Стентон Пил - Любовь и зависимость
Описав такой оптимистический воображаемый образ неаддиктивного поведения, я вынужден вернуться к определенным деталям. Как два человека могут построить разумные отношения — теплые и заботливые, но не сверхзависимые и не удушающие? Я думаю, что полезно иметь перед глазами изображение идеального поведения, но я считаю также, что большинство людей нуждается в более специфической, но умеренной помощи. Я знаю, что поступаю так же. Как бы хорошо я ни осознавал ловушки отношений и собственные недостатки, я нахожу, что избежать их очень трудно. Когда возникают те же самые ситуации, я склонен реагировать на них в своей обычной манере, не демонстрируя всех преимуществ своего мышления.
Я переживал типичные проблемы, которые здесь описал, в отношениях с другими людьми. Теперь я поддерживаю отношения с женщиной, на долю которой выпали собственные межличностные неудачи. Я пытаюсь вложить частицу себя в эти отношения, и я — вероятно, как всегда — настороженно оптимистичен. Женщина, в отношения с которой я вступил — очень вдумчивый человек. По природе, мы оба склонны концептуализировать и выражать большую часть своих переживаний.
Когда мы встретились, мы, я думаю, были очень сдержанными. Хотя порой прорывались и страсти, но большая часть нашего взаимодействия была сосредоточена на обсуждении того, чего мы хотим, что мы делали в прошлом и что мы делаем теперь. Иногда у меня появлялось впечатление, что я не вполне контролирую себя; я собирался делать то, что делал всегда — то, что никогда не приводило к успеху. Мы говорили об этом, и о том, что делать, чтобы предотвратить эти срывы у нас обоих. Мы боялись, что упустим что-нибудь хорошее.
Один из способов, с помощью которых я пытаюсь контролировать свои менее здоровые импульсы, состоит в том, чтобы пользоваться несколькими правилами всякий раз, когда я вижу, что срываюсь. Я пытаюсь чуть-чуть отступить — без паники — и вспомнить, как, я решил, мне лучше вести себя в ситуациях, подобных той, в которой я нахожусь. Эти правила походят на основу, без которой я не видел бы никакой структуры и не чувствовал бы ритма своих отношений. Мы вместе — моя подруга и я - думали о правилах отношений между влюбленными. Мы пришли к следующему:
Не проводите вместе все время. Удерживайтесь от того, чтобы выражать тотальную нужду в постоянном обществе своего партнера. Смотрите, что происходит, когда вы не вместе, даже специально разлучайтесь на день, два или больше, предпринимая поездки в одиночестве или с другими людьми.
Приберегайте некоторые переживания для собственных уединенных раздумий. Выберите одно увлечение или деятельность, о которой вы не будете информировать своего возлюбленного. Не то, что вы хотите скрыть; а только то, что вы не чувствуете побуждения раскрыть немедленно, как если бы вы должны были постоянно держать своего партнера в курсе происходящего.
Встречайтесь с другими людьми, находясь в компании своего возлюбленного, особенно в первые, легкомысленные и неистовые недели любви. Впоследствии пробуйте говорить о таких групповых взаимодействиях, и о том, что они сказали вам о вас и вашем любовнике, так же, как и люди, с которыми вы были. Спрашивайте и открывайте, но старайтесь не критиковать и не прибегать к тщательным проверкам. Вы приходите к тому, чтобы понимать друг друга, но, тем не менее, вы не должны делать это все время.
Сделайте поездки с партнером и другие вылазки во внешний мир регулярной частью совместного опыта. Такие общие переживания — один из самых информативных способов проводить время вместе, и они, в конечном счете, формируют самую твердую и устойчивую почву для отношений.
Будьте терпеливы. Не форсируйте свои чувства или чувства партнера, а особенно — их озвучивание. Не задавайте вопросов, если вы хотите слышать лишь заранее определенные ответы; не искажайте правды, чтобы заставить себя или другого чувствовать себя лучше или любимее.
Не относитесь к этим правилам слишком серьезно. Составьте свои, которые покажутся разумными вам обоим. Следуйте им, изменяйте их, заменяйте их; и разговаривайте о том, почему вы это делаете.
И, наконец, успокойтесь. Никакие отношения не могут дать вам жизнь или забрать ее у вас. Не волнуйтесь о чем-то таком, что вы делаете или не делаете. Если вы существуете и растете, вы обращены к жизни, и любовь тоже приобретет этот дух — любовь, которая представляет собой радостное желание сделать общим все, что есть лучшего в вас и в других людях.
ПРИЛОЖЕНИЯ
А. РЕАКЦИИ НА МОРФИН И ПЛАЦЕБО
В эксперименте Лазаньи пациентам делали инъекции, объявляя им, что это обезболивающее вещество, в то время как это был иногда морфин, а иногда плацебо. Наркотики давались в условиях двойной слепой выборки, так что ни пациенты, ни исполнители не знали, что есть что. Судя по последствиям введения двух веществ, которые варьировали различным образом, от 30 до 40 процентов пациентов нашли плацебо столь же действенным, как и морфин. Те, кто верил в эффективность плацебо, также с большей вероятностью получали облегчение от самого морфина. Средний процент тех, кому принес облегчение морфин, среди тех, кто никогда не реагировал на плацебо, составлял 61%, в то время как для тех, кто принимал плацебо за морфин хоть однажды, таких было 78%.
В. ОБЩЕЕ ДЕЙСТВИЕ ХИМИЧЕСКИ НЕСХОДНЫХ ВЕЩЕСТВ
Объединяя барбитураты, алкоголь и опиаты в одну категорию, мы отклоняемся, конечно, от строго фармакологического подхода к наркотикам. Поскольку эти три вида наркотиков имеют разную химическую структуру, фармакологическая модель не может объяснить фундаментальное сходство человеческих реакций на них. Вследствие этого, многие биологически ориентированные исследователи делали попытки обесценить это сходство. Во главе этих ученых находится
Абрахам Уиклер (см. приложение F), чья позиция может иметь идеологический подтекст. Она согласуется, например,
с важностью, которую он придает физиологическому привыканию в своей модели усиления аддикции, и с консервативной публичной позицией, которую он поддерживает в таких вопросах, как отношение к марихуане. Однако, фармакологи никогда не были способны продемонстрировать связь между особой химической структурой главных депрессантов и уникальными аддиктивными качествами, которые, по убеждению Уиклера, имеет каждый из них. В любом случае, существуют другие исследователи-биохимики, которые заявляют, как Вирджиния Девис и Майкл Уолш, что "в связи со сходством симптомов отнятия алкоголя и опиатов, кажется возможным, что аддикции к ним могут быть сходными, и что реальные различия между двумя наркотиками могут состоять только в количестве времени и дозе, требуемой для развития зависимости".
Обобщая аргументы Девис и Уолша, можно сказать, что разница в эффекте многих наркотиков, возможно, в большей степени количественная, чем качественная. Марихуана, например, имеет малый аддиктивный потенциал просто потому, что она слишком слабый седатик, чтобы полностью завладеть сознанием, на манер героина или алкоголя. Даже эти количественные различия не всегда могут быть присущи самим наркотикам, о которых идет речь. Могут играть роль дозы, крепость и методы приема, характерные для данного наркотика в данной культуре. Бушмены и готтентоты, возможно, столь сильно реагировали на курение табака потому, что они скорее проглатывали дым, чем выдыхали его. Кофе и чай могут быть приготовлены менее концентрированными в современной Америке, чем в Англии 19-го века. Курение сигареты может обеспечить небольшое и постепенное поступление никотина, в сравнении с количеством героина, получаемым при инъекции большой дозы напрямую в кровоток. Это различие в обстоятельствах не является незначительным, и его не следует принимать за категориальное различие веществ, которые в важных аспектах действуют одинаково.
С. ВОЗДЕЙСТВИЕ ОЖИДАНИЙ И ОКРУЖЕНИЯ НА РЕАКЦИЮ НА ПРИЕМ НАРКОТИКА
В исследовании Шехтера и Сингера испытуемые получали инъекцию стимулятора эпинефрина (адреналина), который представлялся им как "экспериментальный витамин". Половине испытуемых говорили, чего ожидать от инъекции (общего возбуждения); другую половину оставляли в неведении об этом "побочном эффекте" предполагаемого витамина. Затем каждого субъекта оставляли в комнате наедине с другим человеком — подставным лицом, нанятым экспериментатором для того, чтобы вести себя определенным образом. Половина испытуемых в каждой из первоначальных двух групп видели (каждый в отдельности), как подставной сосед вел себя эйфорически, шутил и разбрасывал бумагу, а половина оказалась с таким, который был обижен экспериментом и уходил в гневе. Результатом было то, что неинформированные субъекты — те, кому не сказали, какие физиологические реакции на инъекцию должны наблюдаться — перенимали настроение подставного лица, в то время как информированные — нет. Так что, если субъект переживал эффект наркотика, но не знал, почему он чувствует себя таким образом, он становился очень внушаемым. Наблюдение за подставным лицом, реагирующим на эксперимент определенным образом, служило для субъекта объяснением того, почему он сам физиологически возбужден — т.е., что он либо разгневан, либо эйфоричен. С другой стороны, если субъект мог связать свое физиологическое состояние с инъекцией, ему не надо было смотреть вокруг, ища эмоциональное объяснение своему возбуждению. Еще одна группа субъектов, которая была дезинформирована о том, как на них подействует инъекция, были даже еще более внушаемы, чем неинформированные.