Владимир Эфроимсон - Генетика этики и эстетики
Здесь реальны все коэффициенты корреляции, превышающие 0,4.
Коэффициенты корреляции между психическими признаками у партнеров ОБ лишь на немного уступают коэффициентам корреляции в норме столь наследственно детерминированного признака, как рост, и превышают при раздельном воспитании ОБ корреляцию по весу тела. В этом отношении очень показательна табл. 11.
Не следует все данные о преступности ОБ и ДБ объяснять произвольной статистикой зарубежных стран. В одной из наших центральных газет описывались два неразличимо схожих, но очень не любивших друг друга близнеца (явно однояйцевых). Один из них занимался тем, что одалживал у своих быстро сменяющихся девушек деньги и не возвращал долг, а другой просто обворовывал своих знакомых девушек.
Таблица 11
Коэффициент внутрипарной корреляции для близнецов (Shields J., J962)
Признаки, тест или психические особенности ОБ, воспитывавшиеся ДБ, воспитывавшиеся вместе вместе врозь Рост 0.94 0.82 0.44 Вес 0.81 0.37 0.56 Тест Домино 0.71 0.76 -0.05 Тест "Милл Хилл" 0.74 0.74 . 0.38 Интеллект комбинированный 0.76 0.74 0.50 Экстроверсия 0.42 0.61 -0.17 Невротизм 0.38 0.53 0.11Но хотя однояйцевые близнецы-преступники, как это показывает множество примеров, необычайно схожи по характеру преступления или антисоциальности в противоположность близнецам двуяйцевым, необходимо помнить, что близнецовый метод характеризует соотносительную роль наследственности и среды не «вообще», не глобально, а лишь в той стране, среде и группе населения, среди которой производилась выборка близнецов. Применительно же к преступности эта оговорка должна иметь в виду прежде всего социальную среду. В частности, если этический генофонд реализуется в большой мере на основе преемственности, то это еще в большей мере относится к антисоциальности, правонарушению и преступности. Но опять-таки во внеэкстремальных условиях выбор пути определяется прежде всего личностью, которой каждый день, неделю, год неоднократно представляется возможность активного выбора между повиновением внутренним законам этики и эгоистической формой поведения.
Повышенное сходство однояйцевых близнецов характеризует и такой, даже казалось бы чисто средовый вид преступления, как гомосексуальность. В действительности, это не удивительно: как показал Шлегель, гомосексуалы-мужчины в среднем отличаются более узким нижним выходом из малого таза, чем гетеросексуалы, имея также ряд более общих конституциональных особенностей — почти все они имеют астеническое телосложение. В этом отношении не только казуистический интерес представляют наблюдения Хестона и Шильдса (1968) над тремя парами близнецов в одной лондонской семье, которую налеты авиации нацистов разбросали по разным городам и селам Англии. Выяснилось, что 4 партнера двух пар независимо друг от друга стали гомосексуалами, а одна пара стала гетеросексуальной. По-видимому, существует группа потенциальных гомосексуалов, которые особенно легко становятся ими при экзогенном толчке, например растлении, тогда как огромное большинство подростков не становятся гомосексуалами почти ни при каких условиях.
Возникает, однако, естественный вопрос: если аномальный генотип действительно играет важную роль в антисоциальном поведении, то почему же эти аномальные генотипы не были отметены естественным отбором, столь мощно направленным на повышение способности к социальной адаптации?
Разумеется, естественный отбор в тех социальных условиях, в которых человечество развивалось в течение многих тысячелетий, носил чрезвычайно сложный, противоречивый характер. Этот отбор мог в определенные эпохи покровительствовать совершенно особым конституционным и психическим типам, а социальный строй предоставлял самые разнообразные ниши для различных аномальных генотипов. Так, среди северных народов истерики получали прекрасную социальную нишу в качестве шаманов; дебилы превосходно справлялись с простой, трафаретной физической работой. Атлетикоэпилептоидная конституция, при которой большая физическая сила и порождаемая ею смелость сочетались с эксплозивностью, драчливостью, жестокостью, требовательностью к другим, заносчивостью, представляла собой тип, почти идеальный для рыцаря Средневековья, социальная функция которого заключалась в том, чтобы защищать свою землю, своих крестьян, их стада от окружающих феодалов.
Но пока шло историческое развитие, самая каждоминутная готовность вступить в бой, смешная и дикая в цивилизованном мире, играла тогда важную отпугивающую роль, а отсутствие противозачаточных средств и относительное материальное благополучие обеспечивали высокую выживаемость потомства агрессоров с эпилептоидным складом характера. Проходит менее столетия, и потомки этих феодалов, дворяне времен Генриха III, вырождаются в пустых придворных дуэлянтов, не только в силу преемственной традиции драчливости, но, может быть, и в силу того социального отбора в эпоху феодализма, который быстро выметал из дворянства какой-либо иной конституциональный тип.
Но рецидивирующая преступность, обусловливаясь, конечно, особыми социальными факторами, вызвана не только дефектами наследственного аппарата, хромосомного и генного. Многие болезни мозга, травматического, воспалительного и сосудистого генеза вызывают такие нарушения личности, особенно возникая в период полового созревания, что освободившиеся из-под влияния семьи подростки легко подпадают под влияние преступников; господствующая роль социальных факторов бесспорна, однако реакция на них носит личностный характер.
Повреждение лобной доли мозга ведет к уплощению и обеднению мысли, к падению активности. Но замечательно, что некоторые травматические повреждения лобных долей при полном сохранении умственных способностей порождают преступления сексуальные, жестокость, алкоголизм, расторможенность. Локальные повреждения базальных частей височной доли вызывают душевную холодность, жестокость, антисоциальную агрессивность, хотя умственные способности не понижаются. Все эти аномалии редки и здесь, разумеется, идет речь не о локализации этических эмоций, а о том, что если грубые экзогенные повреждения некоторых структур мозга могут вызвать бессовестность, то этот эффект дадут и наследственные, и другие эндогенные повреждения их, а также поражения этих структур, вызванные функциональными изменениями или психической травмой.
Одним из серьезнейших опровержений гипотезы об определяющем природу человека групповом отборе на альтруизм, наряду с явлениями рецидивирующей преступности и политического гангстерства, по-видимому, является распространение каннибализма среди диких народов. Но каннибализм характеризуется одной географической особенностью, раскрывающей его особое происхождение: каннибализм вне чрезвычайного голода, по-видимому, был распространенпреимущественно в тропической зоне — там, где почти отсутствует скотоводство и недостаточно освоена рыбная ловля, т. е. там, где дикари вынуждены питаться растительной пищей. А растительные белки бедны лизином, незаменимой аминокислотой, которую человеческий организм не может синтезировать. Эта нехватка животных белков, по-видимому, способствовала конвергентному независимому друг от друга появлению в десятке районов тропических лесов карликовых племен, вероятно, обязанных своим происхождением наследственной ареактивности ткани к гормону роста гипофиза. Гены ареактивности характерным образом распространились отбором именно в зоне тропических лесов и ливней, где не было скотоводства, где не было и молочной пищи, хоть частично восполняющей нехватку лизина. Острейшая нехватка животных белков, по-видимому, породила каннибализм, почти отсутствовавший у диких народов там где эти белки можно добыть в достаточном количестве охотой. И почти у всех народов, не испытывавших лизиновой недостаточности, каннибализм вызывает острейшее отвращение и презрение. Обращение криминологии к генетике является совершенно необходимым и закономерным при попытках выяснить истинные причины преступности. Дело, разумеется, вовсе не в том, чтобы выявлять фатально-преступные генотипы, а в исключительной трудности выяснения решающего звена, порождающего социально осуждаемую преступность.
