Фрэнсис Коллинз - Доказательство Бога
И все же трудно согласиться с рациональными доводами, когда ужасающие страдания выпадают на долю ни в чем не повинного человека. Я знаю молодую женщину, которая училась в медицинском колледже, готовилась стать врачом и во время летних каникул жила одна, проводя исследование по своей специальности. Как-то ночью она проснулась и обнаружила, что в ее квартиру вломился чужой человек. Он приставил ей нож к горлу и, не обращая внимания на ее мольбы, завязал ей глаза, изнасиловал ее и скрылся. Она осталась, опустошенная, обреченная многие годы потом снова и снова переживать этот кошмар. Преступник так и не был пойман.
Эта женщина — моя дочь. Зло в чистом виде никогда не было явлено мне более наглядно, чем в ту ночь, и никогда я не желал сильнее, чтобы Бог как-то вмешался и не позволил совершиться злодейству. Почему Он не поразил насильника ударом молнии или по крайней мере приступом мук совести? Почему не возвел вокруг моей дочери защищающую ее незримую ограду?
Может быть, в редких случаях Бог действительно творит чудеса. Однако по большей части порядок вещей в физической вселенной и свободная воля человека — непреложные факты. Нам хотелось бы, чтобы чудесное избавление от зла происходило чаще, но это привело бы к полному хаосу.
Что можно сказать о стихийных бедствиях — землетрясениях, цунами, извержениях вулканов, наводнениях, засухах? Или о несчастьях, не столь масштабных, но ничуть не менее горьких, — болезнях, таких как детские формы рака, причиняющих жестокие страдания ни в чем не повинным людям? Англиканский священник и выдающийся физик Джон Полкинхорн обозначил этот тип событий термином «физическое зло», в противоположность «нравственному злу», творимому людьми. Как оно может быть оправдано?
Наукой установлено, что вселенная, наша планета и жизнь на ней участвуют в эволюционном процессе. Отсюда — и непредсказуемость погоды, и подвижки тектонических плит, и нарушения нормального процесса деления клеток, приводящие к раку. Если в начале времен Бог решил использовать эти силы для создания человеческих существ, то тем самым были предопределены и все болезненные последствия. Частые чудеса в физическом мире привели бы в нем к такому же хаосу, как вмешательство в поступки людей, обладающих свободной волей.
Многие вдумчивые искатели веры не видят в этих рациональных выкладках оправдания тем мучениям, с которыми связано человеческое бытие. Почему наша жизнь — более долина слез, чем сад наслаждений? Многое было написано об этом явном противоречии, и вывод непрост: если Бог любит нас и желает нам добра, то Его план, по-видимому, не совпадает с нашим. Эту идею трудно воспринять, особенно если нас систематически кормили с ложечки примитивным пониманием благости Бога, согласно которому Он хочет только одного — чтобы мы постоянно были счастливы. Опять из Льюиса: «Нам, по сути, нужен не столько Отец Небесный, сколько небесный дедушка — этакий благожелательный и расслабленный старичок, который, как говорится, "любит смотреть, как веселится молодежь", и чей план Вселенной состоит просто в том, чтобы можно было искренне сказать в конце каждого дня, что "все погуляли на славу"».
Если принять, что Бог добр, то Он, очевидно, хочет от нас большего. Не говорит ли о том же и ваш опыт? Какие периоды жизни помогли вам лучше узнать себя — те, в которые дела шли хорошо, или когда вы столкнулись с трудностями, разочарованием, страданием? «Бог шепчет нам посреди наших удовольствий, вслух говорит с нашей совестью, но Он кричит в нашей 6оли — это Его мегафон, чтобы слышал оглохший мир». Не сделаемся ли мы без этого опыта неглубокими эгоцентричными созданиями, не утратим ли в итоге полностью чувство собственного достоинства, стремление помогать ближнему?
Подумайте о следующем: если из всех решений, какие мы должны принять в своей жизни, самым важным является решение о вере, а из всех отношений, какие мы должны выстроить, — отношения с Богом, если наш духовный опыт не исчерпывается тем, что мы можем узнать сами и с чужих слов в течение земной жизни, то человеческие страдания обретают совершенно новый смысл. Может быть, мы так и не сумеем вполне осмыслить те причины, по которым нам посланы тягостные переживания, но начнем принимать идею о том, что такие причины могут существовать. В моем случае я могу считать изнасилование дочери испытанием, ниспосланным мне, чтобы я научился прощать в чудовищных обстоятельствах. Откровенно говоря, я до сих пор не справился с этой задачей. Я получил, кроме того, шанс осознать важную истину: не в моих силах уберечь дочерей от всей боли и страданий, а потому мне следует уповать на Божье милосердие, и это — не стопроцентная защита от зла, а лишь обещание, что их страдания не будут напрасными. Действительно, моя дочь могла бы сказать, что пережитое дало ей возможность и стимул помогать советом другим жертвам подобного насилия, утешать их.
Непросто принять идею о том, что Бог может действовать с помощью несчастий, для этого нужна поистине глубокая вера. Принцип возвышения через страдание в действительности почти универсален в великих мировых религиях. Так, первая из Четырех благородных истин Будды, провозглашенных им в проповеди в Оленьем парке, гласит, что жизнь есть страдание. Для верующего это понимание может парадоксальным образом служить источником великого утешения.
Скажем, женщина, которую я лечил, когда был студентом медицинского колледжа, и которая заставила меня устыдиться моего атеизма, спокойно принимала факт своей смертельной болезни и смотрела на эту последнюю главу жизни как на опыт, приближающий ее к Богу, а не отдаляющий от Него. Если обратиться к истории, можно вспомнить Дитриха Бонхёффера, немецкого теолога, который во время Второй мировой войны добровольно вернулся в Германию из Соединенных Штатов, чтобы сделать все возможное для сохранения истинной церкви, — официально христианская церковь в Германии поддерживала нацистов. Брошенный в тюрьму за участие в заговоре с целью убийства Гитлера, Бонхёффер провел в заключении два года и затем был повешен. Униженный, лишенный свободы, он ни разу не поколебался в вере. Незадолго до казни и всего за три недели до освобождения Германии он написал следующие слова: «Потерянным я назвал бы то время, в котором мы не жили как люди, не собирали опыт, не учились, не созидали, не наслаждались и не страдали».
Как может разумный человек верить в чудеса?
Наконец, рассмотрим возражение против веры, наиболее сильно задевающее ученого. Как примирить научное мировоззрение и чудеса?
В современной речи слово «чудо» сильно обесценилось. Мы говорим о «чудо-лекарствах», «чудо-диетах», «чуде на льду», даже о «чуде Mets». Но, разумеется, первоначально под «чудом» подразумевалось нечто более значительное. В точном смысле слова чудо — это событие, которое представляется необъяснимым в рамках законов природы и потому считается сверхъестественным по происхождению.
Вера в чудеса присутствует во всех религиях. Библейская книга Исход повествует о том, как еврейский народ во главе с Моисеем перешел через Красное море, а пустившееся в погоню войско фараона утонуло. Совершив это чудо, Господь предотвратил неминуемую гибель Своего народа. В Книге Иисуса Навина содержится рассказ о том, как Бог чудесным образом задержал солнце на небе, чтобы помочь евреям одержать победу в сражении.
В исламе Коран был посредством чудесного откровения передан Мухаммеду сверхъестественным существом — ангелом Джабраилом, который впервые явился пророку в пещере близ Мекки. Чудом, очевидно, должно считаться и вознесение Мухаммеда, когда он мог видеть все, что происходит в раю и в аду.
Чудеса играют исключительно важную роль в христианстве — особенно главное из них, воскресение Христа.
Как же можно верить во все это, считая себя современным, рационалистически мыслящим человеком? Вообще говоря, если вы будете исходить из предпосылки, что сверхъестественные явления невозможны, убедить вас в обратном не удастся. Здесь я в очередной раз обращусь к К.С.Льюису, который очень четко сформулировал данную проблему в своей книге «Чудо»: «Все то вокруг нас, что называется чудом, воспринимают органы наших чувств — мы видим, слышим, ощущаем, обоняем, чувствуем на вкус, а чувства эти могут ошибаться. Если случилось что-то сверхъестественное, мы всегда вправе считать, что пали жертвой иллюзии. Если вы придерживаетесь философии, исключающей чудеса, вы непременно так и скажете. Мы выносим из опыта то, что нам позволит наша философия; и потому бессмысленно к нему апеллировать, пока мы не решили философских вопросов».
Рискуя испугать тех, кто не привык к использованию математического подхода при анализе философских проблем, приведу рассуждение, базирующееся на теореме Байеса. Преподобный Томас Байес, шотландский богослов и математик, жил в XVIII в. Его теологические труды сейчас почти забыты, зато сформулированная им теорема стала одной из основных в современной теории вероятностей. Теорема Байеса выражается формулой, по которой можно рассчитать степень правдоподобия того или иного гипотетического объяснения для уже случившегося события по так называемым априорным вероятностям самого события и гипотезы, а также условной вероятности наступления события при истинности гипотезы. Эта формула особенно полезна в случае, когда возможных объяснений более одного и их требуется сравнить.
