураженный. Я же обрадовался! И в тот же день нарочным, под расписку о приеме, послал «план беседы», который пожелал получить сам министр.
В плане было десять пунктов:
ВОПРОС № 1: Какое число пассажирских поездов переведено в разряд скорых, без всякого убыстрения их движения?
ОТВЕТ..............................................
ВОПРОС № 2: Сколько это даст МПС дополнительной выручки без всяких усилий со стороны железной дороги, а от пассажира потребует лишних денег?
ОТВЕТ..............................................
И так далее.
План с пустыми строками для будущих ответов оканчивался авансом из очень любезных слов: «Благодарю Вас за честные и откровенные ответы на трудные вопросы. С уважением, такой-то».
Журналист признавался, что хотел, чтобы министр не ответил. Боялся, что он сведет разговор к отговоркам и пришлет какую-нибудь отписку. Особенно трудно дался второй месяц ожидания: вдруг придет ответ? На 62-й день я сам пошел в МПС. Естественно, в канцелярию. И тогда она работала образцово: через минуту торжествующая работница доказала, что она ведет свои дела с отменной аккуратностью. Бумажки свидетельствовали о полном ажуре: в срок получено, в тот же день отдано под расписку помощнику министра, сам министр немедленно прочел и, не откладывая, тут же распорядился подготовить ответ...
Прямые и косые надписи на формуляре свидетельствовали, что весь первый месяц мои вопросы (и точки!..) передавались под расписку от одного начальнику другому, каждый к «плану беседы» предлагал свой «проект ответов», но министра они, видимо, не удовлетворяли – мое письмо уже истрепалось, потому что перебывало у всех секретарш министерства и всех ответственных чиновников. К началу второго месяца на обросшем «деле», начатом письмом из «Литературной газеты», появилось краткое заключительное распоряжение, сделанное рукой самого министра с его размашистой росписью: «В архив».
Только об этом я и мечтал! Вскоре в газете была напечатана унылая статья «Интервью без ответов», состоящая из десяти вопросов и десяти оставшихся пустыми ответов с одними точками.
Такой прием оказался действенным: унылая статья с точками без слов заставила руководителя Железнодорожной Державы подать «состав» назад – изменить расписание, «понизить в звании» поезда, которым необоснованно присвоили дорогой (для пассажиров, но выгодный для финансов министерства) тариф, и лишить их незаконного наименования «скорый».
Правда, есть и другая точка зрения. Журналисты тратят много времени на разъезды и поиск информации, иногда даже пустячной. Журналистка газеты «Деловой Петербург» сокрушается по этому поводу [44].
Некоторые ньюсмейкеры стесняются выдавать свои секреты по телефону, желая смотреть журналисту в глаза. И бывает очень трудно объяснить, что газета у нас – ежедневная. Бывает, звонишь кому-то, чтобы задать один маленький вопрос, который не требует особых временных затрат, а на другом конце тебе настойчиво предлагают бросить все (да какие у журналиста могут быть дела!) и приехать в офис на другом конце города.
В начале моей работы в ДП был такой случай, который мне очень хорошо запомнился. Погода в Петербурге стояла, как обычно, дрянная: ветер, дождь, снег, легкий минус – в общем, все как нужно, чтобы не спеша прогуляться. Но пока все это было за окном, я сидела в офисе и звонила в какой-то НИИ, чтобы получить информацию, состоящую из одной цифры – не помню точно, какие-то выводы с какой-то конференции.
Через 3 часа дозвона мне прислали кривой факс, в котором нужной информации не обнаружилось. Тетенька из пресс-службы НИИ к вечеру позвонила и сообщила, что, если я хочу эту цифру, я могу приехать в НИИ и забрать бумажку у входа (не входя, собственно). Почему она не могла информацию зачитать – я не знаю. Наверное, не умела. А газета ежедневная, и сдавать сегодня же вечером. То есть – съездить, вернуться и сдать. Я поехала. Погода вышеозначенная. Я какого-то черта в юбке и на каблуках. Проклиная все на свете, добралась-таки до задворок «Чернышевской» (где как раз не ходит ни один троллейбус) и долго звонила в дверь, чтобы меня впустили в холл. И вот, мокрая, злая, голодная и холодная, я получаю от охранника АБСОЛЮТНО тот же факс, что получила пару часов назад в редакции. На такие мелкие кусочки три листа отменной бумаги я еще никогда не рвала.
Или бывает еще веселее. Это когда на том конце провода тебя не слушают. Звоню сегодня в одну московскую компанию. Представляюсь и несколько раз для уверенности в том, что меня поняли, произношу название газеты, делая упор на слове «Петербург» – намеренно, чтобы не торопились бросать трубку, хотя бы из уважения к междугородной связи. Задаю вопрос. Мужчина на другом конце провода задумался, а потом изрек: «Не, ну это не телефонный разговор. Вы подъехать можете?». Пришлось отказать.
Но все-таки чаще всего просят приехать те, кто хочет держать возможную публикацию под тотальным контролем и отчего-то уверены, что, заключив журналиста в свои звуконепроницаемые стены, могут сами вложить в его голову ту информацию, которую нужно транслировать, и наиболее точно. Обиднее всего, что приезжаешь – а разговор на 5 минут, но ты едешь, потому что тебя пригласили, и отказываться вроде как неприлично. Исключение – важная тема, интервью, долгий разговор о тенденциях, желание лично познакомиться. Речь идет о рядовых случаях: один вопрос – один ответ. Итог – два предложения. И если даже ваш телефон прослушивается – какая разница, если комментарий (даже сказанный тет-а-тет) все равно выйдет тиражом в десятки тысяч? Многие скажут: совсем уже с ума сошли – журналиста ноги кормят! Но между тем современные высокие технологии уже дошли до того, что я получаю комментарий с дачного участка ньюсмейкера, где он морковь сажает. Почему бы мне и в других случаях не воспользоваться привычной быстрой телефонной связью или Интернетом?
