Роберт Каплан - Муссон. Индийский океан и будущее американской политики
Китай догоняет США медленно и все же достаточно быстро, чтобы насторожить американцев и дать им понять: ваше владычество – не навеки. В Ираке самодельные бомбы, взрывавшиеся у тротуарных бровок, показали Соединенным Штатам грубую, технически примитивную сторону асимметрии. Китай, разрабатывающий ракетные и космические программы, покажет американцам изощренно-утонченную, технически совершенную сторону асимметрии: он явит искусство сдерживания, умело расставит преграды. В будущем флоту США окажется рискованно высылать ударные авианосные группы куда и когда заблагорассудится, особенно к берегам Азиатского континента. И наконец, само географическое положение Китая, простершегося в центре Азии, – совокупно с его растущим военно-морским флотом и расцветающей экономикой – вынудит США постепенно проститься со своим прежним влиянием в тамошних краях.
Очень важно вкратце пояснить, как может развиваться китайская стратегия на просторах Индийского и Тихого океанов. Прежде чем перейти к этому, следует сказать несколько слов о том, для чего, собственно, Китаю нужны океаны и моря. Что представляют собой сложные экономические и стратегические интересы, присущие Китаю и отдаленно сходные с американскими интересами более чем вековой давности?[72]
С древнейших времен Китай опасался всевозможных сухопутных нашествий. Великую Китайскую стену воздвигли еще в III столетии до н. э., чтобы преградить путь завоевателям-тюркам. В середине XX в. Китай с тревогой ждал советского вторжения: дружба с «великим северным соседом» пошла врозь. При Мао Цзэдуне китайский оборонный бюджет содержал в основном наземные войска – флоту перепадали крохи. С развалом Советского Союза былые тревоги миновали. В последние годы китайские дипломаты не щадят усилий, улаживая давние споры о государственных границах с республиками Средней Азии, а также с иными своими соседями. Сегодня происходит некое «вторжение наоборот»: приезжие китайцы медленно и верно становятся кое-где в Сибири преобладающей народностью. Следовательно, китайская погоня за морским могуществом означает прежде всего, что впервые за долгое время сухопутным рубежам Китая не грозит никто и ниоткуда. Если приморские города-государства и островные нации – большие и малые – стремятся к морской мощи как бы непроизвольно, то для Китая – континентального и вдобавок искони отгораживавшегося от остального мира – это своего рода роскошь: залог будущей великодержавности. Просто-напросто выходя в открытое бескрайнее море, Китай уже подчеркивает свое господство на суше, в самом сердце Азии. Разумеется, Китай не чувствует себя в полной безопасности от соседских происков, как чувствовала себя Америка на закате XIX в., – поскольку Америку можно по праву считать настоящим островным (хотя остров необъятен) государством. И все же на суше Китаю грозят несравненно меньше, чем когда-либо прежде – почти во всей предшествующей китайской истории.
Другой стимул, подгоняющий Китай к морским водам, – невероятный подъем государственной экономики: торговля расцвела в одночасье и вызвала сопутствующий взрыв успешной коммерции на всех китайских побережьях. В 2007-м грузооборот гонконгских гаваней перестал быть величайшим в мире – первенство перешло к Шанхаю. К 2015 г. Китай станет крупнейшим на свете государством-судостроителем, обгонит Японию и Южную Корею. Морское могущество отчасти определяется количеством торговых судов – и самое большее их количество будет у Китая.
Потребность Китая в энергии определяет как внешнюю политику страны, так и политику внутригосударственной безопасности: чтобы продолжать впечатляющий экономический подъем, нужен усиливающийся, непрерывный приток топлива. Да, значение угля, биомассы, атомной энергии и т. д. возрастает, но Китаю необходимо получать все больше нефти и природного газа. После США вторым крупнейшим потребителем нефти выступает Китай. Китайские государственные деятели рассматривают острую нужду в привозных нефтепродуктах как слабое место, по которому вероятный противник способен ударить. (Тем, что источники энергии следует разнообразить, и объясняются тесные отношения Китая со столь отвратительным режимом, как суданский.) Китайское потребление углеводородов за последние 20 лет возросло вдвое – и возрастет еще вдвое против нынешнего в следующие 10–20 лет, – а вот национальная добыча нефти остается на прежнем уровне с 1993 г., когда Китай сделался нетто-импортером нефти. Львиная доля нефти и природного газа – 85 % – поступает через Индийский океан, минуя Малаккский пролив по пути к тихоокеанским гаваням Китая. Среднеазиатских нефтяных поставок по трубопроводам недостаточно; не спасает положения и сжигаемый китайский уголь. С течением времени Китай окажется еще более зависим от аравийской нефти и сжиженного иранского газа. Поэтому жизненно важные пути судоходного сообщения (SLOCS), идущие вокруг южных евразийских побережий, следует охранять. Учитывая, что с древнейших времен Китай выступал великой цивилизаторской державой, и помня о его исторически недавнем прошлом, когда страна пала жертвой западного колониализма, задаешься неизбежным вопросом: с какой, собственно, стати должны китайские руководители навеки препоручать флоту США – самозваному попечителю океанских угодий, обретающихся во всеобщем пользовании, – столь важную для Китая оборонную задачу? Будь вы китайским правителем, пекущимся о том, чтобы сотни миллионов китайцев разбогатели и превратились в буржуа, жадно потребляющих электрическую и другую энергию, вы бы тоже создавали надежный флот, пригодный для охраны ваших торговых судов, пересекающих Индийский и западный Тихий океаны.
Загвоздка в том, что на создание такого флота китайскому руководству понадобится еще много лет. Поэтому сейчас, подмечает аналитик Джеймс Малвенон, китайцы довольны «бесплатным обслуживанием», которое им предоставляют американские военно-морские силы, «работающие на благо общества» [2]. По мере того как собственный китайский флот наращивает свои возможности, бесплатное обслуживание постепенно делается ненужным, и может начаться настоящая эра американо-китайского морского соперничества, особенно если численность американских боевых кораблей сократится и силы обоих флотов более-менее уравняются.
Не упускайте из виду: океанские и морские воды, простирающиеся от Африки до Индонезии, а затем на север, к Корейскому полуострову и Японии, превратятся в единое огромное пространство благодаря строительству новых каналов и сухопутных перемычек, способных умножить количество звеньев, связующих океаны и побережья. Сегодня этими звеньями служат лишь Малаккский, Ломбокский и Зондский проливы (все они лежат в индонезийских водах, а последние два пролива незначительны по сравнению с Малаккским). Иными словами, география приморской Евразии однажды станет целостной и очень крепко сплоченной.
Возможно, земной мир и делается слитным, а все же Малаккский пролив поныне остается концом одной великой океанской цивилизации и началом другой. Сегодня Китай глядит на Индийский океан с точки зрения преимущественно сухопутного государства, ищущего доступа к портам прибрежных индоокеанских стран – Пакистана, Шри-Ланки, Бирмы, – и оттого рискует добрыми отношениями с Индией. У Китая имеется и свое длинное побережье – на западном Тихом океане; оттого Китай рискует добрыми отношениями с Соединенными Штатами.
Заглянем за кромку Индийского океана, в западный Тихий. Здесь у китайского флота забот хватает: здесь находится то, что китайские стратеги зовут «Первой островной цепью». Вытянувшаяся от севера к югу, она включает в себя Японию, острова Рюкю, Корейский полуостров, Тайвань, Филиппины, Индонезию и Австралию [3]. За вычетом Австралии, все перечисленные земли надо рассматривать как пороховые бочки. Нужно принимать в расчет и вероятный развал Северной Кореи, и войну между обеими Кореями; не следует исключать и возможного конфликта с Америкой по тайваньскому поводу; надо помнить о пиратах и террористах, способных препятствовать доступу торговых китайских судов к Малаккскому и другим индонезийским проливам. Еще актуальны территориальные споры насчет океанского ложа в Восточно– и Южно-Китайском морях, поскольку там, возможно, имеются залежи нефти. Китай и Япония выражают взаимные претензии из-за прав на острова Сэнкаку (Дяо Юй-дао), лежащие в Восточно-Китайском море. С Филиппинами и Вьетнамом идут дебаты из-за островов Спратли, расположенных в Южно-Китайском море, – речь идет обо всех островах или хотя бы нескольких из них. В случае с островами Сэнкаку полемика отчасти полезна пекинским политикам: можно по мере надобности подогревать и раздувать китайский национализм; а вот пекинские морские стратеги смотрят на этот вопрос весьма угрюмо. Глядя с китайского тихоокеанского побережья на «Первую островную цепь», они видят, как заметили профессора Военно-морского колледжа Джеймс Холмс и Тоси Йосихара, нечто «обратное Великой Китайской стене»: умело выстроенные укрепления американских союзников, чьи сторожевые башни высятся в Японии, на островах Рюкю, в Южной Корее, на Тайване, Филиппинах и в Австралии. Все они в состоянии заградить Китаю доступ к мировому океану. Китайские стратеги изучают карту и ощетиниваются при мысли, что флот их загнан в угол.
