Владимир Щербаков - Атланты, боги и великаны
Мы шли, в большей степени гонимые страхом попасть в руки "патронов", нежели в надежде когда-нибудь достигнуть намеченной цели. "Страшные" шавантес постепенно становились нашими друзьями в тропических дебрях.
Они пробовали уговорить нас остаться у них навсегда. Они говорили, что дальше мы попадем в охотничьи угодья индейцев племени морсегос, которые обычно убивают всех белых и индейцев, попадающих в их владения. Сами шавантес не рискуют проникать в те районы. Но мы все же решили идти дальше. Шавантес организовали для нас прощальную церемонию, на которой вручили нам две бордоенс - палицы, что возводило нас почти в ранг вождей племени.
Лес постепенно изменялся, превращаясь в ад. Неизвестные породы деревьев были остры, как бритва. Привычный для нас ночной шум дебрей здесь невероятно усилился. Новые животные беспрерывно попадались на нашем пути: крупные тапиры, чудовищные пауки, а однажды вечером - гигантская черная змея, настолько фантастическая, что до сих пор я не решаюсь считать это реальностью. Солнечные блики, отраженные горным хрусталем, порой ослепляли нас. Пальма отамба, всегда снабжавшая нас своим молоком, в этом лесу давала лишь отвратительную жидкость. Из реки мы извлекали только черных рыб с длинными зубами, иногда наэлектризованных и вооруженных для борьбы даже вне воды. Некоторые из них в период убыли воды могли месяцами жить на деревьях.
Джунгли шавантес казались нам теперь раем! В течение нескольких дней нас сопровождала банда орущих обезьян, огромные легкие которых позволяли им испускать ни на что не похожий вой. Казалось, что даже стрелка компаса в этом лесу беспрерывно колеблется... Влажная жара обволакивала и душила... К нам вернулись вновь приступы лихорадки. У нас уже не было сил строить себе укрытия, мы шли, как автоматы, и ночами спали на ноздреватой мокрой земле. Разговаривать было трудно, каждый чувствовал, что находится на пределе своих сил. Однажды утром Паоло не мог подняться. В тот же вечер он умер, и я похоронил его.
После смерти Паоло моя память вновь помутнела. Сколько лет я провел в запретном лесу? В памяти смутно сохранился неопределенный период времени, проведенный у индейцев таромарис, ближайших соседей морсегос. Больным я был подобран ими в лесу и благодаря их заботам поставлен на ноги. Мой опыт жизни с таромарис, несомненно, вызвал бы восторг этнографов, так как никто из них еще не проникал в секреты этого грозного племени. От них я научился ловко бить рыбу гарпуном, так как им неизвестна рыболовная леска. Рыбная ловля у них состоит из двух операций: вначале они бьют по воде ветками растений, листья которых содержат какое-то усыпляющее вещество, а когда заснувшая рыба всплывает, ее бьют гарпунами. Из хвостов скатов, которых они называют арраяс, таромарис приготавливают яд для стрел.
Я превращался до некоторой степени в колдуна, отчасти во врача и немного в повара. В список приготовляемых мною блюд входили: рыбная похлебка, блюда с яйцами черепахи, жареный хвост каймана, жаркое из попугаев и колибри и так далее. Таромарис - гастрономы джунглей: они очень любят рагу из лутюма - гигантской птицы или жаку - большой летучей мыши. Им нравятся блюда с жирным и сладким соусом, приготовляемым из прекрасных орехов пальмы токари. Периодические засухи заставляли это племя охотиться на землях свирепых морсегос. Мне пришлось участвовать в нескольких стычках с ними. Однажды наш отряд в тридцать человек все же вынужден был отступить перед пятью морсегос, исключительно храбрыми и решительными воинами.
В период голода, от которого погибли почти все дети племени, я покинул своих друзей таромарис. Мой путь снова лежал через джунгли.
Однажды после полудня я почувствовал, что больше не могу идти. Наступил сильнейший приступ лихорадки. В случайной хижине я обнаружил скелет и американскую шляпу, похожую на те, что выдали нам в Манаусе. Когда удалось заснуть, то я увидел себя во сне мервым, вернее, в аду...
Сколько времени длился этот кошмар? Когда я пришел в себя, вокруг горел лес. Воздух был насыщен дымом, и почти нечем стало дышать. Лес горел с треском, воскрешая представление об аде. То, что поблизости оказалась река, а на ней плавучий островок, принесло спасение. Плавание на покрытом зеленым ковром островке из стволов и корней, несомненно, было самым невероятным приключением. Среди огня островок плыл по течению. Оторванный ежегодным паводком, всего ста метров длины и пяти ширины, он стал пристанищем не только для меня. То, что я увидел по соседству, заставило меня оцепенеть и похолодеть от страха: огромная анаконда ползла мне навстречу. Это наиболее ужасное животное амазонских джунглей. Если верить индейцам таромарис, отдельные экземпляры этих змей достигают пятнадцати метров в длину и до пятидесяти сантиметров в диаметре. Моя же соседка по островку имела не менее девяти метров; казалось, она не замечала моего присутствия. Другие животные, попавшие на плавучий островок, в страхе шарахались от нее. Здесь были калюипарас - огромные крысы, раке - вид морских свинок, пекари - небольшие дикие кабаны. Даже большой ягуар выгнул спину, как испуганная кошка. Но у всех нас был один более страшный враг - огонь.
В течение целого дня наполовину задохнувшиеся обитатели этого удивительного Ноева ковчега плыли по реке, мирно уживаясь друг с другом. И вот пожар остался позади. Змеи первыми покинули плавучий остров. Затем бесшумно исчез ягуар. Как только дым полностью рассеялся, я тоже покинул плот.
Падая от сильного истощения, я с трудом смог построить себе хижину. Сон надолго сковал меня.
Я продолжал затем идти все в том же направлении и жестоко поранил себе ногу. Не помню, как это случилось, но рана долго не заживала. Она была наполнена червями, и, поедая гнилое мясо, они осуществляли естественную дезинфекцию, которую я сам сделать не мог. Это меня спасло. К сожалению, мне пришлось отдать индейцам свой компас (которые, конечно, не знали, для чего он служит, и, как зачарованные, смотрели на колебания стрелки) - в обмен на кароду - очень сильное снотворное средство, которое должно было сократить мои предсмертные страдания. Рана на ноге заставила меня надолго остаться у этого племени невдалеке от того места, где я покинул зеленый плот. Нужно было не только подлечиться и восстановить силы, но и выручить свой компас, так как без него все надежды выбраться из леса были бы напрасными. В джунглях нельзя ориентироваться на глаз. Там, где не видно ни неба, ни горизонта, теряют представление о странах света.
Работая среди своих друзей-индейцев, я в какой-то степени превратился во врача. Мне удалось спасти детей от болезни "стеклянные ноги". Мое знание медицинских секретов других племен, хорошо изучивших лечебные свойства растений, дало мне возможность завоевать у индейцев лестную репутацию, и я получил обратно компас и даже карабин, который, как я понял, был получен ими от другого беглеца, умершего от истощения в джунглях... И все же я решил покинуть и этих друзей, чтобы опять отправиться в путь. Но на сей раз не обошлось без трудностей. Привыкшие ко мне и моим медицинским познаниям индейцы намеревались оставить меня у себя. Бежать я не мог, так как они сейчас же настигли бы меня. Тем не менее мне удалось приучить их к мысли о моем уходе. В конце концов они потребовали, чтобы я передал свои познания и рецепты двум молодым знахарям, пациентом которых я сам был вначале. В то время я знал уже с десяток растительных настоек против лихорадки, значительно более эффективных, нежели хинин, которого так не хватало мне в первые годы странствования по лесу. Наиболее чудесным средством является поко - крохотный грибок, растущий на некоторых мертвых деревьях.
Мои друзья-индейцы сопровождали меня в пути несколько дней. Они изготовили для меня бальсовый плот, дали запас продуктов, а также проводника, молодого человека по имени Ото. Он шел со мной много дней, пока мы не достигли "плохой земли", где со слезами на глазах попросил отпустить его в обратный путь.
- Я знаю, что ты бог джунглей, - сказал он мне умоляющим голосом, - но у меня такая охота повидать свою невесту...
В который раз я остался один в джунглях, но уже не был похож на призрак. На мне были брюки из кожи пекари, рубашка, карабин на ремне, как у тех одиноких искателей приключений в Мату-Гросу, которые ищут алмазы, орхидеи, редких бабочек, как у охотников на диких зверей или миссионеров, каких можно было видеть на плотах. Я очень устал, но я, пожалуй, стал богом джунглей и знал, что в какой-то, теперь уже не столь отдаленный, день, через несколько месяцев, быть может, через год, встречу белых людей. Я также знал, что не должен никому говорить, откуда я иду, так как мне не поверят и сочтут за сумасшедшего.
Но в тот день, который я ожидал восемнадцать лет, я все же сказал первому встретившемуся мне белому человеку, откуда я иду...
