Мария Котова - В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец»
48. — Когда наскучат ей лукавые новеллы, и надоест лежать в плетеных гамаках, она уходит в порт смотреть, как каравеллы из дальних стран плывут на темных парусах, — читал птицелов с упоением свою знаменитую «Креолку», — от палуб кораблей так смутно тянет дегтем… И прочее. — Неточно цитируется ст-ние Э. Багрицкого «Креолка» 1915 г. (в котором, отметим, появляется «смеющийся мулат»; эти строки К. намеренно (?) не цитирует. В одной из последующих сцен «АМВ» поэзия Багрицкого будет сопоставлена с поэзией Б. Пастернака — «мулата»).
49. Видимо, все это он позаимствовал из пиратских романов Стивенсона, которые, читал на уроках, пряча под парту журнал «Мир приключений». — Ср. в рассказе К. «Бездельник Эдуард» об излюбленном времяпрепровождении Э. Багрицкого: «…он совершенно не вставал с постели, с утра до ночи читал романы Стивенсона, отрываясь от чтения лишь для еды» (БЭ. С. 17).
50. Он ютился вместе со всеми своими книгами приключений, а также толстым томом «Жизни животных» Брема — его любимой книги. — «Крепче Майн-Рида любил я Брэма! // Руки мои дрожали от страсти, // Когда наугад раскрывал я книгу… // И на меня со страниц летели // Птицы, подобные странным буквам, // Саблям и трубам, шарам и ромбам» (Из поэмы Э. Багрицкого «Февраль», 1933–1934).
51. Он ютился <…> на антресолях двухкомнатной квартирки (окнами на унылый, темный двор) с традиционной бархатной скатертью на столе, двумя серебряными подсвечниками и неистребимым запахом фаршированной щуки. — Ср. в записях Ю. Олеши: «…мне вспомнилась его затхлая еврейская квартира в Одессе, с большими и неуютными предметами мебели, с клеенкой на обеденном столе и окнами, выходящими в невеселый двор <…> Багрицкий болел бронхиальной астмой, унаследованной им от отца, разорившегося, а может быть, не успевшего разбогатеть торгового маклера, которого я видел только один раз, выходящим из дверей с керосиновой лампой в руках» (Олеша 2001. С.170). Ср., однако, в записях Г. И. Полякова об имущественном положении отца поэта, Годеля Дзюбина (втор. половина 1860-х-1919?): «Семья была средней зажиточности, с достатком, имелась домашняя работница» (Спивак. С. 91). Ср. также в мемуарах Б. В. Бобовича: «Жили Дзюбины на Ремесленной улице в маленькой двухкомнатной квартире, уютной, хорошо прибранной» (Бобович Б. Эдуард Багрицкий. К 75-летию со дня рождения // Книжное обозрение. 1970. № 44. С. 10).
52. Его стихи казались мне недосягаемо прекрасными, а сам он гением. — Там, где выступ холодный и серый водопадом свергается вниз, я кричу у безмолвной пещеры: Дионис! Дионис! Дионис! — декламировал он на бис свое коронное стихотворение… — Здесь и далее неточно цитируются строки из ст-ния Э. Багрицкого «Дионис» (1915).
53. Даже небольшой шрам на его мускулисто напряженной щеке — след детского пореза осколком оконного стекла — воспринимался как зарубцевавшаяся рана от удара пиратской шпаги. — Ср. в цитировавшихся выше в комментарии воспоминаниях З. Шишовой, а также в мемуарах Б. Б. Скуратова: «Он сидел на широкой кровати с черной повязкой на долго не заживающей ране на щеке (последствия флюса)» (Скуратов Б. Б. // О Багрицком 1973. С. 49).
54. Прошло более полувека <…> Угон самолетов уже стал делом обыкновенным. — В частности, 11 апреля 1974 г., то есть — в том же году, когда К. путешествовал по Европе, террористическая организация Народный фронт освобождения Палестины захватила самолет с заложниками в городе Аль-Хаис (Саудовская Аравия).
55. …я вспомнил давнее-предавнее время и наше путешествие с папой и маленьким моим братом, братиком — Евгением Петровичем Катаевым (псевд. Петров, 1903–1942), о взаимоотношениях которого с К. жена автора «АМВ», Эстер Катаева, вспоминала: «Когда Валя откуда-нибудь приезжал, первое, что он делал, это звонил Женьке» (МК). Выразительную деталь давнего итальянского путешествия семьи Катаевых в Италию, касающуюся будущего Евгения Петрова, находим в романе К. «Разбитая жизнь, или волшебный рог Оберона», где рассказывается, что «в Милане возле знаменитого собора его сбил велосипедист, и он чуть не попал под машину» (Катаев В. П. Собр. соч.: в 10-ти тт. Т. 8. М., 1985. С. 82–83).
56. <Гомер> даже эмпиричен, как и подобает подлинному мовисту: что увидел, то и нарисовал, не стараясь вылизать свою картину. «Бессонница, Гомер, тугие паруса. Я список кораблей прочел до половины…» Оказывается, простой список кораблей — это не статистика, а поэзия. — Неточно цитируется одноименное ст-ние О. Мандельштама 1915 г.
57. …он, изнемогая от приступов астматического кашля, в рубашке и кальсонах, скрестив по-турецки ноги, сидел на засаленной перине и, наклонив лохматую нечесаную голову, запоем читал Стивенсона, Эдгара По или любимый им рассказ Лескова «Шер-Амур», не говоря уж о Бодлере, Верлене, Артюре Рембо, Леконте де Лиле, Эредиа, и всех наших символистов, а потом акмеистов и футуристов. — Имена из этого списка кочуют из мемуаров в мемуары об Э. Багрицком. Исключение: свидетельство К. о том, что поэт любил рассказ Н. С. Лескова «Шерамур (Чрева-ради юродивый)» (1879).
58. Он первый из нас, левантинцев, ушел в ту страну, откуда нет возврата, нет возврата… — Левантинцев — то есть потомков европейцев, смешавшихся с сирийскими и ливанскими арабами. В данном случае К. шутливо называет левантинцами одесситов. Ср. в статье В. Б. Шкловского «Юго-Запад» (1933) об Одессе: «Город, когда-то бывший городом анекдотов, город русских левантинцев <…> Одесские левантинцы — люди культуры Средиземного моря — были, конечно, западниками» (Шкловский. С. 471, 472). Ср. также у К. Г. Паустовского: «У нас в Советском Союзе есть свои „левантийцы“. Это „черноморцы“ — <…> люди <…> жизнерадостные, насмешливые, смелые и влюбленные без памяти в свое Черное море» (Паустовский К. Г. Золотая роза // Паустовский К. Г. Повести. М., 1980. С. 647–648).
59. Раз уж я заговорил о птицелове, то не могу не вспомнить тот день, когда я познакомил его с королевичем. — Сергеем Александровичем Есениным (1895–1925). Достоверность некоторых страниц «АМВ», посвященных взаимоотношениям К. с этим поэтом, весьма сомнительна. Создается впечатление, что их шапочное знакомство под пером мемуариста сознательно преображено в закадычную дружбу. Ср., например, с не подтвердившимся (в чем будет иметь возможность убедиться читатель этого комментария) предположением Е. А. Евтушенко: «Может быть, <…> история его <К. — Коммент.> драки с Есениным, когда они катились по лестнице из квартиры Асеева, <…> есть плод безудержно щедрой фантазии?» (Литературная газета. 1997. 12 февраля. С. 13).
60. Кажется, они — птицелов и королевич — понравились друг другу. — О восприятии С. Есениным поэзии Э. Багрицкого см. в мемуарах В. Б. Шкловского: «Это было на углу Тверской и Леонтьевского переулка. Сюда нас привел с улицы Есенин. Есенин был с молодым, похожим на него, белокурым человеком <Багрицким. — Коммент.>. Тот был повыше Есенина и с таким же, как будто уже налитым водою, бледным лицом. Багрицкий читал „Стихи о соловье и поэте“ <…> Есенин не слушал, не принимал» (Шкловский В. Б. // О Багрицком 1936. С. 295).
61. Разговорившись, мы подошли к памятнику Пушкину и уселись на бронзовые цепи, низко окружавшие памятник, который в то время еще стоял на своем законном месте, в голове Тверского бульвара, лицом к необыкновенно изящному Страстному монастырю нежно-сиреневого цвета, который удивительно подходил к его маленьким золотым луковкам. — Памятник А. С. Пушкину был открыт в начале Тверского бульвара в 1880 г. (скульптор А. Опекушин, архитектор И. Богомолов). На том месте, где сейчас находится Пушкинская площадь, в 1646 г. была построена церковь Страстной Богоматери (в церкви находилась икона Богородицы, где были изображены также орудия, которыми мучили Христа). В 1654 г. был основан Страстной монастырь. В 1937 г. он был снесен, а площадь переименована из Страстной в Пушкинскую в связи со 100-летием со дня гибели поэта. В 1950 г. здесь было закончено устройство сквера, и на площади был установлен перенесенный с Тверского бульвара памятник Пушкину.
62. Недаром же Командор написал, обращаясь к Александру Сергеевичу: «На Тверском бульваре очень к вам привыкли». — Из ст-ния В. Маяковского «Юбилейное» (1924).
63. Желая поднять птицелова в глазах знаменитого королевича, я сказал, что птицелов настолько владеет стихотворной техникой, что может, не отрывая карандаша от бумаги, написать настоящий классический сонет на любую заданную тему <…>
