Ксения Нестерова - Где найдешь, где потеряешь.
не дура и к тому же уверена, что все ее темные дела умерли вместе с Николаем...
— А если не было никаких дел-то?
— Было. Все было.
— Ты-то откуда знаешь?
—Я же тебе говорил — у меня логика, а у тебя только чувства. А чувства — они врут.
— И логика врет.
— Ладно, мы будем спорить о высоких материях? А куда ты денешь бакалавра с его «клубникой»?
— Слушай, а ведь бакалавров-то тьма. Думаешь, он один такой диплом купил?
— Совпадений в этой истории более чем достаточно. Но данное совпадение не кажется чересчур. Все выстроилось в цепочку.
Анфиса присмотрелась к Власу. Глаза его лихорадочно горели. И вдруг она подумала — слишком много для этого человека значила его старая работа. И слишком долго он был без дела. Теперь он мчался, как гончая, почуявшая след. И его уже ничто не остановит. Все-таки он, наверное, был сыщиком по призванию.
— Ой, Влас, не знаю, у меня что-то после встречи с ней руки опустились, и кажется, что мы идем куда-то не туда...
— А я думаю, что туда... Это я раньше твоим подозрениям значения не придавал, а теперь вижу, что права ты была... Они там все повязаны были... И об исчезновении Антона что-то точно знают, если не все... Понимаешь, людей так просто не травят...
— Да, как Николай? — спохватилась Анфиса. Она настолько была вся мыслями в своей поездке, что даже забыла спросить об этом.
— Ничего, оклемался. С его лечащим врачом у меня уже все тип-топ. Так что его уже завтра, может, в общую палату переведут, вот тогда мы за него и возьмемся... — Он довольно потер руки.
— Что, пустят к нему?
— Пустят, — уверенно произнес Влас. — И тогда мы устроим небольшое представление.
— Какое представление?
— Да есть у меня идея...
Глава 43
РАСКОЛОЛСЯ
Слышимость была отвратительная. Анфиса минуты две вообще не могла понять, кто ей звонит. А потом, наконец, до нее дошло, что это Влас.
— Я тебя не слышу! — крикнула она.
Донеслось какое-то бульканье, которое можно было расценить как заявление, что он отправляется искать другой автомат.
Минут через десять послышался новый звонок. На этот раз слышимость была вполне приличная.
— Ты как с Марса звонишь, — сказала она.
— Я из больницы, — уведомил Влас. — Николая решил проведать.
— И как он?
— Вполне прилично. На свое рабочее место пока не собирается.
— То есть?
— То есть для морга не созрел.
— Шутишь?
— Шучу... Приходили уже из милиции, расспрашивали об отравлении. Он твердит, что сам. Мол, я псих, вот вошло в голову, и решил лишить себя жизни, что вполне, в общем-то, логично, и посему ему верят... — Влас секунду помолчал и добавил: — Любит он ее, тварь. Даже жаль мужика...
— Влас, — нерешительно начала Анфиса. — Мне кажется, что все оно так и было...
— Ты просто пасуешь... Но это все неважно, вечером, как договорились, ты к нему едешь... А там видно будет, кто прав из нас, а кто нет... Да, палата, куда его сегодня переведут, на седьмом этаже — семьсот пятая. Запиши... А я к тебе за новостями вечером нагряну. Ну, все. Целую...
Анфиса еще долго сидела в кресле. Потом, встав, решила: «Все, хватит, сама кашу заварила, сама и расхлебывай, и правильно Влас говорит, нечего нюни распускать...»
Весь день она провела как на иголках, раз за разом проигрывая в голове будущий разговор с Николаем. Она представляла, как вынудит его на откровенность или мастерски прижмет. Потом ей казалось, что у нее вообще ничего не получится. Когда пришло время выезжать, она вдруг малодушно подумала — а может, ну его все к чертям. Плюнуть на все. Завалиться с книжкой на диван. А потом сказать Власу — надоело...
— Не дури, — сказала она своему отражению в зеркале.
Она выехала пораньше. Поэтому ей пришлось еще с полчаса толкаться в вестибюле, ожидая начала посещения больных.
Когда час посещения настал, посетители с
пакетами поспешно разбрелись по палатам. Анфисе было неудобно идти ни с чем, она купила у продавщицы в холле ветку бананов, апельсин и пачку печенья. Когда она подошла к двери семьсот пятой палаты, из нее вышел молодой черноволосый парень в спортивном костюме:
— Здравствуйте! — обратился он к Анфисе. —А вы к кому?
— Я? — Анфиса на минуту опешила. — К Николаю Кушниру. А что?
— Ничего, — пожал он в ответ плечами. — Только Колька посетителей к себе не ждал и ушел.
— Как ушел? — изумилась Анфиса. Николай почему-то представлялся ей лежащим пластом в постели.
— Да нет. Я имею в виду — из палаты ушел. Он вон там в холле, в конце коридорчика сидит... — и парень махнул рукой дальше по коридору.
— Спасибо, — поблагодарила Анфиса и пошла искать Николая.
Тот одиноко сидел в холле, обставленном мягкой мебелью: два дивана, кресла, посередине пустой журнальный стол. Журналами и газетами в наше время в больнице не балуют, потому что средств на их выписку просто не остается. На подоконниках стояли горшки с цветами. В холле, кроме Николая, никого больше не было.
— Привет, — сказала Анфиса, подойдя к нему.
Он поднял голову, как будто что-то рассматривал на полу, и глянул на Анфису.
— Привет, — удивленно ответил он. — Вы как меня здесь нашли?
— Да я вам сама «Скорую» вызывала... И на работу к вам звонила, сообщить, что вы в больницу попали... — И Анфиса села рядом с ним.
— А-а, — протянул Николай. — Ангел-хранитель...
— Я вот вам тут принесла, — Анфиса достала пакет с бананами и прочим и поставила на диван рядом с Николаем. — Я, правда, не знаю вашего вкуса, так что не обессудьте...
Он глянул на пакет и, кивнув головой, поблагодарил. Выглядел он очень неважно: лицо было каким-то серым, глаза впалые, а руки слегка тряслись. Он молчал, вновь уткнувшись взглядом в пол. Анфиса никак не могла найти тему для разговора, но не начинать же сразу крутить тут запись.
— Живые, — сказала она, кивнув на цветы.
— Да, к счастью, — ответил Николай, тоже глянув на цветы. — Слава Богу, что в наших больницах еще не отдали дань моде и не напихали во все углы горшки с искусственными. Я поэтому здесь и отдыхаю от палатной суеты, там все чего-то беспрестанно болтают. А зачем? — Он пожал плечами. — Здесь, правда, холодно, но все равно среди них, — он кивнул на цветы, — хорошо. Если бы разрешили, я бы прямо здесь свою кровать поставил и спал бы. Даже уходить не хочется.
— А зачем, давайте здесь посидим, — предложила Анфиса. Ее вполне устраивал этот пустынный холл.
— Здесь довольно прохладно, — вновь напомнил Николай. — Поэтому сюда никто из больных не ходит. Вы не замерзнете?
— Нет, я тепло одета... И потом я люблю цветы... — Анфиса тоже не выносила искусственных
цветов, заполонивших все московские учреждения и уже начавших проникать в московские квартиры.
— Не знаю, как вы, а я когда в магазин захожу или там в банк, так такое чувство, будто с работы не уходил, а просто переместился из одного траурного зала в другой... А эти, как их... рестораны понатыкали возле своих дверей искусственных пальм и рады, а чему? Живые живому радоваться должны.
— Я согласна... У меня тоже искусственные вызывают такое же чувство, и я не могу понять людей, украшающих ими свои квартиры, — Анфиса была рада, что Николай разговорился.
— Ну, это уже хуже меня двинутые, — он крутанул пальцем у виска. — Двинутые. Раньше за попытку самоубийства всех в Белые Столбы прятали минимум на месяц. Времена меняются. Права человека. Теперь в Белые Столбы меня можно только с' моего согласия. Прогресс?
— Прогресс, — кивнула Анфиса.
— Ладно, так о чем вы меня спросить хотели? Не так же просто вы сюда приехали?
— Я... — Анфиса запнулась, слишком уж неожиданно он задал ей этот вопрос. — Я с вами о Светлане поговорить хотела, — собралась она с духом.
Анфиса ждала, что он скажет, что ничего не знает, да и не о чем тут говорить, но он молчал.
— Она пыталась вас отравить, — тихо сказала Анфиса.
Он отрицательно замотал головой.
— По-моему, вы лжете, — Анфиса была уже в этом уверена, как и в том, что Светлана дала ему отраву. Из разговора о цветах она поняла, что
Николай слишком любил жизнь, чтобы уйти из нее добровольно, даже из-за любви. Ведь не наложил же он на себя руки, узнав, что она вышла замуж...
— Нет, я сам, — твердо сказал он.
Анфиса решила, что пора. Она открыла сумочку, покопалась в ней, достала диктофон. Глянув на него, Николай удивленно поднял брови.
— Я встречалась с ней и хочу, чтобы вы кое-что послушали. — И Анфиса нажала кнопку. Из диктофона зазвучал голос Светланы, перебиваемый вопросами Анфисы.
Единственно, чего опасались Анфиса с Власом, когда решали прокрутить Николаю эту запись, так это его реакции — главное, не навредить ему, не вывести его и так неустойчивую психику из нормы. Поэтому Анфиса внимательно следила за выражением его лица. Но оно было совершенно спокойно, он даже пленку всю дослушал до конца, не сказав ни слова.
