Юрий Воищев - Потрясающие открытия Лёшки Скворешникова. Тайна Петровской кузни
Я с независимым видом прошел мимо.
— Лешк, поди сюда, — позвал меня Ленька.
— Ну, чего?
— Ну поди, — на этот раз позвал Петька.
— Ну, чего? — угрюмо повторил я.
— Ну, не укусим, — снова позвал Ленька.
Я подошел.
— Это правда, что Мишка уезжает? — спросил Ленька. — Говорит, отца в Москву на год переводят. Он там будет свою научную работу заканчивать!
— Н-ну? — растерялся я, а потом нарочито равнодушно спросил: — В Москву?
— Ага! — оживился Петька. — Вот повезло. Он говорит, там одних кинотеатров больше сотни. — И со вздохом добавил: — А вот моего отца никуда не переводят.
Я ничего не сказал, повернулся и ушел. Постоял немного у ворот. Гудели машины. Звенели трамваи. Я постоял еще немного и вернулся домой.
Поздно вечером, когда все уснули, я прошлепал к Танькиной кровати и разбудил ее.
— Знаешь, Мишка в Москву уезжает!
— Вот счастливый, — зевнула Танька. — Ну, и что?
— Что-что! — огрызнулся я. — Ничего. Спи!
Всю ночь я ворочался. Мне снился Мишка. Сосулька. Откуда-то наплывали злые лица «мелких хулиганов». Они страшными голосами все спрашивали и спрашивали:
«А правда, он едет в Москву? А правда, он едет в Москву?»
Весь следующий день я ходил словно в воду опущенный. И на уроках высидел — ну, не знаю как! И все поглядывал на Мишку. А он делал вид, что не замечает меня!
Домой мы возвращались вместе. Только как вместе? Мишка шел впереди на несколько шагов. Я догнал его и тихо спросил:
— Уезжаешь, значит?
— Уезжаю... Сегодня, в девять...
Шли и молчали.
Пришли во двор. Сели на бревна.
— Ты приедешь ко мне на летние каникулы? — неуверенно спросил Мишка.
— Конечно, — уныло сказал я.
Молчали.
— Я тебе письма писать буду, — снова сказал Мишка.
— Я тоже.
Мы снова замолчали и долго сидели, не глядя друг на друга. И вдруг я почувствовал, что еще секунда — и я зареву, как обыкновенная девчонка.
— Ну, чего расселся! — сказал я грубо. — Давай, катись в свою Москву! И вообще... Ты — сам по себе, а я — сам по себе! И без тебя проживу! И не думай — про тебя и не вспомню!
Мишка ошалело смотрел на меня.
— Ты что, Лешка? — робко спросил он.
— Ничего, ничего, ничего! — заорал я. — Не твоего ума дело. Сказано — катись отсюда!
Мишка растерянно смотрел на меня. Потом поднялся и медленно пошел к дому. Он шел и оглядывался — думал, я его позову. А я не позвал. Уж очень мне было обидно, что Мишка уезжает. И он ушел.
И в тот момент, когда за Мишкой захлопнулась дверь, я заревел.
Заревел, как самый последний плакса. И ничего не мог с собой поделать.
К вечеру подморозило. Я старался не смотреть на большие комнатные часы. И все равно я знал, сколько времени осталось до отхода Мишкиного поезда.
А осталось совсем мало. Пятьдесят минут! Если сейчас выйти из дому и поторопиться, то как раз успеешь попасть на вокзал.
«Никуда я не пойду! Пусть уезжает!»
Сорок минут! Еще не поздно. Успею.
«Ни за что не пойду».
Тридцать пять минут!
Я вылетел из подъезда. Скорее! Скорее!
Я лезу по пожарной лестнице. Я лезу за драгоценной сосулькой.
Лестница — скользкая. Ой, сорвусь!
Вот она — сосулька!
Отламываю, крепко обвязываю ее тонкой рыболовной жилкой и медленно, бережно спускаю вниз.
Сосулька мягко легла в снег.
И я начал слезать вниз. Скорей! Скорей!
Бегу на вокзал. Люди оборачиваются на меня. Что это за странный мальчик с огромной сосулькой?
Вот рекламный щит. Срываю плакат, на котором нарисованы бородатые львы. «Группа дрессированных хищников» — написано на нем. Обертываю им на ходу сосульку и бегу дальше.
Вокзал. Перрон. Стрелой мчусь вдоль вагонов.
Никого!
И тогда я кричу:
— Мишка!
— Здесь я! — раздается радостный возглас над моей головой.
В окне вагона — Мишка. Он исчезает — и вот уже стоит на перроне.
— На, — задыхаясь, говорю я ему и протягиваю огромный пакет, из которого торчит блестящий рог сосульки.
Мишка берет, и мы молча стоим.
В окне появляется Мишкина мать:
— Скорей садись! Через минуту едем! — А потом мне: — Здравствуй, Леша.
— До свидания, — грустно говорю я.
— Ой, до свидания, — смеется она.
Я провожаю Мишку до входа в вагон. Мишка садится, поезд медленно трогается.
Сначала я иду медленно, потом быстрее, а затем бегу, бегу.
А Мишка кричит:
— Я тебе напишу. А сосульку над своим окном повешу. Обязательно повешу! Привяжу и повешу...
Поезд ушел. А я все стоял и смотрел ему вслед, смотрел на красный фонарик последнего вагона.
Морозило. Маленькие лужицы затянуло льдом. Мимо дважды прошел усатый милиционер.
А я все стоял и смотрел, смотрел...
КАЖДОГО МАЛЬЧИШКУ И ДЕВЧОНКУ ЖДЕТ В ЖИЗНИ БЕСКОНЕЧНОЕ МНОЖЕСТВО УДИВИТЕЛЬНЫХ ОТКРЫТИЙ. ОНИ БЫВАЮТ БОЛЬШИЕ И МАЛЕНЬКИЕ, ИНТЕРЕСНЫЕ И НЕЛЕПЫЕ, НО ОНИ ВСЕГДА — ПОТРЯСАЮЩИЕ, ЕСЛИ ТЫ ИХ СДЕЛАЛ САМ.
Тайна Петровской кузни
...А то еще Петрова кузня У нас в Воронеже была.
Ручник позванивал, и с тяжким гуденьем молот подлетал и снова рушился с оттяжкой, и жаркий плющился металл. Сказал кузнец, когда, рассеясь, остывший пар на стены лег:
— Ковал на славу, Алексеич, отменный будет якорек.
Вл. Гордейчев.ЧАСТЬ I. СКИФСКИЙ КУРГАН
Глава первая
УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ПУСТЫНЕ САХАРЕ
Верблюд поднял голову и лениво обвел взглядом окрестность. Он посмотрел налево, он посмотрел направо, он посмотрел вперед. Везде была пустыня.
Далеко-далеко на горизонте врезались в небо черные кубы пирамид.
Верблюд оглянулся.
Обнаженный по пояс человек жадно пил из фляжки.
Верблюд облизал пересохшие губы. Даже ему было жарко.
Песок, песок, песок... Он сыплется из-под лопат, хрустит на зубах и сверкает под солнцем миллиардами мельчайших кристалликов.
Уже двенадцатый год археологическая экспедиция под руководством действительного члена Люксембургской Академии Наук профессора Хуперта Дю Оза ищет бритвенный прибор фараона Рамзеса Первого. Еще мальчиком профессор, читая в подлиннике древнеегипетские летописи, совершенно случайно наткнулся на описание этого знаменитого прибора, как-то: помазок, две чашечки из берцовой кости единорога — одна для горячей воды, другая для холодной, — бритва-нож из бронзы, секрет изготовления которой ныне утерян, плюс золотой поднос весом в сорок два фунта.
«Как же так! — воскликнул профессор, тогда еще мальчик. — Всем известно, что мумия фараона имеет окладистую ассирийскую бороду. И, как установили эксперты, бритва никогда не касалась этой изумительной бороды». В ту же секунду будущий профессор поклялся посвятить свою жизнь археологии, за что его и выпороли родители, которые еще до его рождения наметили ему карьеру банкира и дипломата. Но мальчик не испугался и стал профессором археологии. И вот он уже двенадцатый год безвыездно сидит в пустыне и разыскивает бритвенный прибор Рамзеса Первого, а попутно и древний город, который много тысяч лет назад был погребен под песками. И уже получены результаты, ошеломившие весь научный мир. Найдены:
1. Два волоска из помазка фараона.
2. Осколок чашки для холодной воды.
Корреспондент агентства ТАНЮГ задал два вопроса: «Как вы расцениваете результаты ваших поисков? Не помешает ли слава вашей дальнейшей работе?»
На первый вопрос профессор скромно ответил: «Грандиозные». На второй: «Можете не волноваться, я не успокоюсь до тех пор, пока не найду поднос».
Но не всех потряс профессор Хуперт Дю Оза. Агентство ЮПИ с возмущением спрашивало: «И это вы называете успехом?! За двенадцать лет работы вынуто всего триста тысяч кубометров песка!»
Однако правительство Египта благожелательно отнеслось к достигнутым результатам. Именно на этом месте было решено воздвигнуть Асуанскую плотину. Но профессор не упал духом и перекочевал на другой конец пустыни.
Диктор объявил:
— Вы смотрели новую французскую кинокомедию «Хуперт в пустыне».
Лешка Скворешников с глубоким сожалением выключил телевизор.
— Ну? — спросил он у Мишки, который сидел в кресле и задумчиво смотрел на погасший экран.
Мишка помолчал немного, словно не понимая, о чем его спрашивают, а потом тихо сказал:
— Жаль, что нигде поблизости нет пустыни!
— А зачем она тебе? — удивился Лешка.
— Как зачем? Если бы здесь была пустыня, мы бы с тобой тоже раскопками занялись...
— Это верно, — задумчиво произнес Лешка. — Только пустыни здесь нет...
— Вот я и говорю, что жаль...
