Ольга Миролюбова - Ребенок как субъект права: актуальные цивилистические аспекты
Исключительная близость семейного закона к внутренним отношениям между людьми, во многом закрытым, закодированным и с очевидностью индивидуальным, определенная беспомощность семейного права в деле регулирования отношений с семейным элементом, его «наркотическая» зависимость от соображений этического порядка71 – все это отнюдь не способствует большему, нежели в других отраслях, успеху формализации понятий. Напротив, все это создает предпосылки к значительной их неопределенности, а семейно-правовых норм в целом – ситуационности, к возрастающей роли правоприменительного усмотрения через толкование, конкретизацию, аналогию и другие формы его проявления72.
При этом дефинитивная бедность российского семейного закона73 обусловлена не только объективными, но и субъективными причинами. В частности, спорной позицией о невозможности дать определения ключевых явлений семейно-правовой действительности – брака, семьи, родства и других74.
Яркими образцами попытки дефинирования или отказа от таковой попытки являются понятие «ребенок» и конструкция «интересы ребенка». Определение первого дано, а второго «распылено» по Семейному кодексу.
Обратимся к первому их них. Оно, как и большинство других, носит конвенционный характер и на всеобщность подхода не только не претендует, но и не может претендовать: для психолога ребенок – человек с несформировавшимся сознанием и эмоциональным рядом, для старинного литератора – недоросль, для родителей – плод любви, существо плоть от плоти, продолжение рода, опора в старости, для юриста – особо охраняемый субъект права, в силу возраста и государственной заинтересованности в эволюции общества, а не в его вымирании за бездетностью или «детностью» невоспитанной и недокормленной.
По мысли российского законодателя времен 1995 г. (ранее, как известно, попыток официального дефинирования не было) «Ребенком признается лицо, не достигшее возраста восемнадцати лет (совершеннолетия)» (п. 1 ст. 54 СК РФ)75. По верному предположению О.И. Величковой76 это формальноюридическое суждение появилось вслед и в относительном соответствии с дефиницией, предложенной Конвенцией ООН о правах ребенка77: «Для целей настоящей Конвенции ребенком является каждое человеческое существо до достижения 18летнего возраста, если по закону, применимому к данному ребенку, он не достигнет совершеннолетия ранее». Как видим, Конвенция, на что уже обращалось внимание нами и другими авторами, употребляет иное родовое понятие (не «лицо», а «каждое человеческое существо»), отражает вариативность юридических возможностей законодательства той или иной страны и одновременно остается нейтральной к вопросу о начале жизни ребенка, ее прекращении оперативным вмешательством и не вполне определенной относительно взаимодействия таких юридических характеристик, как совершеннолетие и дееспособность. Впрочем, в преамбуле Конвенции дается разделяемая ею ссылка на Декларацию прав ребенка 1959 г. о том, что «ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту, как до, так и после рождения», в норме п. 1 ст. 12 косвенным образом признается определенный и индивидуализированный объем его «общеправовой дееспособности»78 в соответствии с возрастом и зрелостью, положения п. 2-3 ст. 38 опосредованно свидетельствуют о необходимости возрастного ограничения (15-тью годами) «специальных обязательств» ребенка (непосредственно – в вопросе призыва на военную службу). Поскольку правосубъектности ребенка (в семейно-правовом и гражданско-процессуальном контексте) будет уделено внимание в других частях нашего сочинения, вернемся к анализу заявленных понятий.
Буквальное толкование дефиниции п. 1 ст. 54 СК РФ не позволяет констатировать допущение законодателем исключений, связанных с наступлением ранней дееспособности. Отсюда – кажущийся парадокс: несовершеннолетний, вступивший в брак или эмансипированный, по смыслу указанной нормы остается ребенком, а в соответствии с гражданским законодательством перестает им быть79. Этот парадокс, разумеется, нивелируется другими нормами семейного права, что, впрочем, не снимает с нормы рассматриваемой обвинения в несовершенстве. Так, в соответствии с правилом ч. 3 п. 1 ст. 56 СК РФ дееспособный несовершеннолетний может самостоятельно осуществлять свои права и обязанности80, норма п. 2 ст. 12 °CК РФ исключает его право на алименты от родителей, правило п. 2 ст. 61 СК РФ на основании факта вступления несовершеннолетнего ребенка в брак или приобретения им полной дееспособности в рамках других законных обстоятельств прекращает семейное правоотношение «родители-дети».
Справедливо не удовлетворяясь указанными компенсациями недостатков нормы п. 1 ст. 54 СК РФ, О.И. Величкова предлагает ее новеллировать: «Ребенком признается лицо (каждое человеческое существо) до достижения возраста восемнадцати лет либо до вступления в брак или до приобретения полной дееспособности по другим основаниям»81.
Однако в этой дефиниции82 все же заложена определенная дисгармония. Она проистекает, видимо, из представления о безусловном базисном значении гражданской дееспособности для семейной. Но это не так. Во-первых, «досрочная» гражданская дееспособность не ведет к возникновению брачной дееспособности – скорее всего этот факт окажется значимым при процедуре снижения брачного возраста (п. 2 ст. 13 СК РФ). Например, эмансипированный не вправе заключить брачный договор, так как субъектом этой сделки может быть только супруг или лицо, вступающее в брак (ст. 4 °CК РФ), то есть дееспособному (в гражданско-правовом смысле) надо еще получить решение о снижении брачного возраста. Норма п. 2 ст. 62 СК РФ, предоставляя несовершеннолетним внебрачным матери и отцу родительскую дееспособность, не связывает это с эмансипацией.
Соответственно отсутствие брака и/или эмансипации квалифицирует данную «досрочную» родительскую дееспособность как исключительно семейную83. Нет логической и юридической увязки между 6-летним (п. 2 ст. 28 ГК РФ), 10-летним (ст. 57 СК РФ) и даже 14-летним (ч. 2 п. 2 ст. 56 СК РФ) несовершеннолетними, на что мы и другие авторы неоднократно указывали84.
Следовательно, необходимо либо нерушимо связать семейную и гражданскую дееспособности – и по содержанию, и по возрастным границам, что сомнительно, либо уточнить в дефиниции ребенка о какой, собственно, дееспособности идет речь, либо аккуратно уйти от конкретного ответа, поскольку он не может быть универсальным. Например, можно в целом повторить и формулу Конвенции: ребенком является каждое человеческое существо до достижения 18-летнего возраста, если по закону, применимому к данному ребенку, этот статус не прекращается ранее.
* * *Ребенок как субъект семейного права и семейных правоотношений является обладателем семейной правосубъектности весьма специфического рода, где и момент ее возникновения, и динамическое проявление содержания, и неочевидное, в том числе коллизионное, взаимодействие с соответствующей конструкцией гражданского права, скорее составляют не аксиому в «парке» цивилистической доктрины, а ее «американские горки». Остановимся на классике жанра и дискуссионных контекстах подробнее.
В рамках любой отрасли права конструкция правосубъектности формируется через взаимодействие ее структурных элементов – правоспособности (как способности иметь права и обязанности) и дееспособности (как способности своими действиями их приобретать и осуществлять). В классических представлениях о структуре правосубъектности в теории права и в цивилистике (прежде всего в гражданско-правовой сфере) характерным является разведение моментов возникновения правоспособности и дееспособности во времени и в пространстве.
Первое означает возникновение правоспособности с рождения, а дееспособности – с достижения определенного возраста. Впрочем, аксиоматичность данного положения в последние годы оспаривается как представителями науки конституционного права, так и цивилистики. В законодательстве ряда стран заложены предпосылки либо прямого, либо косвенного признания правоспособности зачатого (неродившегося) ребенка, то есть принципиального переноса момента ее возникновения, с рождения на «до рождения», разумеется, не в полном объеме, а в части отдельных компонентов85. Причем и момент, и объем этически и юридически дискутируются – без ближней перспективы об этом договориться.
Второе заключается в том, что «обе названные способности здесь не обязательно должны совпадать в одном лице и могут быть воссоединены благодаря способностям, принадлежащим другим лицам»86. Так гражданин, независимо от возраста, способен иметь право собственности – быть субъектом правоотношений собственности, однако процесс приобретения этого права и его осуществление происходит посредством действий его законных представителей. Такая конструкция правосубъектности в гражданском праве обусловлена природой (главным образом, имущественной) большинства субъективных гражданских прав, в силу которой процесс их осуществления «не имеет столь тесной непосредственной связи с носителем права»87, а потому для признания лица субъектом правоотношений достаточно констатации наличия у него соответствующей правоспособности.
