Генрих Френкель - Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)
Спустя два месяца, в ноябре 1943 года, немецкий фронт и на Востоке, и в Италии стал разрушаться, и Геббельс снова захотел, чтобы Гитлер выступил перед массами. Удобным случаем для этого стала двадцатая годовщина «Пивного путча» 1923 года. Гитлер обратился с речью к членам «старой партийной гвардии», собравшимся в Мюнхене. Геббельс был в приподнятом настроении и записал в дневнике, что речь фюрера произвела «глубокое впечатление». Народ, кажется, приободрился просто от того факта, что Гитлер вообще еще существует и выступает. Многие фразы, по словам Геббельса, «успокоили население и смягчили страдания народа, а слова о том, что германский народ снова обретет уверенность и Германия одержит победу, стали настоящим бальзамом для многих страждущих».
Действительно, обещание Гитлера «отомстить Англии и восстановить разрушенные германские города» быстро подняло энтузиазм немцев. «Мудрый отец нации» снова появился перед своими детьми и указал им правильный путь. Вывод, сделанный Министерством пропаганды, был краток: «Гитлер убедил народ, что в конце концов все будет хорошо».
Но возможность слышать и видеть фюрера становилась все более редкой, и Геббельс считал тем более важным не допустить распространения «ложных идей» среди населения, призывая народ «больше доверять властям». К тому времени многие уже расстались с настроением самонадеянной и высокомерной уверенности в «мощи Германии», и стали слышаться слова о том, что в сложившихся обстоятельствах «просто выжить — и то было бы неплохо?» Геббельс возмущался тем, что люди «совершенно неправильно судят о жизни руководителей», которые в военное время «день и ночь работают, не находя себе места от ответственности и беспокойства». Так, неожиданно для себя, Геббельсу пришлось убеждать немцев, что руководство страны заслуживает их доверия и полной поддержки, без которой «вожди» не могли продолжать «творить историю».
Геббельс решил, что нужно провести новую массовую кампанию с целью убедить население в необходимости поддержки правительства, и осенью 1943 года по стране прокатилась организованная им «волна митингов», ставшая проявлением «третьего принципа» в отношениях между Геббельсом и публикой, состоявшего в том, что людей нельзя оставлять наедине с их размышлениями о трудностях жизни и отвратительной изнанке войны; напротив, им нужно постоянно внушать ненависть к врагам, используя «благоприятные возможности», создаваемые интенсивными воздушными налетами.
Массовые митинги заряжали людей фанатизмом и злобой по отношению к англо-американским «воздушным террористам», но далеко не всех удавалось одурманить таким способом. В мае 1943 года Геббельс заметил в дневнике, что «в германском обществе произошла интересная трансформация: те, кто и раньше верили в победу, теперь уповают на нее с особым фанатизмом; тогда как «пораженцы» (в основном интеллектуалы) сбивают с толку себя и других пессимистическими репликами. Нужно подбодрить оптимистов и одернуть сомневающихся; нужно дать лояльным гражданам надежные аргументы для опровержения доводов пораженцев». И такие «надежные аргументы» были найдены: их в арсенале нацистов всегда было достаточно.
Шесть месяцев спустя Геббельс заявил: «Наша серия митингов имела грандиозный успех. На них пришли многие тысячи людей, залы и площадки были переполнены». В то же время стало появляться все больше сообщений о разоблачениях, арестах и наказаниях «пораженцев», причем объявления о вынесении и исполнении смертных приговоров «за пораженческую агитацию» делались намеренно широко. Геббельс с мрачным удовлетворением записал в дневнике, что «после исполнения нескольких смертных приговоров любители поворчать прикусили язык, и на всякого рода пораженцев это подействовало отрезвляюще». Смертный приговор (среди многих других) был вынесен, например, госпоже Шольц, сестре писателя Э. М. Ремарка, эмигрировавшего в США, и советнику Теодору Корселту из Ростока, случай с которым особенно показателен. Советник был арестован за то, что, находясь в трамвае и услышав о свержении Муссолини, сказал своему собеседнику, городскому чиновнику и члену нацистской партии, что немцам нужно сделать то же самое и отправить фюрера в отставку: «Победы нам не видать, — сказал Корселт, — мы все здесь сгорим заживо!» Дело было после сильного воздушного налета, последствия которого служили наглядным подтверждением его словам. Народный суд приговорил советника к смерти за то, что он, «будучи официальным лицом, нарушил клятву верности фюреру». «Теперь, — удовлетворенно заявил Геббельс после проведенной кампании митингов и устрашения, — достаточно будет хотя бы одной победы на фронте, чтобы настроение в тылу изменилось коренным образом».
Четвертый принцип, на котором строились отношения Геббельса с публикой, состоял в том, что аудитории следует преподносить легко усваиваемую смесь из пропаганды и развлекательной информации. В этом отношении Геббельс оказался более дальновидным, чем многие из его коллег. Он ясно понимал, что и радио, и кино, помимо исполнения своей главной, пропагандистской функции, должны служить своего рода «предохранительным клапаном» для общества, уставшего от трудов и военных невзгод. Поэтому тяжеловесные радиобеседы «в духе Розенберга» перестали удовлетворять слушателей. Радио должно было обслуживать массовую аудиторию, а не избранное меньшинство, и его программы нужно было строить в расчете на средний уровень слушателей, а не на вкусы немногочисленных интеллектуалов. Геббельс внушал своим подчиненным, ответственным за передачи германского радио, что дикторы и продюсеры должны считать своей аудиторией «весь народ, а не его отдельные группы». Он решил перестроить работу радио, приспособив его к желаниям слушателей, не ослабляя при этом пропаганды военных усилий. И ему нравилось думать о себе как о «знатоке человеческих душ», интуитивно угадывающем пристрастия публики: «Публика хочет получать объективное освещение событий, лишенное сенсационной окраски и не слишком тенденциозное, — замечал он в дневнике в декабре 1942 года и с удовлетворением заключал, — в целом вкусы публики совпадают с моими намерениями; могу сказать, что я очень тонко улавливаю переживания и чувства широких масс». Это заявление звучит хвастливо, но оно имело под собой основания. По словам Геббельса, диктор, появляясь перед микрофоном, должен решить две главные задачи: «информировать массы, а также развлечь и успокоить их. Можно и нужно сочетать идеологическую обработку с развлечением».
В 1942 году Геббельс сохранял свое старое пристрастие к символам, каким он грешил еще в 1928 году. Он был убежден в том, что публику нужно воодушевить понятным и ярким символическим образом, способным привлечь общее внимание и воплотить дух сурового реализма, требуемого временем. Дела на фронтах шли плохо, а воздушные налеты союзников все больше убеждали немцев в силе врага, которого высмеивала геббельсовская пропаганда; поэтому потребовалось найти символ стойкого сопротивления и бесстрашного героизма, преодолевающего несчастья и испытания. Такая символическая фигура должна была быть всем знакомой и в то же время достаточно возвышенной; и ее нужно было прославить в массах не путем скучных патриотических проповедей, а с помощью развлекательных постановок и кинофильмов. Так и случилось, что когда дела правителей Третьего рейха пошли плохо, они выбрали в качестве национального символа стойкости и постоянства историческую фигуру короля Фридриха Великого.
Идея сразу показалась привлекательной; нужно было только по-новому раскрыть старую тему, пересказав историю короля с точки зрения современности. Фильм о Фридрихе Великом был задуман давно, еще в годы удач и побед; теперь же, в дни национальных бед и отчаяния, он получил новое звучание: «Этот фильм — хорошее средство для пропаганды нашей политики, — заметил Геббельс. — Он поможет нам укрепить сопротивление немцев, необходимое для победы в войне».
Геббельс сделал все возможное и невозможное, чтобы ускорить выход фильма. Премьера состоялась 4 марта 1943 года перед специально подобранной публикой: кавалерами ордена «Рыцарский крест», ранеными солдатами и офицерами, рабочими военных заводов. С разрешения фюрера Геббельс присвоил фильму почетный титул «Фильм нации», а актера Отто Гебюра, исполнившего главную роль, наградил званием «Государственный актер». «Фильм имеет сенсационный успех, — записал Геббельс после премьеры. — Он был принят так, как я и предполагал. Несомненно, он поможет во многом просветить и воспитать германский народ, с учетом нынешнего положения». Геббельс был рад тому, что фильм вышел как раз в нужный момент, «когда военные невзгоды стали еще более суровыми». Странно, но он, кажется, и в самом деле надеялся резко поднять моральный дух народа с помощью всего лишь одного исторического фильма.
