Роберт Силверберг - Бездна
– Что случилось, Лео?
– Я писал о Большой Волне, – ответил тот, – о том, что произошло с нами, где мы оказались и куда сейчас следуем… Так вот, мне показалось, вы не против прочитать написанное и…
Он широко улыбнулся, хотя в глазах застыла просьба; в них безошибочно угадывалось ожидание и волнение. Лоулер понимал, что Мартелло, вероятно, чрезвычайно горд собой и ему нужна восторженная аудитория. Вальбен завидовал творческой неистовости Лео, его искренности и прямоте, его безграничному энтузиазму. Даже в этой отчаянной и почти наверняка обреченной на провал экспедиции он находил время и силы для своих литературных опытов. Поразительно!
– А вы, я вижу, намного продвинулись, – заметил Лоулер. – В последний раз вы дошли лишь до эмиграции с Земли и до заселения первых миров.
– Да, вы правы. Но я полагаю, что когда-нибудь доберусь до той части поэмы, где будет рассказываться о нашей жизни на Гидросе, и описание путешествия обязательно войдет в текст. Поэтому мною принято решение: написать эту главу прямо сейчас, пока еще свежи все факты в моей памяти, а не ждать, когда стану сорокалетним стариком.
«Почему бы и нет?» – подумал Лоулер.
В течение нескольких последних недель Мартелло отращивал волосы, и его обритая голова постепенно покрывалась густой роскошной шевелюрой каштанового цвета. Он сразу помолодел лет на десять. Лео, наверное, проживет еще лет пятьдесят, если, конечно, переживет это путешествие. А может быть, и все семьдесят… Вполне хватит времени, чтобы написать еще не одну поэму. Но он прав, лучше заниматься этим сейчас, по свежим следам.
Лоулер протянул руку.
– Что ж, давайте посмотрим.
Вальбен прочел несколько строк и сделал вид, словно просматривает все остальное. Это оказались пространные, наспех записанные излияния, неуклюжие и приторные стишки, похожие на ту, предшествовавшую, часть великого эпоса, хотя в этом отрывке присутствовали определенные достоинства рассказа о лично пережитом.
С небес потоком на нас снизошла темнота,
Полностью нас поглотив, холодом всех пронизав до костей.
И пока мы боролись, силы собрав в кулак,
Чтоб не упасть под гнетом стихии мрака,
Враг во сто крат страшнее перед нами предстал -
Большая Волна! Ужас в нас пробудив,
Речи лишила она, холод смертельный в сердца нам вселив.
Волна! Страшный враг, наш сильнейший противник…
Смерти глухая стена на бурлящей груди океана.
Дрожь охватила нас всех, мысли и чувства смешав,
И упали мы все на колени, надежду сменив на отчаянный стон…
Лоулер взглянул на автора.
– Лео, это очень сильно написано.
– Я думаю, что поднялся на новый уровень. Когда описывал исторические факты, мне приходилось проникать в них извне, но это… это было вот здесь… – Он протянул руку, растопырив пальцы. – Я решил записать все, и как можно скорее… Ну и…
– Вас посетило вдохновение.
– Да, это вы точно подметили. – Мартелло застенчиво потянулся за рукописью. – Док, если вы хотите прочитать более внимательно, могу оставить.
– Нет, нет, я лучше подожду, пока вы закончите эту Песнь. Вы ведь еще не дошли до того момента, когда мы все поднялись на палубу после случившегося и обнаружили, что находимся в самом центре Пустынного моря?
– Думаю, мне нужно все прикинуть, осмыслить, – ответил Лео, – а вот когда доберемся до Лика Вод… – Он сделал многозначительную паузу.
– Да? – заинтересовался Лоулер. – И что же, по-вашему, произойдет там?
– Чудеса, док! Чудеса и сказочные вещи… – Глаза Мартелло сверкнули от восторга. – Я никак не могу этого дождаться. Вот тогда-то и сочиню Песнь, которой позавидовал бы сам Гомер. Сам Гомер!
– Конечно, конечно, у вас должно получиться, – невольно согласился Вальбен, огорошенный тщеславием юного борзописца.
Из пустоты вновь внезапно, без всякого повода и предупреждения, возникла стая рыб-ведьм. Да не одна! Сотни, тысячи!.. Их не ждали, да для этого и причин-то не было: море здесь казалось гораздо более пустынным, чем где-либо в другом месте за все время путешествия.
В жаркий тропический полдень водная гладь словно разверзлась, и полчища рыб-ведьм, вырвавшись на волю, атаковали судно. Они проносились темными тучами совсем низко, над самой палубой.
Лоулер в это время как раз находился наверху. Он своевременно сориентировался, услышав специфическое жужжание этих тварей и инстинктивно нырнул под основание фок-мачты. Бестии, размером с полметра и толщиной с его руку, проносились по воздуху подобно сверхскоростным смертоносным снарядам; заостренные кожистые крылья расправлены, острая щетина на спинах стоит торчком.
Некоторые из рыб, сделав широкую дугу над палубой, с громким плеском опускались в воду по другую сторону судна. Другие сталкивались с мачтами или с крышей носового кубрика, или запутывались во вздувшихся парусах, или, израсходовав свои силы над самым кораблем, в злобных конвульсиях шлепались на настил и бились на нем подобно омерзительным живым бичам.
Лоулер заметил, как две из них пронеслись почти рядом с ним бок о бок, зловеще сверкая своими тускло-туповатыми глазками. Затем пролетели еще три вместе, будто связанные одной веревочкой; потом еще и еще. Он даже не мог подсчитать количество подобных группок. До люка добраться никак нельзя – слишком опасно. Единственное, что оставалось, – прятаться, скорчившись в три погибели, у основания фок-мачты и ждать.
Откуда-то с другого края палубы раздался вопль, а с противоположной стороны – раздраженное бормотание и неразборчивое бормотание.
Лоулер взглянул вверх и увидел Тилу Браун, оседлавшую рею и пытавшуюся одновременно удерживаться и отбиваться от стайки этих тварей.
Одна щека у нее уже была разодрана, и с лица вниз падали капли крови. Толстая рыба-ведьма оцарапала Вальбену руку, но серьезного вреда не причинила: ее щетина в этот момент развернулась в другую сторону. Еще одна пролетела над палубой именно в тот момент, когда Делагард вылезал из люка. Она ударила его в грудь, оставив рваный, быстро покрывавшийся кровью след на рубашке, и, корчась, упала к его ногам. Нид, обозлившись, с яростью растоптал гадину.
В течение трех-четырех минут происходящее напоминало ливень из острейших дротиков. Затем все кончилось. Вокруг воцарилось привычное спокойствие; море вновь стало неподвижным и ровным, похожим на огромный кусок матового стекла, протянувшийся в бесконечность.
– Сволочи! – озлобленно вскрикнул Делагард. – Я их уничтожу! Сотру в порошок каждую мерзкую тварь!
«Интересно, когда это произойдет? – подумал Лоулер. – Когда Лик Вод сделает его верховным властелином всей планеты?»
– Позвольте мне осмотреть ваш порез, Нид, – попросил Вальбен.
Делагард резко оттолкнул его.
– Пустяковая царапина. Я уже не чувствую никакой боли.
– Как хотите.
Нейяна Гольгхоз и Натим Гхаркид появились из трюма и сразу же начали сметать мертвых и издыхающих рыб-ведьм в кучу. Мартелло, которому одна из них сильно располосовала руку, а другие оставили в его спине свои шипы, подошел к Лоулеру, чтобы показать раны. Тила спустилась с мачты и продемонстрировала свои следы столкновения с мерзкими ведьмами: кровавый шрам на щеке и второй – под грудью.
– Кажется, придется наложить несколько швов, – сказал ей Вальбен. – Очень больно?
– Немного пощипывает и жжет. По правде говоря, жжет сильнее, но, думаю, все обойдется.
Она улыбнулась. Лоулер заметил в ее глазах то же чувство, что и прежде, – любовь или просто желание. Тила знала о его встречах с Сандирой, но, по-видимому, это для нее ничего не значило, Возможно, она даже не протестовала бы, если бы эти гады искромсали ее и посильнее. По крайней мере, это привлекло бы внимание Вальбена к ней, заставило бы его прикоснуться к ее телу. Лоулер почувствовал нечто вроде жалости к Тиле, хотя терпеливая преданность девушки почему-то огорчала его.
Делагард со все еще кровоточащей раной приблизился к ним в тот момент, когда Нейяна и Гхаркид собирались смести за борт груду дохлых рыб-ведьм.
– Эй, вы! Постойте! – крикнул он уборщикам палубы. – Мы ведь уже несколько дней не ели свежей рыбы.
Натим взглянул на Нида с предельным удивлением.
– Вы будете кушать рыбу-ведьму, капитан-господин?
– А что… Можно попробовать, – вполне серьезно ответил Делагард.
Сваренная рыба на вкус походила на старые залежавшиеся тряпки, которые в течение двух недель пропитывали мочой.
Лоулеру удалось проглотить три кусочка, прежде чем он, давясь, оттолкнул от себя тарелку. Кинверсон и Гхаркид отказались даже пробовать сие блюдо; Даг Тарп, Хендерс и Тила тоже обошлись без этого «деликатеса». Лео Мартелло демонстративно съел половину рыбины. Отец Квиллан с явным отвращением «клевал» свою порцию, но при этом со столь же очевидной решимостью подобрать ее до конца, словно дал обет Пресвятой Деве есть все, что ему подадут, какой бы гадкой ни казалась пища. Делагард сжевал все лежащее перед ним на тарелке и попросил еще.
