Говард Рейнгольд - Умная толпа
Один из первопроходцев в изучении искусственного интеллекта — исследователь из MIT Джозеф Вейценбаум приложил выдвинутые Эллюлем и Мамфордом доводы непосредственно к будущему хорошо ему известной вычислительной техники. В появившейся в 1976 году книге «Возможности вычислительных машин и человеческий разум» {Computer Power and Human Reason) Вейценбаум подчеркивает, что вычислительные машины воплотили наиболее машиноподобную сторону человеческой природы [42]. Он назвал это «экспансионизм [доел, imperialism] инструментального мышления», основываясь на хайдеггеровском представлении о технике как следствии человеческого стремления сделать мир средством для достижения целей [43].
Вейценбаум предостерегает от страшного заблуждения, что все человеческие проблемы вычислимы. Предчувствуя появление в последующие десятилетия добровольных киборгов, Вейценбаум говорит, сколь отвратительна сама попытка соединить нервную ткань живого существа («зрительную систему и мозг животного») с будущими вычислительными машинами. Учитывая, что часть устройства Wear Comp Стива Манна содержит ряд электродов, прикрепляемых к его телу для отслеживания сердечного ритма и других телесных отправлений, эра киборгов уже несколько лет как стала явью.
«Киборг», или «кибернетический организм» — понятие, которым Манн и прочие ревнители нательных компьютеров гордо характеризуют свои технически обогащенные возможности, говоря это без всякого смущения, подобно тому как если бы они говорили что носят очки или смотрят через микроскоп. По мере того как медицинская техника обеспечивает нас все теснее связанными с биологическими процессами организма механическими системами жизнеобеспечения и растущее число людей проводит все больше времени за общением с мыслящими приспособлениями, нарастает вал критической литературы, направленной против киборгов [44]. Один из критиков — Марк Дери в своей книге 1996 года «Скорость убегания: Киберкультура на рубеже веков» (Escape Velocity: Cyberculture at the End of the Century) утверждает, что отдельные киборговые субкультуры, представители которых именуют себя экстропийцами (в противовес понятию «энтропия») или послечеловеками, деятельно пытаются преодолеть плоть, выказывая чуть ли не мистическую веру в научные чудеса технологии [45]. Эти технофилы спрашивают, почему мы должны мириться с неудобствами, смертностью, ограниченностью разума и физической силы, свойственными человеческому телу, созданному в ходе биологической эволюции, теперь, когда мы, похоже, стоим на пороге создания более действенных заменителей жизненно важных органов. Разве не глупо, считают они, отказываться от изучения средств обретения бессмертия, когда вечная жизнь, вероятно, уже достижима для современной науки [46]? Дери предостерегает, что трансгуманизм может увести нас от привычной нам человечности в тот мир, где, как предсказывал Эллюль, мы будем подстраиваться под нашу ДНК, становясь винтиками беспрестанно потребляющей, разрастающейся, занятой производством прибыли машины.
Для меня привлекателен взгляд на киборговые сообщества Стива Манна как на союзы людей, надзирающих за своими техническими надстройками, однако скорость наступления средств протезирования заставляет с опаской относиться к будущему такого рода единения. В марте 2002 года британский специалист по робототехнике Кевин Уорвик ради дальнейшего совершенствования способов лечения повреждений спинного мозга вживил несколько сотен крохотных датчиков в ведущий нерв своей левой руки и подключил их к радиопередатчику, обменивающемуся сигналами с удаленным компьютером [47]. Эллюль сказал бы, что техника не прекратит свой натиск после излечения повреждений спинного мозга, а продолжит вторжение внутрь человеческих органов, все теснее сцепляя нашу нервную систему с техническим наружным скелетом сетевых компьютеров. Должны ли мы расстаться с частью своей человечности, чтобы парализованные могли ходить? Не стоял ли перед подобным выбором Фауст [48]?
Какие свойства плоти нужно и можно было бы оградить от соблазнов, порожденных техникой? Если кто-то живет среди умных толп в виде киборга, как это изменит тех, кто остался в своем привычном облике, и как эти две стороны будут договариваться о сосуществовании? Научная фантастика XX века часто затрагивала подобные вопросы. В XXI веке киборги уже не персонажи фантастики. Поэтому не так уж и нелепо при нынешнем направлении научных изысканий звучат вопросы: насколько человечными будут наши правнуки и как наши нынешние решения скажутся на наших потомках?
Что нам надо знать?
Прежде чем иметь возможность принимать разумные решения в отношении технологий умных толп, большинству из нас нужны более надежные и практические знания по следующим вопросам:
• Как регулировать мобильный Интернет, чтобы свобода нововведений и поощрение конкуренции не подрывали основ демократического общества?
• Смежная динамика кооперационных систем, естественных и искусственных.
• Познавательное, межличностное и общественное воздействие мобильных, повсеместных информационных сред.
• Как вездесущий доступ к мобильному Интернету и присутствующая непосредственно на местах информация могут изменить облик города?
Новые законы и установления пытаются превратить пользователей Интернета в пассивных потребителей. Недавние политические решения равняются на знакомый образец традиционных СМИ периода радиовещания — поставка «содержимого» (контента) подведомственными монополиям регулируемыми односторонними каналами к пассивным потребителям. Интернет рос и менялся, поскольку каждый узел, способный получать информацию, мог отправлять ее по общедоступной Сети, где крупные коммерческие предприятия мирно сосуществуют с миллионами некоммерческих или небольших коммерческих операторов связи. Пользователи Интернета будут не пассивными потребителями (consumer), a «производителями для себя» (prosumer)*, что было предсказано Олвином Тоффлером еще в 1980-е годы [49]. То, что новая информационная среда появилась из лона богатой новшествами и доступной всем общей собственности, не гарантирует сохранения такого порядка вещей; радио и телевидение в свое время тоже прибрали к рукам.
* Слово prosumer образовано Тоффлером из producer (производитель) и consumer (потребитель).
Законы и постановления конгресса США и FCC в ближайшие несколько лет разграничат традиционную модель вещания и пиринговую модель беспроводного Интернета. В дальнейшем политика США, по всей видимости, будет направлена на поддержку предпринимающихся во всем мире усилий по выработке международного соглашения об интеллектуальной собственности. Пока же принимаются решения в угоду крупным владельцам интеллектуальной собственности, с кабельных и телефонных компаний снимается ответственность за предоставление общего доступа, новые беспроводные технологии ограничиваются узкими полосами спектра, а остальная часть предоставляется в исключительное пользование владельцам лицензий, вложившим средства в устоявшиеся традиционные технологии [50]. И прогнозы таковы, что, пока не вступят в игру некие новые противодействующие силы и в США, как и во всем мире, не изменится подход к вопросам регулирования, мобильные и повсеместные технологии вообще не попадут в распоряжение умных толп, а найдут себе применение подобно тому, как это описано в научно-фантастическом рассказе «Вышагивающие идиоты» (The Marching Morons) известного американского писателя-фантаста Сирила М. Корнблата, где кучка сохранивших разум людей манипулирует слабоумным большинством [51].
Телекоммуникационная промышленность не единственная заинтересованная сторона, пытающаяся поставить заслоны нововведениям и превратить активных пользователей техники в пассивных потребителей заранее подготовленного содержимого. Голливудские киностудии, озабоченные тем, что приход телевидения сделает ненужным кинопроизводство, стремились разрушить возникающую новую информационную среду; их планы расстроил Уолт Дисней, которому надо было показывать свои фильмы по телевидению для получения средств на строительство Диснейленда [52]. Главный лоббист Американской ассоциации кинопроизводителей (Motion Picture Association of America — MPAA) в Вашингтоне, округ Колумбия, Джек Валенти боролся за запрет на продажу видеомагнитофонов потребителям, уверяя на слушании конгресс, что «видеомагнитофон для американской киноиндустрии — все равно что „бостонский душитель“* для одинокой женщины»; производителям электроники, в частности Sony, удалось отбить натиск Валенти [53]. Когда на горизонте замаячило цифровое телевидение, голливудские лоббисты (вновь возглавляемые Валенти) образовали Дискуссионную группу по защите прав телевещания (Broadcast Protection Discussion Group — BPDG) для проталкивания законодательства, которое похоронило бы будущие нововведения в сфере производства устройств связи, компьютерного оборудования и ПО с открытыми исходниками [54]. Я обратился к Кори Доктороу, работающему ныне в Фонде электронного порубежья, существующем на средства граждан общественной организации, за разъяснениями по поводу недавней, мало освещаемой в печати, но грозящей неприятностями лоббистской кампании. Вот что он сказал:
