Фредерик Пол - Путь на врата. Нашествие Квантовых Котов.
А я горел в огне!
Мне было мучительно больно. Я обладал этой женщиной и хотел убить любого, кто заменит меня. И я так мало обращал внимания на происходившее вокруг, что едва услышал слабый: „гвик!“.
Мое сознание откликнулось на это лишь тогда, когда Мо медленно отошел от окна и обрушился на магнитофон. Я еще ничего не успел понять, когда подпрыгнула Найла. Лицо ее наполнилось испугом и гневом, рот приоткрылся.
Здесь был еще один „твик!“.
Найла напоминала подстреленного в голову оленя. Я увидел крошечное перо с темным блеском, проткнувшее тонкую ткань на ее плече.
Изумленно мы переглянулись. И на все вопросы возник ответ, когда по комнате прошелестел ветерок, как при открытии дверей, и появился другой „я“, улыбающийся, в своем чудном комбинезоне.
— Вот мы и встретились снова! — кивнув, произнес он. — Держите ее за руки и оттащите в сторону.
Дугласы отреагировали скорее, чем я, подпрыгнули, несмотря на легкое замешательство, оттащили спящую женщину в сторону. Вовремя! Другой „я“ нажал на браслет… в тот же момент на полу появился высокий металлический предмет.
— Тише, пожалуйста! — приказал новый Доминик.
Он открыл на цилиндре панель, покопался и стал ждать чего-то.
Около нас развернулся мерцающий овал темноты.
— Кажется, готово! — сказал Доминик, пожал плечами и улыбнулся. Я улыбнулся в ответ: кем бы он ни был и что бы ни делал, хуже, чем есть, не стало бы. Он оглядел комнату и проговорил: — Нас слишком много! Но я думаю, что следует прихватить и эту парочку. Давайте первой женщину!
Здесь помог я, ведь для четверых мужчин не представляло большого труда впихнуть в черный овал спящую Найлу. Но было страшно. Нелегко наблюдать ее исчезновение дюйм за дюймом, но и чувствовать, как с другой стороны ее подхватили и потянули чьи-то невидимые руки…
С обезьяной было труднее. Нас только четверо, не считая помощи с той стороны…
— Теперь вы! — приказал Доминик-командир.
Мы сделали одолжение: тряпка-Доминик — с удивлением; крысиный Дуглас обиженно; Дуглас-Укушенный-Змеей испуганно… а следом за ним — я.
Горячая темная ночь… Я вышел на неровную деревянную платформу, там меня подхватили за руки двое парней в штатском.
— Пройдемте, пожалуйста! — сказал один на них.
Глядя на расплывшееся пятно, я вышел. И снова появился черный цилиндр. А в следующий момент — и доктор Доминик Де Сота из паравремени Альфа.
— Все получилось! — ликовал он, с наслаждением переглядываясь с „собой“, — Добро пожаловать, друзья, в паравремя Апьфа! А тебя, Дуг, — он повернулся к перепуганному, — с возвращением домой!
Но Дуглас-Альфа, казалось, совсем не обрадовался этому.
Это было где-то на северо-западе. Глава семы допил вторую чашку кофе, сладко потянулся и надел кепку с эмблемой Белых Носков. Свободное время он проводил за домашней работой, да и цветы требовали ухода. Как только он вышел во внутренний дворик, то застыл в изумлении. „Марсия! — крикнул он жене. — Иди-ка взгляни! Над нашими ноготками летают колибри! Раньше такого не случалось!“ И он посмотрел на ее лицо: когда она пришла, оно было вежливо любопытным, затем возникла улыбка… потом улыбка потухла и появилось иное выражение. Он не понял столь резкой перемены, пока не повернулся и не посмотрел, чем именно питаются колибри…
АВГУСТ, 27, 1983 г. Время: 00.30 ночи.
Майор Де Сота, Доминик Р.
Вы мало что увидите из окна армейского вертолета, но, когда мы пролетали над Капитолием, я обозрел весь Дистрикт. Военного положения почти не ощущалось. Белый Дом и мемориал Линкольна освещались прожекторами, слились в единый поток лучи автомобильных фар в эту знаменитую ночь. Вашингтон… нет! Справа от Потомака на шоссе зажигались редкие прожектора, из разрезных фар военного бронетранспортера исходило такое же тусклое свечение. Я наклонился к дремлющему, как младенец, полковнику и хлопнул его по плечу.
— Если это они, — закричал я ему в ухо, — что подумают русские, если их спутники заметят?
Он выглянул в иллюминатор.
— Да, конечно, это они! — полковник улыбнулся. — Русские решат, что это парад в честь Дня Труда. А вы как считаете?
— День Труда? — поразился я.
Он расстегнул ремень безопасности и подвинулся ко мне.
— Видите мой батальон около Белого Дома? — спросил он.
Я только покачал головой.
— Они поддерживают порядок, — заявил полковник.
— Иисус! День Труда? Но до него еще целых десять дней! Вы думаете, что русские достаточно глупы, чтобы в это поверить?
Полковник пожал плечами.
— Если они такие умные, то это не русские! — отпарировал он и снова застегнул пряжку (сержант-стюардесса, шедшая через проход, нахмурилась).
За небольшим исключением это был тот же самый старый Дистрикт — все дружелюбны, деятельны и счастливы. На всех остальных дорогах было пусто. Даже с воздуха заметно, что эти люди не озабочены никаким вторжением.
А с другой стороны барьера был другой Вашингтон, в котором наши передовые части захватили все мосты через Потомак.
И что делали в эту ночь люди того Вашингтона, я не мог себе представить.
Когда мы приземлились на Болинг и показали пропуска, чиновник предоставил полковнику штабную машину, а мне указал кратчайший путь к Белому Дому. Мы совершили взаимовыгодную сделку. По дороге полковник подпрыгивал от нетерпения и удовольствия. Он уже рассказал мне, что сражался на Западном фронте, а я заметил на его груди ордена Чили и Таиланда.
— Их будет еще больше! — пообещал он. — Не унывайте, майор! Вы еще получите свой серебряный лист, а если во время войны будете отсиживаться в тылу, повышения не дождетесь!
— Разумеется! — согласился я, разглядывая землю Вирджинии.
Полковник говорил верно! Но он не знал одной маленькой детали — генерал Крысья Морда не забыл про меня! Он не стал судить военным трибуналом человека, двумя часами ранее награжденного медалью… он все помнил. Рано или поздно у меня найдется солдат, пивший пиво в офицерском клубе или плюнувший на тротуар… тогда уж генерал не упустит повода впиться своими клыками в мое горло.
Если я, конечно, не заслужу в этой операции других наград. Я человек предусмотрительный, а самое благоразумное сейчас — стать героем. Шанс уже представился.
Мы пересекли мост над Арлингтонским кладбищем с неизменно мерцавшими на склонах холмов огоньками. Дорожное движение было оживленным… но я знал, что на этом самом месте только в другом времени наши группы сражались с противником. И впереди…
— Черт возьми, что это? — спросил я, указывая на вспыхнувший в небе прожектор в миллион свечей.
— Должно быть, наступило время пролета русских спутников! — ответил полковник. — На крыше Белого Дома и командного центра „Шератон“ установлены стробы. Если русские что-либо увидят в свою оптику, они посчитают, что это репетиция фейерверка.
Он отправил меня в штаб-квартиру операции, размещавшуюся в отеле „Шератон“. Когда я показал пропуск, мне ответили, что парадный вход только для офицеров в чине не ниже полковника; остальные идут через зал для танцев и места парковки. Все было переполнено. На автостоянке находились не обычные машины туристов и лимузины высокопоставленных лиц: здесь стояли танки и бронетранспортеры… несколько машин, вернувшихся с боевых действий. Они были обожжены, орудийные башни искорежены, пушки оплавились и кое-где зияли дыры, отнюдь не от моли. Скрываемая от орбитальных глаз русских техника находилась под брезентом, и вокруг патрулировала вооруженная охрана.
И всего лишь за тонкой самшитовой изгородью беззаботно гудели миллионы людей, протягивались оживленные улицы Дистрикта.
Что бы ни происходило в вестибюле, баре и ресторане отеля, людям моего склада это безразлично. Все было забито солдатами. Я получил знак, крепящийся к мундиру, заменил копию пропуска и был послан в распоряжение Уильяма Мак-Кинли. По пути я проходил зал — там была не свадьба — люди обменивали свою униформу на нашу, в которой их повезут в тюрьмы Мэриленд-Хилл.
Военнопленные.
Я задержался на минутку. Это были уже не десантники, охранявшие Сандию, а боевые солдаты. Различия между нашими униформами малы, но не все осознавалось с беглого взгляда. Цвет ткани был одинаковым; их шевроны меньше наших и не с черными, а серебряными краями; немного иные» знаки различия… я не стал вглядываться: капитан военной полиции враждебно косился на меня. Кроме того, мой пропуск предназначался для кабинета Уильяма Мак-Кинли… кто знает, может, часовой уже позвонил ему?
Даже если и так, это было все равно. Сержант-секретарша никогда не слышала обо мне. Она перебрала бумаги, поговорила по телефону, посмотрела на обороте и наконец сказала:
