Александр Ферсман - Путешествия за камнем
Горный район Туркмении можно подразделить на три части: наиболее восточная часть охватывает область Кушки и Серахса и представляет собой еще очень мало обследованную, но, по-видимому, необычайно интересную область, связывающую Кара-Кумы с хребтами Копет-Дага и Парапамиза. Здесь мы встречаемся с выходами молодых изверженных пород, с пустотами, заполненными кристаллами светлого аметиста, и с большими провальными соляными озерами, в отложениях которых разведочные партии, посланные ВСНХ Туркмении, нашли весьма высокое содержание солей калия. Вторая часть горной Туркмении представлена средней зоной Копет-Дага. Это район, бедный водой, со слабыми надеждами на улучшение водоснабжения; именно к нему относится и район Ашхабада. Наконец, один из интереснейших районов — западный. Район этот выделен сейчас в самостоятельную единицу — Кара-Кала, то есть «старая крепость». Именно в этот район мне и удалось попасть зимою 1929/30 г. и вникнуть в своеобразную природу этой части Туркмении, отличающуюся замечательно мягким и теплым климатом.
Старая дорога, намеченная еще в 90-х годах прошлого столетия, сейчас превращается в хорошую автомобильную дорогу, по которой ходят грузовики-автобусы, или, по-местному, «автобы».
В феврале, в трескучий мороз мы высадились на станции Кизыл-Арват, между Ашхабадом и Каспийским морем. Мы только что перенесли страшнейшую песчаную бурю. По пути от Каспийского моря, между Балханами, нас встретил такой дикий северо-восточный ветер, что рельсы мигом покрылись песком, паровоз стал буксовать — и наш поезд остановился.
Грозный приказ главного кондуктора выгнал всех нас на линию. Вооружившись метелками из саксаула, кутаясь от нестерпимо режущего, холодного ветра, при морозе по крайней мере в 10°, мы осторожными движениями наших импровизированных метелок сметали песок с рельс около каждого вагона. Не надо думать, что песчаные заносы похожи на снежные. Снежные сугробы достигают часто высоты паровоза, который приходится буквально откапывать лопатами. Здесь же достаточно ничтожного слоя песка в полсантиметра, чтобы поезд уже не мог сдвинуться с места. Утомленные этой борьбой с песком, из которой, однако же, мы вышли с честью, поздно вечером мы прибыли в Кизыл-Арват и долго грелись за пиалой чая в ближайшей от вокзала чайхане.
Мы должны были выехать в Кара-Калу рано утром с очередным рейсом почтового автомобиля.
— Не бойтесь, там быстро согреетесь, — говорили нам опытные кизыл-арватцы и обещали нам в Кара-Кале не только тепло и солнце, но и первую траву и первые весенние цветы.
А между тем мороз крепчал. Термометр опустился ниже 20°, и когда мы садились, — вернее говоря, взбирались на пирамиду, называемую почтовым грузовым автомобилем, заполненную какими-то громоздкими вещами, — то руки и ноги ныли от стужи и мы тщетно пытались укрыться от диких порывов ветра.
Дорога в Кара-Калу очень интересна. В этой области Копет-Даг разбивается на три широтные гряды, круто обрывающиеся к северу и более полого падающие к югу; они разделены друг от друга широкими долинами Сумбара, его притока Чандыря и Атрека. Высокие хребты, поднимающиеся выше 1700 метров над уровнем моря, защищают долины от холодных северных ветров и создают благоприятные условия для замечательно плодородных и хорошо орошаемых долин.
Прекрасные плантации хлопка, сады фруктовых деревьев — граната, инжира, тутового дерева, — опытные станции Всесоюзного института прикладной ботаники с их посадками гваюлы — каучукового растения, пробкового дерева и других ценных культур, густые заросли в ущельях и долинах — всё это говорит о своеобразном богатстве этих гор, голых на южных склонах и покрытых крупным арчевым лесом на северных.
Мы пересекаем один за другим отдельные хребты Копет-Дага. Прекрасная автомобильная дорога вьется между известковых и песчанистых гряд.
В горах Копет-Дага. Туркменская ССР.
Тяжелый и густой снег лежит на земле. Густым инеем запушены деревья и здания. Но, уже перевалив через узкие ущелья в первую продольную долину к аулу Ходжа-Кала, мы почувствовали резкую перемену климата. Широкая открытая долина была почти лишена снега. Чувствовалась мягкость западного ветерка. Типичные туркменские кибитки перемежались с своеобразными каменными домами кубической формы, почти без окон, с маленькой дверью, в чем чувствовалось влияние Ирана. Здесь, в Ходжа-Кале, пока чинили наш автомобиль, мы расположились в одной из кибиток, чтобы выпить горячего кок-чаю. По красоте белокурой девочки, по имени Кумыш («серебро»), дочери нашего хозяина, мы могли судить о красоте и чистоте типа этих туркмен-токланов.
Наступает звездная темная ночь. Мы поднимаемся на последний перевал, руками подталкиваем нашу тяжело груженную машину на гребень, а затем круто спускаемся вниз. И тут только мы замечаем, что морозы остались позади, что воздух насыщен каким-то замечательно теплым ароматом, что нам жарко не только оттого, что мы толкали машину, но и просто потому, что здесь действительно тепло.
Горный кишлак в Туркмении.
Темнота сгущается. Мы зажигаем фары. Вдали уже видны огни Кара-Калы, как вдруг неожиданная встреча выбивает нас из колеи. На дороге показалось какое-то крупное, страшное животное. Я сижу рядом с шофером в кабинке и не понимаю, что же происходит с нашей машиной. Мне кажется, что какое-то древнее пресмыкающееся преградило нам путь. Шофер резко тормозит машину — и перед колесами лежит раздавленный большой дикобраз. Громадные длинные иглы покрывают его своеобразное тело. Мы убили его ударом крыла, когда он бросился на машину, ослепленный огнем фар. Мы взяли этот трофей к себе на машину и повезли его в Кара-Калу. Это была не единственная встреча с животным миром: еще раньше нам встретился на пути волк, долго провожавший нас глазами, потом, во время осмотра горных выработок пограничного хребта, на нас выскочила из штольни дикая кошка, а вокруг по скалам кудахтали горные куропатки.
Город Кара-Кала расположен на юге от второго хребта. Мороз сменился яркой и теплой солнечной погодой. Снега лежали только на северных склонах. Кара-Кала строился как центр этой богатой области сельскохозяйственных и специальных культур. Но нас сюда влекли не селькохозяйственные интересы. О них печется и специальный агрономический пункт и опытная станция Всесоюзного института прикладной ботаники. Нас привлекают сюда последние открытия ашхабадских и ташкентских геологов, намечающие проблемы интересного промышленного будущего этого района.
Обычная для Средней Азии ночевка — не то чайхана, не то трактирчик, не то гостиница, не то приют для приезжающих — что-то среднее, но это все равно… Важно, что мы хорошо поели и выспались и в 9 часов утра уже были готовы и вышли на площадь.
Было совершенно тепло. Солнце ярко светило. Верховые лошади уже стояли привязанными у деревьев, и около них суетились проводники-туркмены, которые должны были вести нас к иранской границе.
Граница эта отсюда недалеко. Здесь всё живет жизнью пограничников, и только прекрасная сельскохозяйственная станция Института растениеводства напоминает нам о том, что мы в районе своеобразных сухих субтропиков.
После долгих скитаний, дважды потеряв направление, трижды заехав по ошибке чуть ли не на иранскую территорию, мы, наконец, попадаем в Арпаклен.
Глубокий каньон врезан в пограничную гряду Копет-Дага. Дикая южная субтропическая растительность вся сосредоточена в этих каньонах, а наверху над ними все те же голые хребты сухого Копет-Дага.
Мы у самого рудника Арпаклен.
Штабеля руды аккуратно сложены около копей. Длинной полосой виднеется жила в могучем хребте. Белый, чистый рудный камень составляет гордость этой жилы. Что это за руда? Это очень редкий минерал — углекислый барий, или витерит, который до сих пор встречался в больших количествах только в Англии. Витерит является самой лучшей рудой бария — этого металла для белых красок, металла, который для нашей промышленности представляет особый практический интерес. Однако широкая жила состоит не только из него. С белым витеритом переплетается такой же белый барит — сернокислый барий, и кальцит — углекислый кальций. Надо отделить дорогую руду от ее белых спутников. И туркмен рассказывает мне, как они научились производить эту операцию, очень трудную даже для минералога.
— Вот смотрите, — говорит он, показывая мне на горевший около нас костер. — Я брошу в него три камня. Один останется без изменения, другой с шумом растрескается, третий рассыплется в белый порошочек. Так различаем мы наши камни; и тот камень, который не рассыпается в огне, и есть та дорогая руда, которую увозят в Россию.
