Алексей Маслов - Воля за пределами воли
Сами носители китайской культуры явственно ощущали то, что за внешними формами, словами и поступками передается нечто вполне конкретное.
Несложно понять, что передается сама истина, знание о доподлинном, изначальном лике человека и всего мира.
Поэтому и система обучения в традиционных китайских школах называлась чжэньчуань - "истинной традицией", "истинной передачей" или "передачей истины". Оказалось, что ушу в стократ выше, чем простое умение вести бой, так как способно к тому же "передавать истину". Более того, оно может выглядеть совсем не по боевому, как, например, плавные, мягкие движения тайцзицюань, но при этом способствует восприятию каких-то духовных потоков занимающимися.
Духовный поток, берущий свою силу от древних мудрецов, был для последователей ушу не каким-то умозрительно-отвлеченным построением, но вполне реальной вещью. Истина и есть само Дао, поэтому "истинная традиция" могла именоваться "преемствованием Дао" или "преемствованием духа", "всепроницаемостью духа". Посредством определенных медитативных упражнений и - самое главное - общения с носителем "истинной передачи" человек приобщался к этому потоку духа древних мудрецовмастеров, становился един с ними и входил, как говорили даосы, в "духовное соприкосновение" (щэньхуэй) с ними.
Человек становился вечен. Он каждый раз возвращается вместе с возвращением "истинной традиции" в каждом последующем ученике.
"Истинная традиция" - понятие емкое и словами практически не объяснимое, но именно ради получения чжэньчуань ученики годами, а иногда и десятилетиями разыскивали "истинных учителей". Важно понять, что чжэньчуань заключается не в каком-то определенном наборе техники или следовании методике, но исключительно в духовном, интимном приобщении к достаточно узкому кругу людей.
У учителя ушу может быть не один десяток учеников, но лишь один-два из них сумеют преемствовать эту "традицию истины", остальные же вырастут либо блестящими бойцами, либо хорошими инструкторами, но глубины боевого искусства им будут недоступны.
Как мы уже говорили, это вопрос личных свойств, искренности и открытости человека, прежде всего - чистоты сердца в уважении к учителю и школе.
Искренность ученика и готовность учителя передать все - вообще основа слияния их сознания в единый организм.
Легендарный патриарх даосизма Лаоцзы учил: "К тем, кто добр, я иду с добром. К тем, кто зол, я также иду с добром - и так воспитываю добро.
Искренним я верю. Не искренним я верю тоже - и так достигаю искренности".
Искренность и доброта - первый шаг к самораскрытости по отношению к традиции, ибо невозможно понять ушу, не доверяя априорно тем десяткам поколений учителей и учеников, которые проделали этот путь до тебя.
Последователей истинной традиции было чрезвычайно мало во все времена, но еще меньше их сейчас после многочисленных гонений на традиционное ушу. Этот тип мастеров чжэньчуань всегда был элитарным, полузакрытым, сохраняющим предельную духовную концентрацию внутри себя.
За счет понятия "истинной передачи"
ушу всегда поддерживало духовную чистоту, чжэньчуань служила барьером внутренней гигиены боевых искусств, отсекала случайных, бесталанных, нечестных людей. Конечно, никакого объективного критерия здесь нет и быть не может, однако сами мастера безошибочно угадывают лжеца или профана, как бы точно он ни имитировал внешние формы ушу и каким бы могучим бойцом он ни был. Техническое мастерство, мощь удара здесь не в счет, хотя это и составляет важнейшую часть ушу.
Речь идет о способности понять и полностью принять глубинный смысл ушу, превзойти самого себя и выйти за рамки собственной индивидуальности в пространство пустоты Дао.
ГДЕ НАЧИНАЕТСЯ
ИСТИНА УШУ
Распознать ту границу, на которой кончается техническое обучение и начинается "истина", весьма нелегко. Мастер тайцзицюань Дун Иньцзе (начало XX века) заметил: "Новички испытывают немалые трудности, определяя какие-то относительные ценности в ушу. Я могу говорить, что мое искусство - лучше всех, но в конце концов кто может судить об этом? В идеале, человек должен свободно ориентироваться в различных приемах.
Некоторые говорят, что они используют свою силу, некоторые мастерство. Но в любом случае - это не более чем набор каких-то принципов. Без истинной передачи невозможно понять смысл этого".
Итак, истинная традиция стоит над техникой, и даже над принципами она, по сути, предшествует им.
Испокон веков Китай вообще был пронизан идеей передачи некого импульса мастеров-совершенномудрых, напитывающего всю Поднебесную. Про этих людей создавались легенды и мифы, которые начинали играть важную роль для всего китайского мировосприятия. Разбираясь с историей ушу, мы все время будем наталкиваться на миф как на подмену профанной реальности сакральным отображением. Причем миф для поклонника ушу есть вещь более настоящая, более ошутимая, чем сама реальность. Бодхидхарма (легендарный основатель шаолиньской школы и создатель чань-буддизма), Лао-цзы, Чжан Саньфэн (якобы создавший тайцзицюань) - полулегендарные лица - для последователя ушу более привлекательны и более ценны, нежели реальные мастера. Ибо именно из древности, от этих полулюдей-полудухов и исходил первоимпульс, передаваемый затем через вполне реальных учителей. Именно эту роль и играют легенды в истории ушу, превращая ее в нечто более ценное и важное, нежели цепь фактов. Миф - это попытка осмыслить процесс развития ушу как священную историю передачи духа. Он не несет в себе объективного знания, но перед нами познание истины куда более глубокого свойства.
И все же так или иначе ушу передает за своими внешними формами некий особый внутренний настрой, особое чувствование, называемое "Великим чувствованием", "Великим озарением", "Великим проникновением", "Великой радостью", "Великим ликованием", "преемствованием Дао". И вся суть обучения заключена лишь в том, чтобы во всей полноте передать "истину" ученикам. И передать не словами, не наставлениями, но именно своим личностным "энергетическим" воздействием на последователей. Не важно, кто конкретно передает, более существенно - обладает ли данный человек "истинной традицией".
Уже известный нам Дун Иньцзе объяснял: "Сокровища древних боевых искусств, конечно же, не передавались нетронутыми. В будущем, если те, что имеют склонность забывать своих учителей, все же сохранят то знание, которое им передали, то в этом случае мы точно получим истинную передачу.
В этом нет никаких сомнений".
Благодаря тому что в Китае вкладывался особый смысл в выражение "передача истинной традиции" мастера не делали больших различий в том, какой школе обучаться. Лишь в сознании начинающих или просто дилетантов этот вопрос - какая школа и какой стиль лучше - играет определенную роль, хотя суть дела совсем в другом - получил ли человек, который считает себя учителем, эту "истинную передачу" или нет. Если нет, то тогда ему просто нечего передавать, он является либо обыкновенным инструктором (каковых немало в современном ушу), либо просто шарлатаном. Не бывает плохих или хороших стилей - каждый из них полноценен и только поэтому может считаться стилем. Встречается другое: люди, преподающие "доподлинно настоящий" стиль ушу, например шаолиньцюань, демонстрирующие правильные и эффективные приемы, по своему уровню сознания не способны воспринять тот духовный импульс, то внутреннее "бесформенное" наполнение, которое стоит за ними. "Истинная традиция" оказалась не передана, а школа, таким образом, не реализована.
Такой тип точной имитации внешней формы стилей, без внутреннего наполнения, называется "ложной передачей" (цзячуань). Причем критического смысла в это выражение не вкладывалось.
Вполне понятно, что лишь единицам доступно понимание глубин ушу и его "истины", а усердная имитация движений сама по себе не плоха. Важно другое: люди "ложной передачи" сами ничему научить не могут или их обучение лишено ценности. Не случайно в мире ушу существует поговорка: "Для ложной передачи требуются десятки тысяч томов. Истинную передачу выразишь и одним словом". Итак, вновь мы подходим к ключевой максиме всей китайской традиции - важно не что передавать, не сам стиль или направление ушу, а важно кто передает, какой внутренний мир стоит за его словами и поступками.
Зыбкая грань между ложной и истинной передачей волновала многих китайских мастеров, стремившихся сохранить свою школу. Увы, они сталкивались и до сих пор сталкиваются с глобальным непониманием самого смысла "чжэньчуань", ведь ее суть постигается лишь сознанием, находящимся на высоком уровне ментального развития, а обычные люди не видят большой разницы между мастером, передающим истину, и его учеником, который лишь точно копирует его. Иногда даже ученик кажется лучше - он и движется быстрее, и бьет резче. Но суть мастерства в другом - в умении оставить после себя определенный духовный импульс - "след" (цзи), а его не измеришь силой удара.
