Терри Пратчетт - Наука Плоского Мира III: Часы Дарвина
«Ну а тот, другой мужик, Докинз?»
«Он сказал, что Дарвин в основном был прав, но ошибся насчет бога. Он утверждал, что бог не нужен».
«Бог не нужен? Но здесь же сказано, что он священник!»
«Ээ… да, сэр, в каком-то смысле. В той… истории, где Чарльз Дарвин написал «Теологию видов», посвящение в духовный сан стало практически обязательным для поступления в университет. Докинз утверждал, что эволюция происходила сама по себе».
Он закрыл глаза. Чудакулли сам по себе был куда лучшим слушателем, чем все старшие волшебники вместе взятые — последние превратили пререкания в настоящее искусство. Однако Архканцлер был прагматичным и здравомыслящим человеком, поэтому Круглый Мир он понимал с трудом. Это место противоречило здравому смыслу.
«Так, ты меня сбиваешь с толку. Как она могла просто взять и произойти?» — удивился Чудакулли. — «Если никто не понимает, к чему все идет, в ней нет никакого смысла. У всего должна быть причина».
«Верно, сэр. Но ведь это Круглый Мир», — сказал Думминг. — «Помните?»
«Но этот Докинз наверняка все исправил?» — спросил Чудакулли, путаясь в словах. — «Ты же сказал, что он написал правильную книгу».
«Да, но не в то время. Уже было слишком поздно, сэр. Его книга была написана через сто с лишним лет. Она вызвала ожесточенные споры…»
«Которые потрясли небеса, я полагаю?» — весело заметил Чудакулли, обмакивая хлеб в яйцо.
«Ха-ха, сэр, да. Он он все-таки опоздал. Человечество уже вступило на путь вымирания».
Чудакулли взял «Теологию» и повертел книгу в руках, оставляя на ней жирные следы.
«Выглядит вполне безобидно», — сказал он. — «За всем происходящим стоят боги — ну, это всего лишь здравый смысл». Он поднял руку. «Знаю, знаю! Это Круглый Мир, я знаю. Но у такой сложной штуковины, как часы, обязательно должен быть создатель».
«Именно так и сказал Дарвин, который написал Теологию, сэр — за исключением того, что часовщик, по его словам, стал частью самих часов», — сказал Думминг.
«Чтобы смазывать их и все в таком духе?» — весело спросил Чудакулли.
«Вроде того, сэр. Образно говоря».
«Ха!» — воскликнул Чудакулли. — «Неудивительно, что она подняла такую шумиху. Священники этого не любят. Они всегда чувствуют себя неловко, когда сталкиваются с чем-то таинственным».
«О, священники? Им она как раз понравилась», — сказал Думминг.
«Что? Ты же говорил, что заинтересованные лица выступили против книги?»
«Да, сэр. Я имел в виду философов и ученых», — объяснил Думминг Тупс. — «То есть техномантов. Но они проиграли».
Глава 4. Онтология Пейли
Образ часов Пейли, упомянутых Чудакулли, до сих пор не утратил своей силы; его влияние так велико, что Ричард Докинз в ответ дал своей своей неодарвинистской книге название «Слепой часовщик». Докинз[17] ясно дает понять, что он, как и большинство биологов-эволюционистов за последние пятьдесят лет, отрицает существование «часовщика», создавшего живые организмы — в том смысле, который вкладывает в это понятие Пейли: «Аргументация Пейли отличается восторженной искренностью, а в ее основе лежат лучшие достижения биологии того времени, и тем не менее она ошибочна и совершенно ложна в своем великолепии». Но, — продолжает Докинз, — если нам и следует наделить часовщика какой-либо ролью, то ей должен стать процесс естественного отбора, описанный Дарвином. Такой часовщик лишен ощущения цели — иначе говоря, он слеп. Однако это лаконичное название может легко ввести в заблуждение и дать повод для ответных возражений — например, таких, как недавно вышедшая книга Уильяма Дембски «Насколько слеп часовщик?». Дембски — сторонник концепции «разумного замысла», современная реинкарнация Пейли, который с опорой на современную биологию продолжает повторять старые ошибки — теперь уже в новых контекстах[18].
Если бы вы нашли часы где-нибудь на пустоши, то первая ваша мысль, скорее всего, касалась бы не создателя, а владельца часов. Возможно, вы бы захотели вернуть часы их хозяину, а возможно, забрали бы их себе, предварительно оглядевшись по сторонам с виноватым видом и убедившись, что поблизости никого нет. Пейли утверждает, что увидев на тропинке, к примеру, паука, мы непременно придем к выводу о том, что где-то существует его создатель. Однако же он не спешит делать подобный вывод в отношении владельца этого паука. Почему же одной социальной роли человека придается большое значение, в то время как другая остается в тени?
К тому же мы судим предвзято, потому что нам известно предназначение часов. Предположим, что наш герой XIX века, гуляя по пустоши, вместо часов случайно нашел мобильный телефон, забытый каким-нибудь беспечным гостем из будущего. Исходя из замысловатой формы этого предмета он бы, скорее всего, также подумал о его «создателе»…, но вот назначение? Какой цели может служить мобильный телефон в девятнадцатом веке, если там нет сотовой сети, обеспечивающей передачу сигнала? Невозможно сделать вывод о каком-либо очевидном предназначении телефона, просто на него взглянув. А когда в телефоне сядет аккумулятор, он станет просто бесполезным. Если бы на дороге лежала миросхема — скажем, бортовой компьютер автомобиля — то наш герой не смог бы даже понять, что это рукотворный объект и вполне мог просто пройти мимо, приняв микросхему за какую-нибудь малоизвестную кристаллическую породу. Химический анализ подтвердил бы, что основную часть такой находки составляет кремний. Конечно же, мы знаем, что у этих предметов есть создатель; однако в отсутствие четкого представления об их назначении герой Пейли не смог бы прийти к подобному выводу.
Проще говоря, рассуждения Пейли в значительной мере опираются на человеческие познания в отношении часов и их конструкторов. Но эта аналогия перестает работать, когда мы обращаем внимание на другие особенности часов. И если уж она не работает в случае часов, устройство которых мы понимаем, то нет никаких оснований полагать, что она сработает в случае живых организмов, о которых мы знаем далеко не все.
А еще Пейли довольно-таки несправедлив в отношении камней.
Некоторые из старейших на планете камней были обнаружены в Гренландии, в 25-мильной (40 км) прослойке, известной как супракрустальный пояс Исуа. Это самые древние горные породы, которые образовались на поверхности Земли, а не поднялись из нижележащей мантии. Их возраст составляет 3,8 миллиарда лет, если только мы не собираемся ставить под сомнение достоверность выводов, полученных на основе наблюдений — правда, в таком случае нам придется отказаться как от фактов, полученных в результате анализа горных пород, так и от свидетельств в пользу сотворения мира. Мы знаем возраст этих камней, потому что в них содержатся крошечные кристаллы циркона. Упомянув их, мы хотели показать, насколько необоснованным было отношение Пейли, который не проявлял к камням должного интереса и небрежно принимал на веру тот факт, что камни, вероятно, «лежали здесь всегда». Структура камня вовсе не так проста, как полагал Пейли. На самом деле некоторые камни по своей сложности не уступают живым организмам, хотя и очевидно проигрывают в плане внутренней «организации». Любой камень может поведать нам историю.
Цирконы — наглядный тому пример.
Цирконий — это 40-й элемент периодической системы, а циркон — силикат циркония. Хотя он встречается во многих горных породах, обычно его содержание настолько мало, что его попросту игнорируют. Это чрезвычайно твердый минерал — не настолько твердый, как алмаз, но все же превосходящий самую твердую сталь. Ювелиры иногда используют циркон в качестве заменителя алмаза.
Таким образом, цирконы входят в состав большинства горных пород, но в данном случае наибольший интерес представляет гранит. Гранит — это магматическая порода, которая поднимается из расплавленного слоя, расположенного ниже Земной коры, пробиваясь через отложения осадочных пород, возникающих под воздействием ветра или воды. Цирконы образуются в гранитах, которых затвердевают на глубине около 12 миль (20 км). Это чрезвычайно мелкие кристаллы с характерным размером около 1/10000 дюйма (2 микрона).
За последние десятилетия мы узнали, что наша, на первый взгляд, непоколебимая планета на самом деле весьма подвижна: материки дрейфуют по ее поверхности на гигантских «тектонических плитах», которые достигают 60 миль (100 км) в толщину и плавают поверх жидкой мантии. Иногда они даже сталкиваются друг с другом. В среднем за год они перемещаются меньше, чем на дюйм (около 2 см), но по геологическим меркам это вполне приличная скорость. В прошлом, когда Североамериканская плита столкнулась с Евразийской, северо-запад Шотландии был частью Северной Америки; после того, как плиты разошлись, часть Америки осталась, образовав Мойнский надвиг. Столкновение плит приводит к их взаимному скольжению и часто становится причиной горообразования. Самые высокие (в настоящее время) горы на планете, Гималаи, возникли после того, как Индия столкнулась с материковой Азией. Они до сих пор продолжают расти более, чем на полдюйма (1,3 см) в год — хотя эрозия нередко разрушает их быстрее, — а Индия все еще продолжает двигаться на север.
