Джаред Даймонд - Третий шимпанзе
Другое общее слово обозначает просторечное «пускать ветры»: gerdzu (литовский); пердеть (русский); perd (протоиндоевропейский); pjerdh (албанский).
Как и в случае со словом «овца», слова, означающие «громко пукнуть» сходны во многих письменных индоевропейских языках. На основе этого можно предположить, что в индоевропейском бесписьменном праязыке, существовала древняя форма — perd.
Естественно, тот факт, что в нескольких дочерних языках имеются слова с одним и тем же корнем, не обязательно доказывает, что все эти языки унаследовали данный корень из праязыка. Слово могло распространиться и позже, из одного дочернего языка в другой. Археологи, скептически относящиеся к попыткам лингвистов реконструировать праязык, любят приводить в пример такие слова, как «Coca-Cola», общие во многих современных европейских языках. Археологи утверждают, что лингвисты приписали бы, абсурдным образом, слово «Coca-Cola» к праязыку, существовавшему много тысячелетий назад. В действительности слово «Coca-Cola» может служить иллюстрацией того, каким образом лингвисты отличают недавние заимствования от слов, унаследованных с древних времен: слово явно является заимствованным («соса» происходит из языка перуанских индейцев, a «cola» — из Западной Африки), и в нем не отмечены те сдвиги звуков, различающие языки, которые мы видим на примере древних индоевропейских корней (в немецком оно остается «Coca-Cola», а не «Kocherkohler»).
На основе таких методов лингвистам удалось реконструировать значительную часть грамматики и почти 2000 корней слов праязыка, названного протоиндоевропейским (сокращенно PIE). Это не означает, что все слова в современных индоевропейских языках произошли от протоиндоевропейского языка: большинство слов имеют другое происхождение, поскольку совершилось множество изобретений или заимствований (так, к примеру, корень «sheep» заместил в английском языке древний протоиндоевропейский корень «owis»). Унаследованные из протоиндоевропейского языка корни обозначают обычно универсально распространенные у людей понятия, которым дали имена тысячи лет назад: это слова, обозначающие числа и отношения между людьми (см. таблицу); слова, означающие части тела и их функции; повсеместно распространенные предметы и понятия, такие как «небо», «ночь», «лето» и «холод». Среди общечеловеческих универсалий имеется и такой неприглядный акт как выпускание газов, для чего в протоиндоевропейском имеется два корня, означающие «пукать громко» или «пукать тихо». Корень, означающий громкий вариант данного действия (PIE perd) породил сходные слова в современных индоевропейских языках (perdet, pardate, и т. п.) — в том числе и английское слово «fart».
До сих пор мы наблюдали, каким образом лингвистам удалось в письменных языках найти свидетельства существования бесписьменного праязыка и пройденного им пути. Очевидно, что следующим встает новый вопрос: в какие времена говорили на протоиндоевропейском, где на нем говорили и каким образом ему удалось взять верх над большим количеством других языков? Начнем с вопроса «когда», на который, как может показаться, ответ дать невозможно. Непросто уже само то, что слова бесписьменного языка приходится воссоздавать; как же мы можем определить, когда на нем говорили?
Мы, по крайней мере, можем начать сокращать круг возможных вариантов путем рассмотрения древнейших письменных образцов индоевропейских языков. Долгое время наиболее древними из текстов, датированных учеными, были памятники, относящиеся примерно к 1000-800 годам до н. э., и санскритские тексты, которые могли быть созданы около 1200-1000 годам до н. э., но записаны позднее. Тексты месопотамского царства, называемого Митанни, написаны на неиндоевропейском языке, но содержат некоторые слова, явно заимствованные из языка, родственного санскриту; они позволили отнести начало доказанного существования санскритоподобных языков в более ранний период, около 1500 года до н. э.
Следующий прорыв состоялся в конце XIX века, в результате обнаружения древнеегипетской дипломатической переписки. Большая часть писем была на одном из семитских языков, кроме двух писем, язык которых оставался загадкой до тех пор, пока при раскопках в Турции не были обнаружены тысячи табличек на том же самом языке. Таблички оказались архивами царства, существовавшего в период с 1650 по 1200 год до н. э.; теперь мы называем этот народ библейским словом «хетты».
В 1917 году ученый мир потрясло извести о том, что расшифровка хеттских текстов показала принадлежность этого языка к ранее неизвестной, сильно отличающейся от остальных и очень архаичной ветви индоевропейской языковой семьи, называемой анатолийской. Некоторые названия, имеющие явно хеттский характер и относящиеся к торговому поселению недалеко от места будущей столицы хеттов, упоминались в письмах ассирийских купцов более ранней эпохи, так что дата начала событий, которые мы распутываем в нашем детективе, отодвинулась в глубь, на почти 1900 лет до н. э. Эта датировка и остается наиболее ранним непосредственным доказательством существования какого-либо индоевропейского языка, имеющимся в нашем распоряжении.
Таким образом, с 1917 года известно о существовании еще двух ветвей индоевропейских языков — анатолийской и индоиранской, — первые сведения о которых относятся приблизительно к 1900 и 1500 годам до н. э., соответственно. Третья из древнейших ветвей была открыта в 1952 году, когда молодой британский специалист-криптограф, Майкл Вентрис, доказал, что так называемое «письмо Б», обнаруженное на Крите и в Греции, которое не удавалось расшифровать с момента его открытия примерно в 1900 году, является ранней формой греческого языка. Таблички, написанные «письмом Б», датируются приблизительно 1300 годом до н. э. Но хеттский, санскрит и древнегреческий сильно отличаются друг от друга, — намного больше, чем современные французский и испанский, которые разошлись более тысячи лет назад. На основе этого можно предположить, что хеттский, санскрит и греческий откололись от протоиндоевропейского языка к 2500 году до н. э. или ранее.
Исходя из различий между этими ветвями, насколько более ранним можно считать протоязык? Каким образом мы можем получить калибровочный коэффициент, который превратил бы «процентные различия между языками» во «время с момента, когда языки начали расходиться»? Некоторые лингвисты используют для этого данные о темпе смены слов в подкрепленных историческими документами письменных языках, например, при переходе от англосаксонского к английскому Чосера, а от него — к современному английскому. Эти подсчеты — занимающаяся ими наука называется глоттохронологией (или хронологией языков) — дают эмпирическое правило для приближенных расчетов, в соответствии с которым каждую тысячу лет языки меняют около двадцати процентов своего основного лексического состава.
Большинство ученых не признают подсчеты лексикостатистики (глоттохронологии) на том основании, что темпы смены слов не могут не различаться в зависимости от социальной ситуации и от самих слов. Тем не менее среди тех же ученых большинство все же хотят использовать какие-то приблизительные хронологические вехи, которые выводятся интуитивно. Как правило, и лексико-статистические выкладки, и интуитивные заявления указывают на то, что протоиндоевропейский язык мог начать распадаться к 3000 году до н. э., а наверняка это случилось к 2500 году до н. э., но никак не ранее 5000 года до н. э.
Существует и еще один, совершенно независимый от остальных подход к проблеме датирования — наука, называемая лингвистической палеонтологией. Палеонтологи описывают прошлое на основе остатков древних культур, обнаруженных в земле, а лингвисты-палеонтологи делают то же самое, опираясь на древности, скрытые в языках.
Чтобы понять, как это делается, вспомним, что таким образом лингвисты реконструировали почти 200 слов протоиндоевропейского языка. Не удивительно, что среди них встречаются такие слова как «брат» и «небо» — эти явления, скорее всего, имели название с самого момента зарождения человеческого языка. А слова «ружье» в протоиндоевропейском не должно было быть, так как ружья изобрели только в 1300 году, когда прошло много времени с момента, когда протоиндоевропейский язык распался, и в Турции и Индии говорили на разных языках. И действительно, слова, обозначающие «ружье», в разных индоевропейских языках образованы от разных корней: «gun» в английском, «fusil» во французском, «ружье» в русском, и так далее. Причина очевидна: разные языки не могли унаследовать один и тот же корень, означающий «ружье», из протоиндоевропейского, так что после появления ружья каждому языку пришлось изобретать или заимствовать обозначающее это изобретение слово.
Пример с ружьем подталкивает к мысли, что стоит рассмотреть группу изобретений, сроки возникновения которых мы знаем, и проследить, у каких из них имеются реконструированные названия в протоиндоевропейском, а у каких — нет. Все, — например, ружье, — изобретенное после распада протоиндоевропейского языка, не могло иметь соответствующего названия в реконструированной версии. Все, изобретенное или известное до этого распада, — например, брат, — могло иметь название. (Это не означает, что оно должно было иметь название, поскольку множество слов протоиндоевропейского языка, без сомнения, утрачены. Нам известны протоиндоевропейские слова, означавшие «глаз» и «бровь», но не «веко», хотя у носителей протоиндоевропейского языка веки, несомненно, имелись.)
