Николай Барсов - Славянский мир Начальной летописи
Вопрос о происхождении и значении слова «варяг» разрабатывался в русской исторической литературе с особенным усердием и имеет обширную литературу. Но многочисленные исследования привели к различным, не всегда согласимым результатам. Большая часть исследователей, признавая за варяжским названием германское происхождение, утверждают, что оно имело этнографический смысл и обозначало исключительно норманнов. Это так называемая норманнская школа, которая считает в рядах своих большую часть исследователей древней русской истории – Байера, Шлёцера, Эверса, Круга, Куника, Погодина и др. Другие же отрицают этнографическое значение слова «варяг» и думают, что это было название вольных дружин. «Сличив различные толкования ученых, – говорит С. М. Соловьев (История России с древнейших времен. Т. 1. С. 85), – можно вывести верное заключение, что под именем варягов разумелись дружины, составленные из людей, волей или неволей покинувших свое отечество и принужденных искать счастья на морях или в странах чуждых». По мнению уважаемого историка, это название, как видно, образовалось на западе у племен германских; на востоке – у племен славянских, финских, у греков и арабов таким же общим названием для подобных дружин была русь (рось) (Там же). По резкому отличию от всех других обращает на себя внимание мнение г-на Гедеонова («Исследования о варяжском вопросе»). Он полагает, что название варягов составилось у венедских славян под влиянием литовского начала (в древнебалтийском словаре, найденном Потоцким, – см. Буткова в «Сыне Отечества», 1836, № 1 – Wareng из древянского – на Нижней Эльбе – наречия), что никогда и нигде это слово не обозначало особой народности, что оно было у поморских славян общим наименованием норманно-венедских пиратов, подобным же, каким было у норманнов – викингар, и что оно зашло к восточным славянам из западнославянской (венедской) колонии, образовавшейся будто бы в Новгородской области еще до призвания Рюрика. Положительным и бесспорным можно признать только одно: Начальная летопись употребляет слово «варяг» преимущественно в значении географическом, обозначает им, с одной стороны, вообще западноевропейское население, с другой – территорию Западной или, по крайней мере, Северо-Западной Европы. На такое значение его указывают выражения: «Бе путь из варяг в грекы» (Лавр., с. 3); «притти из варяг», «итти в варягы» и т. п. Этнографическое значение его крайне неопределенно. Нет сомнения, что варягами были названы первые иноплеменники, может быть, пришельцы из Западной Европы, с которыми ознакомились восточные славяне на Северо-Западной равнине. Но затем это название было перенесено на все вообще западноевропейское население неславянского происхождения[46]. Следы такого широкого значения его остались, как мы видели, в объеме Варяжского моря Начальной летописи и в перечне земель и народов, где поселения варягов показаны по всему побережью Варяжского моря от Симова предела на востоке до Хамова племени на Полуденье. Мы видели также, какие именно племена разумеет перечень под варягами. Такая перемена в понятиях народа, обусловивших воззрения летописца в тех случаях, когда им не руководила византийская литература, могла произойти тем скорее, что ему не было известно все разнообразие западноевропейского населения. Но по мере ознакомления с Западной Европой, по мере того, как завязывались с ней непосредственные сношения, из общего понятия варяг стали выделяться частные народные единицы, каждая со своими национальными особенностями, со своим народным именем, и при этом, естественно, слово «варяг» сокращалось, суживалось в своем значении. Это видно из рассмотрения дальнейших употреблений его в летописи. В предании о призвании князей варягами называются русь, свое (свей), урмяне, гьте (готы), англяне. Сравнительно с исчислением, которое представляет перечень, здесь опущены племена Юго-Западной Европы (фрязи, галичане, волхва и др.), что, впрочем, могло произойти и по случайности. С развитием событий от варягов обособляется русь. В Олеговых походах – из Новгорода в Киев и затем в Грецию – принимают участие вместе со словенами, чудью и другими варяги (Лавр., с. 10, 12), и из умолчания летописи о руси можно бы было заключить, что в этих преданиях русь еще поглощается словом «варяги». В официальных документах, в договоре с греками 912 года и в Игоревом договоре 944 года, дело ведется уже от имени руси (Лавр., с. 13, 19). В Игоревых походах на греков русь отделена от варягов. Первый поход совершен ими без участия варягов (Там же, с. 18). Для второго он собрал варягов, русь, полян и пр. (Там же, с. 19). То же мы видим и в событиях при Владимире Святом и его детях (Лавр., с. 32–64). В XI веке новгородские славяне узнали готов; о них говорит известный «Устав Ярослава о мостех» (Русские достопримечательности. Т. II. С. 292), в XII веке донов (датчан) и свеев (шведов). В последний раз варяги упоминаются в Начальной летописи в описании битвы с печенегами под Киевом в 1036 году (Лавр., с. 65). Встречаясь затем в Новгородских летописях в изложении событий XII века, оно имеет там, очевидно, местное значение; к XIII веку оно вышло, кажется, уже вовсе из употребления[47]. Оно заменилось однозначащим с ними «немец», словом, которое с X века стало входить в употребление также для обозначения вообще западноевропейца и только впоследствии, как увидим ниже, получило теперешнее свое значение. По всей вероятности, название «немец» явилось на юге ранее, чем на севере; по крайней мере, оно встречается в первый раз в южнорусском рассказе Летописи о крещении Руси. Заметим также, что оно употребляется там не как этнографический термин, а скорее как церковный – для обозначения христиан католического исповедания. Под 986 годом записано известие о приходе в Киев немцев от Рима (Лавр., с. 36). «Немцы и греки, – говорят казарские жиды Владимиру, – веруют его же мы распяхом» (Там же, с. 36, 37). Далее ясно различаются законы болгарский, немецкий, жидовский, греческий (Лавр., с. 45). Впоследствии слово «немец» является в значении этнографическом и географическом. В Новгороде жили немцы уже в первой половине XI века; под 1056 годом есть известие о бегстве в немцы Дуденя, холопа новгородского владыки (Новг. II, с. 199); в 1075 году к Святославу, княжившему тогда в Киеве, приходили послы из немец (Лавр., с. 85)[48].
Такое же значение, какое имели варяги для запада Европы, имеют для Италии влахи, о которых мы имели случай говорить выше (см. примеч. 20), и греки для Юго-Восточной Европы и для некоторых частей Малой Азии, входивших в состав Византийской империи. Без всякого сомнения, на Руси знали греков как отдельный народ, отличающийся от других племен империи языком, происхождением, нравами. Но Начальная летопись разумеет под этим именем по большей части вообще все население Византийского государства, обозначая им также и его территорию – Греческую землю (Лавр., с. 12, 74). Мы заметили уже, что перечень земель и народов занимается почти исключительно землями, которые составляли область бывшей Римской империи и из которых многие во время летописца принадлежали Византии. Поддерживая постоянно торговые и затем церковные сношения с Грецией, русские, и помимо греческих литературных источников, знакомились с ее географическим положением. Походы Олега, Игоря, Святослава и двух Владимиров – Святославича и Ярославича – охватывали северное и южное побережье Понта, окрестности Царьграда и Подунайские земли. Из жития св. Георгия Амастридского видно, что русские проникали в Вифинию и Пафлагонию[49]. Договоры наших князей Олега и Игоря свидетельствуют об оживленных торговых сношениях еще языческой Руси с греками. С принятием христианства связь с Грецией окрепла, и сношения усилились. Религиозное почитание христианских святынь Востока пробудило в русском народе стремление к паломничеству. Начались хождения в Царьград и Палестину, и в тот год, когда игумен Сильвестр оканчивал свод первой русской летописи, из Палестины возвращался уже паломник Даниил, игумен Русской земли, первый, описавший свое хождение к святым местам, но, конечно, не первый, совершивший такое хождение. Дружинники, купцы и паломники приносили сведения исторические и географические о Греции, которые, вместе с заимствованиями у греческих хронографов, заносились в наши летописи. Таков источник большей части географических данных Начальной летописи о Греческой земле. В пределах ее она упоминает (на Балканском полуострове): Царьград с гаванью Судом (Лавр., с. 9, 12, 18), области – Фракию (землю Фрачьску; Там же, с. 11) с «градом Оньдреянем (Адрианополем) иже град Орестов нарицашеся, сына Агамемнон» (Там же, с. 8), Маке(и)донию (Там же, с. 8, 18) с Селунем, родиной просветителей славян, Кирилла и Мефодия (Там же, с. 11), Св. Гору (Там же, с. 68) и Черную реку[50] (866 год; Там же, с. 9, – как кажется, бухта Буйюк-Чекмадей при устье Афира, к югу от Царьграда); в Малой Азии – Мирликийский, Вифаньскую страну с городами Никомидией и Ираклием на Понте (Там же, с. 18), Фафлагонскую землю (Там же) с Синопией (с. 3); наконец, на северном берегу Понта – Корсунскую область, простиравшуюся от тмутараканских границ на востоке до Белобережья, днепровского устья на западе. Здесь были города Корсунь (Лавр., с. 18, 16, 46) с гаванью (лимень), водопроводами и церковью Св. Василия, основанной св. Владимиром на торговой площади посреди города, и Крчев, упоминаемый в известной надписи на Тмутараканском камне (теперешняя Керчь)[51].
