Никита Благовещенский - Расчленение Кафки
Ольга рассказывает землемеру: «Но о Кламме мы иногда разговариваем; я Кламма еще не видала (ты знаешь, Фрида меня не слишком любит и никогда не позволила бы мне взглянуть на него), но, естественно, внешность его в деревне известна, кое-кто его видел, все о нем слышали, и из этих впечатлений очевидцев, из слухов и также из многих умышленно искаженных свидетельств составился портрет Кламма, который, вероятно, в основных чертах верен. Но только в основных. В остальном он изменчив и, возможно, еще даже не настолько изменчив, как действительная внешность Кламма. Он, судя по всему, когда приходит в деревню, выглядит совершенно иначе, чем когда он ее покидает, иначе — перед тем, как выпьет пива, и иначе — после этого, иначе — бодрствуя, иначе — во сне, иначе, когда один, и иначе, когда разговаривают и, как уже понятно после всего этого, почти принципиально по-другому — наверху, в Замке»[39].
А хозяйка трактира выговаривает землемеру: «Да скажите, как вы вообще выдержали вид Кламма? Можете не отвечать, я знаю, вы очень хорошо его выдержали. Вы ведь даже не способны по-настоящему увидеть Кламма, — это не мое преувеличение, потому что я и сама на это не способна»[40].
Не господин Кламм, а оборотень какой-то!
Но господин Кламм лишь управляющий в Замке, а что говорить тогда о графе? Граф столь же недостижим, как и сам Замок. Потому что и граф-отец и Замок-мать изначально отсутствовали у землемера К. Он — ребенок, настолько лишенный любви родителей, что они вообще для него как бы не существуют. Какие-то отцовские инстанции или их заменители еще брезжут в отдалении: то господин управляющий Кламм, то господин кастелян, то староста, но матери землемеру не достичь. Потому и его отношения с женщинами неуспешны, неудовлетворительны. Как может выстроить отношения с женщиной человек, с детства переживающий отсутствие любви со стороны первой своей женщины — матери (вплоть до фантазии о полном ее отсутствии)?
Младенцев, лишенных родительской ласки, воспитывающихся в яслях-интернатах, исследовал Рэне Шпиц, представитель генетического направления в психоанализе. Он в одной из своих работ[41] подробно проанализировал происхождение жестов мотания головой в смысле слова «нет» и кивания в смысле «да». Шпиц в Медицинском центре университета Колорадо наблюдал за детьми годовалого возраста, которые страдали так называемым синдромом госпитализма, появляющимся после того, как дети на долгое время лишаются эмоциональных контактов. После кормления грудью в среднем в течение первых трех месяцев младенцы были разлучены с матерями на период от шести месяцев до года (это происходило в годы Второй мировой войны). Их возраст составлял от девяти месяцев до полутора лет. Когда к ним приближался кто-нибудь незнакомый (за исключением нянек, подходивших к ним с едой во время кормления), эти дети начинали вертеть головой так, как мотают головой взрослые, говоря «нет». Это движение продолжалось до тех пор, пока незнакомец находился перед ними. Шпиц обозначил это мотание головой как «цефалогирические движения»[42]. Когда их не тревожили и оставляли одних, дети вели себя спокойно. Было вполне очевидно, что появление незнакомца вызывало у них неудовольствие: отказ от общения сопровождался криком и хныканьем, особенно если наблюдатель не уходил.
Казалось бы, в этом нет ничего странного: брошенные дети испытывают тревогу и отказываются от общения с опасными чужаками, при этом отрицательно мотая головой, как бы говоря: «Нет, мы боимся и не хотим». Однако отказ от контакта, который демонстрируют здоровые, нормальные дети, встречаясь с незнакомыми людьми во второй половине первого и в начале второго года жизни, проявляется иначе. Здоровые дети не вращают головой; они закрывают глаза, прячут лицо или отворачиваются в сторону. Как правило, обычный ребенок обучается понимать покачивание головой взрослого человека в знак несогласия или запрета в первые три месяца второго года жизни, то есть в возрасте от года до пятнадцати месяцев, но в качестве намеренно подаваемого сигнала этот жест используется детьми позже. В начале второго года жизни ребенок различает лишь две эмоции: ребенок чувствует, что либо его любят, либо его ненавидят. Когда ему что-то запрещают, он чувствует, что его ненавидят. Шпиц описывает наблюдение за ребенком одиннадцати с половиной месяцев, заснятое на кинопленку. Взрослый играет с ребенком и предлагает ему игрушку. После того как ребенок поиграл с ней, взрослый забирает игрушку. Ребенок тянется к ней вновь, но взрослый покачивает головой и говорит: «Нет-нет». Несмотря на улыбку и приветливое выражение лица взрослого, ребенок быстро отводит назад свою ручку и сидит с потупленным взглядом и выражением смущения и стыда, будто он совершил нечто ужасное. Этот годовалый ребенок четко понимает запрет. Но вместе с тем он превратно истолковывает запрет взрослого глобальным образом: «Если ты не за меня, значит, ты против меня. Если ты меня не любишь, то ты меня ненавидишь». Поэтому сам подавать запрещающий сигнал годовалый ребенок еще не может, он будет способен перенять от взрослого этот жест лишь по прошествии трех или четырех месяцев.
Исходя из вышеизложенного, требует осмысления и объяснения тот факт, почему же у брошенных, лишенных эмоциональных контактов детей взрослый жест «нет» появляется раньше, чем у благополучных и нормально развивающихся. Шпиц делает вывод, что поскольку ребенок не мог усвоить смысл этого жеста из контактов с окружением посредством имитации, то такое поведение связано с поведением, существовавшим на более ранних стадиях развития. Тщательное наблюдение за вращениями головы показывает, что эти движения не являются избеганием, отворачиванием от того, что вызывает неудовольствие. Дети не отводят взгляд от незнакомого взрослого, но, напротив, пристально на него смотрят. Шпиц приходит к выводу, что мотание головой имеет прототип в «укореняющем» поведении новорожденного, который, когда его прикладывают к груди, ищет сосок, совершая круговые движения головой. Таким образом, дети с синдромом госпитализма, завидев чужака, с которым не желают общаться, испытывают тревогу и начинают искать материнскую грудь, как новорожденные младенцы. Мы же понимаем их поведение исходя из своих взрослых представлений и стереотипов, потому что их поиск соска внешне напоминает отрицательное мотание головой.
При нормальном развитии формирование жеста «нет» проходит три стадии: во-первых, вращение головой в поисках материнского соска (укореняющее движение) в возрасте до трех месяцев, которое имеет смысл скорее «да» (желание принять, получить), чем «нет» (кстати, в Болгарии мотание головой и означает «да»); во-вторых, избегающее поведение при насыщении после шести месяцев, когда ребенок, насытившись, мотает головой, чтобы избавиться от соска (в первые полгода жизни насытившийся младенец, вяло расслабив губы, выпускает сосок изо рта и засыпает на груди); наконец, в-третьих, покачивание головой, означающее «нет» — семантический жест на уровне объектных отношений, появляющийся после пятнадцати месяцев жизни. Каждая из первых двух стадий содействует возникновению третьей. Если укоренение обеспечивает моторную матрицу, тренирует мышцы шеи и координацию движений, то избегающее поведение при насыщении придает мотанию головой смысл.
При рождении укоренение (вращение головой в поисках соска) выполняет функцию приближения к удовлетворяющему потребности объекту. Укоренение не имеет негативного эквивалента; в активности новорожденного «стремление от» не соответствует «стремлению к». У новорожденного нет негативизма — поведенческого стереотипа, явно имеющего негативный смысл. То, что можно отнести к негативному, принимает форму беспорядочных, дезорганизованных, смешанных проявлений неудовольствия. То есть существует ярко выраженное поведение, имеющее позитивный смысл, направленное на сближение, но нет такого же ярко выраженного поведения, несущего отрицательный заряд. Это отсутствие у новорожденных организованного выражения негативизма является доступным наблюдению подтверждением фрейдовского постулата: «При анализе мы никогда не обнаруживаем „нет“ в бессознательном». Поведение младенца может начать выражать отказ лишь на третьем месяце жизни. До этого времени отказ принимает разве что физиологическую форму: ребенок перестает сосать или срыгивает проглоченное. Фрейд высказывал мнение (в 1925 году в статье «Отрицание»), что существует два полюса отношений младенца к миру: «я бы это съел» или «я бы это выплюнул»[43]. Другими словами, альтернативу можно сформулировать так: «Это должно быть либо внутри меня, либо снаружи». Однако и выплевыванию и заглатыванию должно предшествовать сканирующее, поисковое поведение, обладающее качеством «стремления к», — укореняющее вращение головой.
