Жозеф Артур де Гобино - Опыт о неравенстве человеческих рас. 1853г.(том1)
Итак, если священник взял в свои руки почетные функции, обеспечивающие ему восхищение и симпатию, свободные люди также выиграли от потери некоторых прежних своих прав, и по примеру пурохит, завладевших частью общественной жизни, отцы семейства, освободившись от многих забот, стали совершенствоваться в материальных искусствах, в науке управления, в воинском деле и в области завоеваний.
Впрочем, пурохита поначалу не казался чем-то опасным. Он жил уединенно рядом с богатыми и могущественными вождями, которые обеспечивали его простую мирную жизнь. Он не носил оружия, т. к. вышел из дружественного племени. Он происходил, возможно, из семьи виспати или его рода, он был сыном, братом, родственником воинов. Он передавал свои знания ученикам, которые были вольны в любое время уйти от него и снова взять в руки лук и стрелы. Поэтому брахманизм незаметно даже для тех, кто его исповедовал, закладывал основы власти, которой предстояло сделаться чрезмерной.
Один из первых шагов, который сделали священнослужители в прямом управлении общественными, т. е. земными делами, свидетельствует о совершенствовании политической и моральной системы у современников той эпохи, которую немецкие мыслители удачно называют «серым преддверием времен» (die graue Vorzeit). Виспати поняли, что больше нет смысла использовать грубую силу и хитрость в отношении населения, которое постепенно превращалось в их подданных. Народное избрание было заменено посвящением, которое обеспечило пастырям народа особые права на всеобщее уважение, а легитимность властителя теперь подтверждалась чем-то вроде коронования, которое осуществляли пурохиты.[131] С тех пор власть царей резко возросла, потому что они стали участниками священнодействий, и для этого им даже не пришлось свергать богов. Одновременно были заложены основы светской власти священников, и мы сегодня знаем, чем она может стать в руках просвещенных мирных людей, обладающих опасным рвением в добре, которые, зная, что для нации, более всего поклонявшейся доблести, никакая, даже освященная причина не может служить извинением трусости, уже начали практиковать суровые доктрины воздержания и отказа от всего мирского. Такая набожность должна была привести к тяжким увечьям, к пыткам, возмущающим и ум и сердце. Но пурохиты до этого еще не дошли. Они были священниками белой нации, им и в голову не приходила мысль о таком беззаконии.
Таким образом, могущество священников отныне имело прочное основание. Его охотно усиливала светская власть, удовлетворенная полученным посвящением. Скоро стало ясно, что для того чтобы получить что-то, необходимо от чего-то отказаться. Не все цари относились благосклонно к вершителям жертвоприношений, но жрецам достаточно было найти отклик в народе своей твердостью или кому-то из них умереть мученической смертью от прихоти тирана, чтобы общественное мнение, преисполненное признательности и восхищения, сделало кумиров из пурохит.
Они, как нечто естественное, приняли роль, которую им предоставили. Однако я не верю ни в эгоистические намерения целого класса, ни в то, что незначительные причины могут дать значительные результаты. Когда в обществе происходит длительная революция, это значит, что страсти триумфаторов оказались сильнее личных интересов, иначе они не пользовались бы такой популярностью. Принципы, на которых арийские священники строили свою судьбу, не были ни ничтожными, ни смешными — напротив, они завоевали глубокую симпатию гения расы, и сами священнослужители той эпохи обладали редкими способностями к искусству правления, а также гибким умом, ученостью, проницательностью и логикой, доходившей до фанатизма.
Эти люди философского ума видели, что арийские народы находятся в окружении черных племен, численно намного превосходящих белую расу, которая обосновалась на землях Семиречья и дошла до устья Инда. Кроме того, они видели, что среди арийцев мирно живут другие местные племена, не столь многочисленные, которые уже начинают смешиваться с некоторыми семьями, скорее всего с беднейшими, наименее почитаемыми и наименее гордившимися своей принадлежностью к завоевателям. Они замечали, насколько мулаты стоят ниже своих белых родителей по красоте, уму и храбрости; они размышляли над последствиями влияния метисов на покоренное или независимое черное население. Возможно, они были свидетелями того, как некоторые удачливые метисы становились царями.
Движимые стремлением сохранить господствующую роль белой расы, они придумали общественное устройство с иерархией, основанной на умственных способностях. Они предполагали доверить высшие должности самым умным и предприимчивым. Тем, кто был небогат умом, но имел крепкую руку, сердце, жаждущее воинских приключений, и честолюбие, они доверяли заботу о защите общественного порядка. Людям мягкого нрава, склонным к мирным трудам, мало расположенным к ратным подвигам, было предназначено кормить государство и обогащать его торговлей и ремеслом. Затем из большого числа тех, чей мозг работал плохо, кто был робок и недостаточно богат, чтобы оставаться свободным, священники сформировали группу, стоявшую на нижней ступени, и решили, что этот низший класс будет зарабатывать свой хлеб, выполняя тяжелые или даже унизительные работы, необходимые для общества.
Итак, у задачи нашлось идеальное решение, и нельзя не оценить такой социальный организм, управляемый разумом и обслуживаемый слабыми умами. Вся трудность заключалась в том, чтобы осуществить эти абстрактные замыслы на практике. В этом потерпели неудачу все западные теоретики, а пурохиты сумели, как они считали, сделать это.
Исходя из принципа — неоспоримого для них, — что лучшие качества принадлежат арийцам, а всякая слабость и неспособность присущи черным, они, следуя логике, решили, что ценность человека находится в прямой зависимости от чистоты крови, и основали на этом принципе кастовую систему.
Свои классы они называли «varna», что значит «цвет», позже это слово приобрело другое значение «каста».[132]
Чтобы сформировать первую касту, они объединили семьи пурохит — Гаутамы, Бхригу, Атри, — известных своими литургическими песнопениями, передаваемыми по наследству как ценное достояние. Они считали, что кровь этих избранных более арийская, более чистая, чем у остальных.
Этому классу, этой «варне», этому «белому цвету» они прежде всего дали не право на власть, что с течением времени было бы естественным, а по меньшей мере принцип такого права и то, что могло к нему привести, а именно: монополию на жреческие функции, на царское посвящение и право сочинять и исполнять религиозные гимны и передавать потомкам их секрет; наконец, они объявили себя священными и непогрешимыми личностями, отказались от воинской повинности, окружили себя всем необходимым для медитирования и изучения наук, включая политические.[133]
На ступень ниже стояли цари со своими семьями, причем все без исключения, так как это означало бы компрометацию царского посвящения и угрозу для создаваемой системы. Рядом с царями законодатели поместили самых известных воинов, влиятельных и богатых людей: предполагалось, что этот класс («варна») имеет меньше белой крови, либо, если даже он и сохранил расовую чистоту, все равно заслуживает только второй ступени, поскольку умственные способности и религиозность ценились выше физической силы. Такая мысль могла родиться только среди великой и благородной расы. Членов военной касты пурохиты назвали «кшатрии», или «сильные люди». Они вменили им религиозный долг владеть оружием, изучать военное искусство; право руководить людьми было им предоставлено при условии специального посвящения, при этом законодатели опирались на социальные доктрины расы, чтобы не дать военным абсолютную власть.[134]
Они объявили, что каждая варна обеспечивает своим членам особые привилегии, перед которыми бессильна царская воля. Царю запрещалось ущемлять права священников-жрецов. Ему не позволялось посягать на права кшатриев или более низких каст. Монарха окружали министры или советники, без помощи которых он не мог принимать решения и которые принадлежали к классу пурохит или воинов.
Законодатели на этом не остановились. Именем религиозных законов они предписывали царям определенные правила поведения в личной жизни. Регулировалась даже пища, а более всего осуждалось любое отступление от их предписаний. По моему мнению, самое мудрое в этих законах заключается в том, что священнослужители не монополизировали эти знания. Они понимали, что нельзя запретить доступ к образованию тому, кто способен к учению, а также и неспособному: если знание есть сила и дает авторитет, так только при условии, что об этом судят другие, способные их оценить.
Итак, пурохиты не только запрещали образование кшатриям, но, напротив, рекомендовали: они позволяли им читать священные книги, обязывали объяснять их, а также благосклонно взирали на занятия светскими науками: поэзией, историей, астрономией. Так формировался класс военных — умных и храбрых людей, — которые лояльно относились к духовенству. Тем не менее интересы этой касты не во всем совпадали с планами религиозных реформаторов, и рано или поздно в этом смысле последние могли столкнуться с опасностью. По-иному обстояли дела с варной, стоящей на ступень ниже военной касты. Речь идет о касте «нблтйбт», состоящей из людей с более темной кожей, чем два первых социальных класса; они, возможно, были менее богаты и влиятельны в обществе. Несмотря на это, их родство с высшими кастами было явным и неоспоримым, и в новой системе они считались элитой, или «дважды рожденными» («dvidja»); вообще, это слово обозначало превосходство расы над аборигенами, составляющими основу нации, над которыми стояли жрецы и воины. Именно по этой причине название «арийцы», от которого отказались кшатрии и пурохиты — первые стали называть себя «сильными», вторые «брахманами», — сохранилось за третьей кастой.
