Пьер Руссо - Землетрясения
Расщелины становятся длинней, проходят посреди шоссе, раскалывают жилища. Вывороченные рельсы трамвайных путей взвились вверх, а опрокинутые вагоны валяются на земле. По другую сторону от Маркет-стрит, к северу от нее, видно, как корпуса крупных торговых фирм, построенные на стальных каркасах и окруженные теперь морем битого стекла, покачиваются подобно деревьям в бурю, то сгибаясь, то выпрямляясь.
И вот тут-то начинается второй акт трагедии. Керосинки и железные печурки опрокинуты и разбиты. Воспламенившееся топливо разлилось. Между тем 90 процентов домов, населенных рабочими Сан-Франциско, деревянные, особенно на южном конце Маркет-стрит. Через несколько минут после землетрясения возникает около 15 очагов пожара; огонь трещит над обломками. Испуганная толпа мечется из стороны в сторону. Вдруг раздается ужасный взрыв, и облако розового дыма медленно поднимается над южной частью города: взорвался газовый завод.
А пожарные? Что же делают пожарные?
Они здесь, они мчатся во весь опор по улицам и приводят в готовность свои машины.
Беда! Воды нет! Подземные толчки вывели из строя водопровод, газопровод, телефонные и электрические кабели. Даже магистральный трубопровод, по которому поступает вода в город, разрушен чудовищным разломом, знаменитым разломом Сан-Андреас, о котором мы еще будем говорить ниже. А сейчас шланги пожарных пусты и огонь разгорается с ужасающей скоростью.
В этот момент глухой гул сотрясает землю. Но это не новый подземный толчок: прибыла артиллерия из военного городка Президио. Артиллерийская часть галопом спускается по Монтгомерри-стрит. Раз воды нет, с огнем приходится бороться при помощи динамита. И вскоре действительно раздаются глухие взрывы вдоль всей линии огня.
Напрасные старания! Пламя продолжает ползти по побережью и угрожает уже развалинам Маркет-стрит! Надо оградить от огня хотя бы Палас-Отель! С помощью добровольцев пожарные пытаются использовать большой резервуар с питьевой водой, который Ролстон построил для Палас-Отеля. Резервуар этот вмещает около 2900 тысяч литров воды! Вся толпа, как один человек, кричит: «Дело идет на лад!» И действительно, брандспойты выбрасывают потоки воды. Но в ту же минуту языки пламени и клубы дыма вырываются из окон огромного здания. Это уже не пожар, это — ад. Среди гула всепожирающего пламени, отель превратился в огромный костер, перед которым люди беспомощно отступают.
Впрочем, огонь побеждает повсюду. Напрасно итальянцы из Норд-Бича вешают перед своими домами ковры, на которые выливают тысячи бочонков вина, пламя поглощает все: и Маркет-стрит, и Норд-Бич, и Китайский городок. Населению остается только одно спасение: бежать все дальше и дальше на южные холмы или же на запад к парку Золотые Ворота.
Из садов Ноб-Хилла безмолвная толпа наблюдает, как огонь охватывает своими щупальцами целый квартал или какое-нибудь величественное здание. Слабые, едва заметные язычки пламени становятся все ярче и сильнее, пока наконец с непреодолимой силой не обвивают весь ансамбль и не поглощают его.
Хотя в районе Маркет-стрит ущерб, нанесенный самим землетрясением, был значительнее, чем в других местах, самый большой урон, по единодушному мнению всех специалистов, был нанесен пожаром. Расходясь в определении суммы убытков, такие специалисты, как Вуд, Фримен, Энгль, считают, что урон, нанесенный самим землетрясением, составляет около 20 процентов общей суммы ущерба.
Какие же разрушения причинило само землетрясение? Внушительные, извивающиеся поперек улиц трещины, куда проваливались экипажи вместе с лошадьми, вызывали обвалы строений. Церкви лишились своих колоколен, от которых остался только металлический остов; дома либо растрескались, либо полностью развалились, у некоторых зданий осел фундамент, и они, потеряв равновесие, покосились и опираются на стенку соседнего дома. В одних местах не осевшие колонны как бы переместились, повернулись на своем цоколе; в других — совершенно невредимые своды опираются только одним концом на поддерживающие их столбы.
Герой среди разгрома
Люди, пострадавшие от землетрясения, те, кто укрылся на холмах, и те, кто бродил в поискам убежища, стали свидетелями совместного разгула подземных сил и пламени. Трагизм этого зрелища подчеркивался тем, что вместо обычного утреннего тумана в этот день на безоблачном небе сверкало яркое солнце. Казалось, природа не только оставалась совершенно равнодушной к страданиям людей, но даже смеялась над ними, выставляя напоказ всю свою прелесть. «Пучок фиалок, покрытый платком, служил подушкой девочке, дрожавшей от лихорадки. Гелиотропы, красная гвоздика, розы всех сортов, вербена, герань и прославленные калифорнийские маки, казалось, соперничали друг с другом, желая отвлечь внимание людей от этого зрелища отчаяния, мук и бедствий»[13].
Безысходное отчаяние, которое никто даже не пытался смягчить сочувствием или помощью, ибо вне самого города никто о нем ничего не знал. Ведь телефонные и телеграфные кабели один за другим выходили из строя, а все чиновники разбежались. Как же мог весь остальной мир узнать о разыгравшейся катастрофе?
И все же, прежде чем связь окончательно прервалась, нашелся один телеграфист, решивший пожертвовать собой. Имя этого героя, оставшегося на своем посту, когда все остальные удирали, осталось неизвестным. Но не трудно представить себе, что пережил этот добровольный пленник, заточенный в обрушивающемся здании, пожираемом пламенем. Он проявил не меньшее мужество, чем другой герой, юный радист Филипс, который шесть лет спустя пошлет последние сигналы «SOS» с «Титаника».
Итак, в 5 часов 50 минут утра телеграфист из Сан-Франциско послал в Нью-Йорк следующую телеграмму:
«Землетрясение в 5 часов 13 минут утра сего дня разрушает многие здания и наши конторы. Из разрушенных домов выносят трупы. Пожары по всему городу. Пет воды. Мы выбились из сил. Поскольку незначительные толчки повторяются с интервалом в несколько минут, я вынужден покинуть контору и попытаться спастись».
Когда в Нью-Йорке телеграфист расшифровал текст, он бросился к своему аппарату и неистово заработал на нем: что это, шутка? Или его коллега из Фриско сошел с ума? Прибежавший на тревогу «шеф» бросился к аппарату и запросил объяснения. После непродолжительного молчания телеграфист из Сан-Франциско вернулся на свой пост и сообщил:
«Продолжают выгружать мертвых. Повсюду пожары, но бороться с ними некому. Наша крыша провалилась, но здание еще держится».
Всю первую половину дня одинокий телеграфист продолжал выстукивать свои сообщения. Он все еще оставался на посту: «Огонь охватывает Маркет-Стрит. Только небольшая груда обломков защищает телеграф от пожара. Все до Палас-Отеля — сплошной костер. Скоро загорится Гранд-Отель и Палас-Отель. Калифорния-стрит вся в огне. К востоку от Монтгомерри-стрит и к северу от Маркет-стрит все теперь горит».
И вот последнее сообщение: «Я все еще в конторе, но сейчас начнут взрывать здание динамитом и мне нужно уходить».
Так мир узнал ужасную весть. Немедленно было сделано все, чтобы организовать помощь. Поезда и суда, груженные продовольствием, одеждой, одеялами и медикаментами, были спешно посланы в Сан-Франциско.
Палаточный город
Сан-Франциско к вечеру 18 апреля превратился в море огня. Жители Китайского городка покинули свои жилища и, уложив жалкий скарб в бамбуковые корзинки, присоединились к огромной толпе, оставшейся без крова.
Спустилась ночь, освещенная кровавым заревом. Никто не смог вернуться домой; 200 тысяч пострадавших бродили, как роботы, по садам и паркам. С моря начал дуть холодный сырой ветер. К полуночи в довершение всех бед на обездоленных людей обрушился ледяной дождь, который довел до предела их муки, но нисколько не ослабил пожара:.
Но вот бесконечная ночь уступила место дивной заре. Солнце поднялось из-за облаков дыма и густого тумана пепла, пронизанного снопами искр. Люди уже начали единоборство с жестокой судьбой. Прежде всего надо было навести порядок и положить конец панике, найдя замену официальным властям, проявившим недопустимую слабость и растерянность. Нельзя было допустить полного хаоса. И вот 18 апреля с раннего утра в городе объявили чрезвычайное положение; федеральные войска, государственная милиция и местная полиция получили строжайший приказ о немедленном пресечении грабежей. Запрещалось передвигаться с наступлением темноты без специального — пропуска. Особый запрет наложили на посещение покинутых жилищ. Мэр Сан-Франциско Шмиц создал комитет из 50 граждан, который взял в свои руки управление городом, снабжение продовольствием и розыск раненых и погибших. Поезда и трамваи вышли из строя, поэтому пришлось реквизировать частные машины и отдать их в распоряжение Красного Креста.
