Аркадий Жемчугов - «Крот» в окружении Андропова
— По-разному бывало. Вот, например, такая была история. Нам как-то дали задание — взять в активную разработку «нелегала», нашего советского разведчика. История приключилась с ним такая.
Среди сотрудников нелегальной резидентуры КГБ, успешно действовавшей многие годы в ФРГ или во Франции (точно не помню), кто-то встал на путь предательства. Нс только над самой резидентурой, но и над се годами создававшейся агентурной сетью нависла угроза грандиозного провала. Чтобы предотвратить се, Центр в пожарном порядке вывез всех сотрудников резидентуры в Москву. И уже здесь принимал меры к тому, чтобы вычислить предателя.
Та самая шуба, на которую «клюнул» шпион
Доставшегося нам «нелегала» мы наградили кличкой «Щедрый». Кроме нас его под плотную опеку взяли другие подразделения. Домашний телефон «Щедрого» был поставлен на контроль, в квартире установлена техника подслушивания и визиры.
От оперативной работы в управлении его отстранили, коллеги по службе, в том числе и старые знакомые, явно сторонились его, от разговоров, а тем более от встреч в нерабочее время уклонялись. Другими словами, он практически ничего не делал, но денежное довольствие получал регулярно. Как вы думаете, он догадывался, что с ним и вокруг него происходит? Ответ, по-моему, очевиден, Как-никак «нелегалы» — это разведчики высшей квалификации.
Мы вели за ним наблюдение предельно осторожно. Работали целым отделением. Как обычно, мы должны были выявить его связи, хотя никаких иллюзий на этот счет не питали. Предатель в такой ситуации просто обязан затаиться, причем настолько долго, насколько посчитает нужным. В то же время наш собственный опыт подсказывал, что человека, у которого есть, что скрывать, могут выдать и выдают, помимо его воли, отдельные, едва уловимые детали поведения. Ну, скажем, во время прогулки, во время похода по магазинам или при поездке на общественном транспорте. Нет-нет, да и оглянется назад, осмотрится по сторонам. Причем совершенно беспричинно. То вдруг начнет дергаться у него плечо. Или во взгляде просквозит такая настороженность. Да мало ли как приоткроется состояние чрезмерного эмоционального напряжения! Нужно лишь не прозевать это.
«Щедрый» вел себя на удивление ровно, без дерганий. Его общение ограничивалось семьей и ближайшими родственниками. И так продолжалось, вы знаете, сколько? Четыре года! После этого мы выдали «наверх» свое однозначное мнение: никаких подозрительных признаков в поведении «Щедрого» не отмечено. Никаких компрометирующих связей не выявлено. Другие подразделения тоже сняли с него все подозрения. Его вернули на активную оперативную работу, все встало на свои места.
— И он, зная, что все эти годы находится «под колпаком», не обиделся, не счел себя оскорбленным такими подозрениями? Почему?
— Думаю, потому, что любил свою работу и понимал, что правила в ней очень жесткие… Но иногда бывали совсем другие развязки. В 1964 году нам поручили взять под наблюдение одного из заместителей министра авиационной промышленности, которого подозревали в хищении государственной собственности в особо крупных размерах. А это расстрельная статья. То есть речь шла о жизни и смерти, поэтому не то что ошибка — любая неточность с нашей стороны исключалась, и мы работали с особой осмотрительностью и тщательностью, каждую деталь, каждый нюанс оценивали и так, и эдак.
Мы размотали все его связи, выявили схему их взаимодействия. Увы, все говорило о том, что перед нами крупный государственный чиновник, сознательно пошедший на преступление. На что он рассчитывал, трудно сказать — может, на свой высокий пост, на влиятельных друзей, которые выручат его. Понимая, с кем имеем дело, мы вели НН сверхконспиративно. И все-таки ему (правда, уже на заключительном этапе) стало известно, что он не просто «под колпаком», а что против него собрано достаточно неоспоримых улик. Видимо, он понимал, чем ему это грозит, и решился на крайний шаг — на самоубийство. А в предсмертной записке написал, что в его смерти виноват КГБ. Может быть, так он пытался обелить себя в глазах своей семьи, близких, друзей.
— Вы сказали, что «женский набор» в НН с годами таял, что называется, по семейным обстоятельствам. А у вас самой не было тогда мысли уйти, вести нормальную и спокойную жизнь, знать, что после работы пойдешь домой или в театр, в кино, в гости — куда захочешь, и не придется вечер и ночь торчать под дождем, под снегом, наблюдая за очередным объектом?
— Конечно, служба в НН — не рай, эта работа — не мед. Но она была для меня интересной, я знала, за что ее люблю. И коллектив у нас был замечательный. Мы называли себя «чекистским братством» — не только работали вместе, но и отдыхали, веселились, устраивали вечеринки, ходили в театры, на выставки. Словом, при всех перегрузках у нас была очень полноценная жизнь, во всех смыслах. И мы не чувствовали себя в чем-то обделенными или, например, обойденными мужским вниманием. Красивых мужчин у нас было предостаточно, к тому же умеющих ухаживать и любить. Да и по службе все у меня шло хорошо. К тридцати годам я стала капитаном, закончила юридический факультет «вышки» — Высшей школы КГБ.
— Но все-таки в 1980 году вы ушли из НН, хотя могли еще работать и работать.
— Это произошло, когда я отработала в «наружке» уже почти 20 лет. А почему ушла… История непростая. В нашем «братстве» я встретила Виктора, мы полюбили друг друга с первого взгляда, такое бывает. Он был старше меня на шесть лет, женат, сыну три года. О наших отношениях, о том, что Виктор ушел из-за меня из семьи, начальству стало известно практически сразу. Да мы не очень-то и таились, хотя знали, что в нашей среде это — ЧП. К тому же Виктор по возрасту выбыл из комсомола, и ему надо было вступать в партию, беспартийные «в органах» тогда не работали. И он решился: заявил, что порывает со мной и возвращается в семью.
Я ожидала такого исхода. И все же взбрыкнула: назло ему, себе, всем скоропалительно вышла замуж за преуспевающего зубного врача. На 16 лет старше, при деньгах, с прекрасной отдельной квартирой и собственной автомашиной. Чего еще желать? Но меня хватило лишь на три года. Его богемный образ жизни, с каждодневном застольем и весельем с вечера до утра — все это было не для меня. Мы развелись.
Говорят, от судьбы не уйдешь. Я в это верю. Некоторое время спустя я совершенно неожиданно встретилась с Виктором. Восстановить семью ему так и не удалось, был развод, а затем — увольнение из «семерки».
И вот мы встретились — так, будто не расставались. Поженились. Появился сын Михаил. Счастью не было предела. И вдруг… стряслась беда: Виктор попал под электричку и лишился обеих ног. Тогда-то я и подала рапорт на увольнение. Коллеги и руководство отнеслись к этому с пониманием.
Мы прожили с Виктором вместе шестнадцать лет. В 1993 году я похоронила его. Живу с сыном. Он окончил вуз. Надеюсь, что и семьей обзаведется. Глядишь, я «поработаю» бабкой, постараюсь обеспечить НН за внуком или внучкой. Как бы то ни было, я не ропщу. И ни о чем не сожалею.
Полковник Коротких в «поле» и дома
Слово «вербовщик» разведчики-профессионалы произносят с ударением на последнем слоге. И с неизменным уважением. Потому что «специальность» эта требует особого таланта, терпения и опыта. Какие бы достижения технической мысли ни брала на вооружение разведка, научившаяся видеть сквозь стены, подслушивать на расстоянии в несколько километров и разглядывать из космоса номера табельного оружия противника, главным остается не это. Главное — свой человек по ту сторону, носитель секретной информации, «источник», агент. Дело вербовщика — заполучить такого человека. Каждая вербовка считается удачей. А классных профессиональных вербовщиков во всех разведках мира можно пересчитать по пальцам.
СКРОМНЫЙ АС
Начальник кафедры Академии внешней разведки полковник С. вызвал к себе в кабинет старшего преподавателя Н.Г. Коротких и казенным, не терпящим возражения тоном объявил: «Мы больше не нуждаемся в ваших оперативных знаниях и опыте вербовочной работы. Ищите себе работу в другом месте». Случилось это в сентябре 1997 года.
Через пару недель у Николая Георгиевича произошел инсульт. Затем второй…
Н.Г. Коротких. Начало 50-х годов. Первая пристрелка будущего разведчика
А шестью годами раньше, в 91-м, в Швеции вышла книга «Война в мирное время (Советская угроза Северу)», которая тотчас же вызвала ажиотажный спрос во многих странах Западной Европы, в первую очередь — скандинавских.
Ее активно комментировали на ТВ, радио и в прочих средствах массовой информации. Добрый десяток страниц в этом бестселлере посвящены Николаю Георгиевичу Коротких.
