Александр Ферсман - Путешествия за камнем
Извилистые подземные ходы, насыщенные летучими углеводородами, шипящими струями каких-то поднимающихся из глубин газов, местами острый запах сероводорода и сернистого газа. Мы иногда ползком проползали через эти старые выработки, восторгаясь сверкающими желтыми или желто-бурыми кристаллами самородной серы, а среди них — дивными, полупрозрачными кристаллами гипса.
Когда после нас здесь начали вести подробные исследования, один из химиков, спустившись в эти выработки за добычей газа, потерял сознание от ядовитых испарений земли, и в то время, как его товарищу удалось благополучно выбраться на поверхность, сам он погиб, удушенный этими газами. Причина его смерти до сих пор осталась загадкой, но весьма вероятно, что ничтожные следы селена образовывали здесь селенистый водород, ядовитое действие которого на организм превосходит даже знаменитое удушающее средство — иприт.
Но мы благополучно вернулись на поверхность земли, собрав недурную коллекцию, которая нам казалась тогда исключительно интересной и богатой. Правда, сейчас, когда начались правильные работы по добыче серы, оттуда привезли коллекции, во много раз превосходящие по красоте нашу; и в Минералогическом музее Академии наук СССР и сейчас можно видеть прекрасные огромные штуфы, усеянные желтыми кристаллами.
Штуф серы из месторождения Шор-Су.
В этом районе наше внимание привлекли не только гипс и сера. Здесь были выходы нефтяных газов. Бурение на нефть дало блестящие результаты; образование пленок озокерита было связано с этими же испарениями углеводородов глубин. Сера, несомненно, образовывалась под их влиянием из гипсов третичных осадков, а в результате окисления серы на земной поверхности образовалась целая Хвостовая гора с кристаллами арагонита и блестящими массами сверкающего на солнце чистого алунита.
Мы уже собирались вновь возвратиться к нашей арбе и продолжать путь в селение Лякан, но решили до отъезда осмотреть еще места старых буровых работ и ознакомиться с выделениями газовых струй, которые со свистом вырывались из заброшенных нефтяных скважин. Я должен сознаться, что мы совершили тогда необычайную глупость, о которой мы много лет не рассказывали, но о которой надо, наконец, рассказать, чтобы предостеречь других от повторения этой опасной и вредной затеи.
Увидев свистящий газ, вырывающийся из старой буровой, один из нас поднес горящую спичку к его струе. С диким свистом вырвалось громадное пламя. Оно свистело и шипело, грозя переброситься на соседние скважины. Кой-где загоралась нефть на поверхности отдельных луж. Мы оцепенели от ужаса, а виновник пожара был бледен, как алунит.
Я успел только крикнуть: «Забрасывайте скважину землей», — и мы все стали захватывать комья земли, шапками приносить песок и, не щадя ногтей и рук, быстро начали засыпать скважину. Мы прекрасно понимали, что достаточно одной удачно брошенной горсти земли, чтобы отделить горящий факел от холодной углеводородной струи. И это нам удалось.
Как в одну секунду загорелся газовый фонтан, так в одну секунду и прекратилось его горение. И мы, измученные действительно тяжелой физической работой, обливаясь пóтом от нестерпимого жара горящего фонтана, от охватившего нас испуга и от тропической жары серной пустыни, в изнеможении сели на землю и лишь с укоризной посматривали на виновника «торжества», сменившего свою окраску белого алунита на темно-красный, бурый тон железной руды.
Молча, с сознанием своей вины, искупленной, однако, исцарапанными пальцами, забрались мы в нашу пещеру на колесах и медленно, обычным темпом для азиатской арбы тихо, спокойно погоняемой лишь отдельными восклицаниями арбакеша, стали втягиваться в узкое ущелье, которое должно было вывести нас к Лякану.
Наши спутники хорошо знали этот район. Направо, к западу, здесь расположены были многочисленные древние рудники, которые дали этому селению название: Лякан, что значит: «тысяча рудников».
Уже выехали мы на широкий простор Ляканской продольной котловины, уже перед нами сверкали снега Туркестанского хребта, но, раньше чем проехать в Лякан, мы свернули на восток, где посетили замечательное месторождение целестина, единственное в то время в Советском Союзе по богатству сернокислого стронция.
Еще в империалистическую войну здесь добывался этот довольно редкий металл для ярко-красных огней и ракет.
Мы убедились, что целестин корками заполнял стенки карстовых пещер, и невольно вспоминали такие же пещеры Тюя-Муюна, заполненные не сернокислым стронцием, а близким ему сернокислым барием — баритом.
Я не буду дальше описывать наше путешествие. Оно продолжалось еще много дней.
Сначала гостеприимный Лякан, с его прекрасными дынями, потом неожиданное решение спуститься в долину Соха, чтобы посмотреть коловратитовое месторождение.
Сейчас, когда прошло много лет со времени этого путешествия, почти изгладились из памяти впечатления от красивой черной кремнистой сопки, расположенной на берегу реки Соха, с ее редким минералом коловратитом, содержащим ванадий, никель и медь.
Изгладилось из памяти и впечатление об огромной долине, тянущейся по другому берегу реки. Там, на границах вечных снегов расположен знаменитый Хайдарканский рудник ртути и сурьмы. Почти изгладился из воспоминаний и обратный путь в Коканд. Тяжелая галечная степь, тряска, которая заставляла ныть все тело, и особенно абсолютно ненужные и лишние в арбе ноги. И ночевка с погонщиками на тюках белоснежного хлопка — все это сейчас уже подернулось туманом прошлого.
И только одна маленькая картина врезалась мне в память, и я не могу не рассказать о ней.
Спуск из Лякана в долину реки Соха был бешено крутым. Мне казалось даже невозможным спустить нашу арбу с такой крутизны. Но наш арбакеш смело взялся за эту задачу. Он предложил мне изобразить из себя тормоз, вцепиться руками в заднюю часть арбы, а ногами упереться в землю и таким образом тормозить. Я покорно выполнял эту задачу, но спуск был длинный, жара нестерпимая, я очень скоро стал сдавать, тормоз ослабел — и тяжелая арба стала накатываться на нашу лошаденку, а висевший на ней арбакеш уже не мог сдержать ее. Несколько раз гневно оборачивался арбакеш назад, недовольный ослаблением тормоза. Положение делалось все более и более рискованным, надо было подтянуть тормоз. Арбакеш хлыстом стал подбадривать свой живой тормоз и несколько раз ударил его, чтобы напомнить ему о его обязанностях. Так как этим тормозом был я (остальные спутники отправились по прямой, непроезжей тропинке), то мне оставалось только смириться и снова начать тормозить. В конце концов наша арба благополучно спустилась в прекрасную долину реки Соха.
Однако этот же арбакеш оказался прекрасным товарищем в дальнейших наших странствованиях. А о том, что он в прошлом действительно был басмачом и, вероятно, не раз снимал головы, мы узнали от его товарищей арбакешей, когда вернулись в Коканд.
Так кончилась наша поездка в Шор-Су.
Вероятно, сейчас мы уже не узнали бы той пустынной долины, где было расположено серное месторождение.
Сейчас туда провели воду — живительную, чистую воду из верховых арыков реки Соха. Старые подземные ходы сменились огромными, планово проведенными выработками. В долине Шор-Су глубокие скважины положили начало настоящему нефтяному промыслу, а обогатительная фабрика умело отделяет почти чистую серу от гипсов и известняков, среди которых она залегает.
Сейчас Шор-Су — культурное горное предприятие Узбекистана, и недаром в плане химизации Средней Азии Шор-Су играет роль центра химической промышленности, источника серной кислоты, нового и главного центра индустриализации Ферганской долины.
Рудник Шор-Су.
Кара-Кумы, Гаурдаг, Шор-Су, Ченгырташ — это звенья громадного кольца серных месторождений, и мы не сомневаемся, что, по мере того как будут развиваться поисково-разведочные работы, эти отдельные звенья сомкнутся в сплошные цепи крупнейших мировых месторождений самородной серы.
Здесь есть где разгуляться научной фантазии, есть где в глубоком синтезе проблем геологии и геохимии попытаться воссоздать картину этих месторождений, тесно связанных в своей истории с третичными осадками и с поднимавшимися из юрских глубин нефтяными источниками и газовыми струями.
Средняя Азия, несомненно, богатейший район месторождений серы, и его можно сравнить со столь же пустынной Сицилией и с очень похожей на нее по природе Луизианой в Северной Америке.
Но и у нас в Советском Союзе намечается еще один район, значение которого мы пока еще не осознали, границы которого нам еще совсем неясны, богатства которого почти не разведаны; район, о котором писал еще академик В. М. Севергин более ста лет тому назад при описании серы Поволжья; район, который только в последние пять лет обратил на себя внимание, — я говорю о районе под Самарой (ныне город Куйбышев), который мы посетили в 1933 году.
