Уильям Лобделл - Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни
О своей идее (точнее, об идее Бога) я немедленно рассказал Хью, однако не умолчал и о том, что вижу на этом пути немало препятствий. На тот момент, будучи главой сети местных новостных изданий «Лос-Анджелес тайме», я очень недурно зарабатывал. Перейти в небольшую газету на меньший оклад? Невозможно: ведь я — единственный добытчик в семье, и семья быстро растет. Искать место в другом концерне такого же масштаба? Тогда придется переезжать, а мне не хотелось срывать семью с места. Кроме того, репортером я не работал уже больше десяти лет. Да и кто меня наймет, пусть и на небольшой оклад, чтобы я писал о религии? Очевидно, воплощать свою мечту придется на месте — в «Лос-Анджелес тайме». Но и здесь мой замысел казался невыполнимым. Я работаю в отделе местных изданий: а между местными изданиями — муниципальные советы, родительский комитет, школьные спортивные состязания — и новостным отделом одной из крупнейших газет в мире — пропасть шириной с Большой Каньон. Рассчитывать перепрыгнуть через эту пропасть — все равно что мальчишке из деревенской бейсбольной команды под патронажем клуба «Янки» надеяться, что его позовут нападающим в одноименный нью-йоркский клуб. Такого просто не бывает.
Вот так я изложил Хью, почему из моей идеи ничего не выйдет, и он ответил:
— Ты ставишь границы Богу. Просто молись о том, чтобы получить такую работу. Если Он действительно этого хочет — Он найдет способ.
И я начал молиться. Я просил Бога, чтобы он помог мне начать писать о религии в «Лос-Анджелес тайме». Молился об этом по утрам, по вечерам и в течение дня. Молился на наших еженедельных пробежках — и вместе со мной молился и Хью. Мы бегали-бегали, молились-молились... и все тщетно. Так продолжалось четыре года. Однако вера моя оставалась крепка, и я даже не думал бросать молитвы. Быть верующим иногда значит быть упрямым и настойчивым. Моисей терпеливо ждал сорок лет в пустыне и в результате даже не вошел в Землю обетованную — но своего добился. Бог лучше знает, когда дать мне эту работу, думал я.
Тем временем мое обращение перестало быть тайной, и в некоторых кругах я оказался весьма востребован. Дело в том, что в Южной Калифорнии не так уж много евангелических христиан, которые одновременно работают в мейнстримовых СМИ. Когда наша церковь организовала суточное молитвенное бдение, именно меня попросили провести часовую молитву за средства массовой информации. Эту задачу я едва не провалил — так мне было неловко. Шестьдесят минут растянулись на целую вечность. Чувствовал я себя совершенно как старшеклассник, произносящий речь без подготовки, с той лишь разницей, что говорил с закрытыми глазами и слушали меня не только христиане, но и Сам Бог. Голос у меня дрожал; несколько раз я терял нить и умолкал, мучительно соображая, чего же нужно просить у Бога для наших СМИ. Должно быть, это была худшая молитва в истории человечества.
Мне предложили присоединиться к международной группе евангелических христиан, работающих в светских новостных изданиях и поддерживающих друг друга. Я отказался, не видя в этом особой необходимости. Верующих в новостных изданиях особо не приветствуют, но и не гонят. Когда доходит до евангелистов, издатели, как правило, придерживаются вежливого неформального правила: «Мы не спрашиваем, ты не говоришь». А беседы в курилке редко касаются таких личных вопросов, как вера.
Меня попросили прочесть в христианском колледже курс лекций о журналистике — точнее, о том, как евангелисту выжить в светском издании. Это предложение я тоже отклонил, почувствовав, что руководство колледжа интересует не то, как христианину «выжить» в светском СМИ, а то, как туда незаметно проникнуть, а затем, укрепившись на новом месте, развернуть там религиозную пропаганду. От такого подхода меня воротило.
Я пришел к мысли, что, если мы хотим привлекать людей к христианству, лучше всего привлекать их ненавязчивым личным примером. Сам я принял веру, потому что видел рядом с собой людей, которыми восхищался, жизнь которых была явно более полной и счастливой, чем моя, и, судя по всему, причиной их благополучия был Иисус. Они не проповедовали, не клеймили грешников, не угрожали адским огнем — они просто жили христианской жизнью, и люди вокруг них тоже становились христианами. Лучше всего сказал об этом святой Франциск Ассизский: «Проповедуй Евангелие непрерывно — если нужно, словами». И вера, и опыт говорили мне, что жизнь неверующих может радикально измениться к лучшему не только Здесь, но и в вечности, если они примут Иисуса, как я. Мне хотелось, чтобы окружающие видели во мне привлекательный пример человека, живущего по-христиански. К этой цели я стремлюсь и сейчас — хотя, по правде сказать, я далеко не образец.
Я начал искать причины того, что Бог не посылает мне работу в «Лос-Анджелес тайме». Может быть, я еще не готов? Может, надо сначала получить национальную известность, а пока мое дело — молиться в пустыне, поститься и готовиться? Но прошло уже четыре года — и никакого продвижения. Наконец я решил поискать другой путь к достижению цели. На Бога надейся, но и сам не плошай, верно? Быть может, подумал я, моя ошибка в том, что я мечтаю о работе на полную ставку. И все это время молился не о том. Может, начать с более скромного запроса? Можно, например, обратиться в отдел местного издания округа Оранж — «Таймс Коммьюнити Ньюс» — и предложить им регулярно вести религиозную колонку. С работы уходить не придется, зарплата останется прежней, а 200 000 подписчиков местного издания «ЛА Таймс» получат возможность ближе познакомиться с религиозным сообществом, составляющим заметную часть трехмиллионного населения округа.
Осенью 1997 года я договорился о встрече с редактором и директором местной газеты: их обоих я знал по совместной работе в отделе местных изданий. Мы расселись вокруг небольшого стола в кабинете директора. Я глубоко вздохнул, мысленно произнес краткую молитву — и забросил пробный шар:
— Что, если я скажу вам, что в округе Оранж действует организация численностью в пятнадцать тысяч человек, о которой ни один из ваших двухсот журналистов уже много лет ничего не пишет?
Мои собеседники покачали головами и ответили, что такого и вообразить себе не могут.
— Такая организация существует. Это — Церковь Сэдлбэк в Лейк-Форест. Вы никогда и ничего о ней не пишете — а ведь это все равно что не упоминать «Ангелов» или «Анахеймских утят»! — Заглянув в блокнот с планом своего выступления, я продолжал: — Кроме того, в округе Оранж расположены: второй по величине католический диоцез к западу от Миссисипи, крупнейшая в Северной Америке мечеть, одна из богатейших в стране иудейских общин. Церкви, синагоге или мечети люди жертвуют больше денег, чем любым другим благотворительным организациям в стране. Будем объективны: перед нами огромная и практически не освещенная тема. Вера важна для людей. Для многих вера — центр их жизни. Но для местного издания округа Оранж это, похоже, тайна за семью печатями. Изредка вы что-то пишете о религии — но лишь изредка. А известно ли вам, например, что тысячи студентов в округе Оранж на этих весенних каникулах, вместо того чтобы пить и буянить в Палм-Спрингс, поедут в Тихуану строить дома для бедняков? Неужели об этом неинтересно было бы прочитать в газете?
Я хотел бы писать колонку о религии, которая будет читаться не хуже колонки о спорте. Потому что ее автор любит религию и понимает, что она значит для людей. Такое дополнение определенно пойдет на пользу местному «Таймс»!
И я протянул через стол список из тридцати возможных тем для колонки. Редактор и директор читали список и кивали. Очень, очень интересная идея, сказали они; хотелось бы поскорее взяться за дело. Они со мной свяжутся и обсудят все детали. Я пожал им руки и поблагодарил за то, что уделили мне время. Мне хотелось плясать от радости. Сработало! Я сделал решительный шаг — а дальше, как обычно, Бог пришел мне на помощь!
Однако прошло три недели, а от моих собеседников не было ни слуху ни духу. Пока наконец, открыв местную «Таймс», я не увидел там анонс новой религиозной колонки. Странно, подумал я: почему же они рекламируют мою колонку, а мне об этом не сообщают? Начал читать — и обнаружил, что вести колонку буду не я, а профессор-религиовед из местного колледжа! У меня упало сердце. Они использовали мою идею и пригласили другого автора — без извинений, без объяснений! Как такое могло случиться? Что они думали — что я об этом не узнаю? Возможно ли, что такая мысль пришла нам обоим одновременно, но они выбрали ученого? Четыре года я молился — и все напрасно! А может быть, я неверно понял волю Бога? Может быть, Он хочет для меня чего-то другого? Я терзался сомнениями в себе, пропущенными через фильтр убеждения, что для каждого из нас у Бога есть особый план. Не было сил даже звонить в редакцию «Таймс» и выяснять истинную причину происшедшего — это было слишком больно.
