Антон Первушин - Марсианин: как выжить на Красной планете
Джон Филлипс оказался прав. Более поздние вычисления показали, что если бы марсианские «моря» в самом деле были заполнены водой, они давали бы отблеск, сопоставимый по яркости со звездами третьей величины. Было даже издано специальное пособие для астрономов по поиску такого отблеска с указанием мест на Марсе, где его следует ждать. Однако за всю историю никто из наблюдателей не смог похвастаться, что видел нечто подобное.
В ответ на замечание Филлипса французский астроном Эммануэль Лиэ, оставивший Парижскую обсерваторию ради директорского кресла обсерватории Рио-де-Жанейро, высказал предположение, что «моря» – это области, покрытые растительностью, а красноватые поверхности – это пустыни. Действительно, весной и особенно летом «моря» Марса темнеют и приобретают зеленовато-голубоватую окраску. Осенью она становится коричнево-бурой, а зимой – сероватой. Все это напоминало весеннее распускание и осеннее увядание растительности. Лиэ сделал шаг в сторону нового образа Марса как высыхающего мира, но тогда его гипотеза осталась без внимания широкой общественности.
В 1860-е годы эскизы, созданные основоположниками ареографии, уже не устраивали астрономов. Каждый рисовал, что ему вздумается, и сочинял произвольные названия. Общеупотребимым оставалось только название Большого Сирта – Море Песочных Часов. Решить эту проблему взялся англичанин Ричард Проктор, автор ряда популярных книг по астрономии. Он собрал все эскизы Марса, какие смог раздобыть, и в 1867 году выпустил первую «стандартную» карту планеты, все элементы которой были поименованы. Проктор постарался не забыть никого из астрономов, работавших в ареографии, и на карте появились: море Локьера (современное название – плато Солнца), пролив Гершеля-сына (Сабейская земля), континент Медлера (равнина Хриса, плато Офир и горы Фарсида), море Маральди (земля Сирен и Киммерийская земля), страна Кассини (равнина Амазония) и тому подобные. Обращает на себя внимание, что Проктор априорно принял мнение большинства астрономов о том, что Марс подобен Земле и там есть моря с континентами, а после тиражирования его карты в этом больше не сомневались и широкие массы образованных людей, привыкших следить за астрономическими новостями.
Первые марсиане
Представление о марсианах значительно менялось со временем.
Древние (например, египтяне) населяли жителями все небесные миры, и Марс был лишь рядовым светилом в длинном ряду обитаемых звезд.
Идея о том, что души умерших людей переселяются на небо, имела отношение и к Марсу. Так, итальянский поэт XIV века Данте Алигьери описывает в «Рае» (третьей части знаменитой «Божественной комедии») путешествие по пятому небу и обитающих там марсиан, которые представляют собой души неописуемой красоты, образующие громадный крест с изображением Христа:
Как, меньшими и большими мерцая
Огнями, Млечный Путь светло горит
Меж острий мира, мудрецов смущая,
Так в недрах Марса, звездами увит,
Из двух лучей слагался знак священный,
Который в рубежах квадрантов скрыт.
Здесь память победила разум бренный;
Затем, что этот крест сверкал Христом
В красе, ни с чем на свете несравненной…
Однако европейские философы эпохи Просвещения не придавали большого значения Марсу. Так, французский писатель Бернар де Бовье Фонтенель в «Беседах о множественности миров» («Entretiens sur la pluralité des mondes habites», 1686), популяризирующих учение Коперника, пишет, что не следует растрачиваться на беседы о реальности существования марсиан – жители красной планеты этого не заслуживают. Немецкий философ Иммануил Кант утверждал, что если на соседней планете действительно есть разумные обитатели, то они нисколько не умнее нас. Виктор Гюго соглашался с ним, полагая, что чем удаленнее планета от Солнца, тем несчастнее жизнь на ней. Французский социалист Шарль Фурье также считал, что на Марсе обитают создания низшего разряда.
В этом отношении к Марсу философы находили поддержку у богословов. Отец Афанасий Кирхер, практиковавший астрологию и веривший в птолемеевскую картину мира, в своем «Чудесном небесном путешествии» («Itinerarium extaticum celeste», 1660) приписывал Марсу гибельные влияния на Землю: «Создавший пресмыкающихся, гадов, пауков, ядовитые растения, снотворные травы, мышьяк и другие яды очень легко мог поместить среди неба роковые светила, оказывающие гибельное влияние на нечестивых людей». На Марсе, согласно Кирхеру, обитают бестелесные и очень мрачные духи. Путник, находящийся вблизи красной планеты, может видеть, как они носятся, вооруженные пламенными мечами и страшными прутьями, на огромных конях, извергающих огонь.
Впрочем, будем справедливы к ученым старого времени. Среди них находились и те, кто в пику остальным считал марсиан более развитыми и цивилизованными существами, чем люди. Так полагали, например, философ-астроном XVII века Пьер Гассенди и зоолог XIX века Жорж Кювье.
Кстати, именно Гассенди в своей обобщающей работе «Свод философии» («Syntagma philosophicum», 1658), опубликованной после его смерти, высказал необычную по тем временам мысль о том, что обитатели иных миров могут вовсе не походить на человека – на их облик и образ жизни оказывают влияние физические условия планет: температура, состояние атмосферы, климат.
«Каналы» Джованни Скиапарелли
Великое противостояние 5 сентября 1877 года изменило наш мир. И это не преувеличение.
Наступила эра больших профессиональных телескопов, и астрономы резонно полагали, что сумеют сделать множество новых открытий, связанных с Марсом. Красная планета приблизилась к Земле на расстояние 56 миллионов километров. И открытия посыпались, как из рога изобилия.
Во-первых, английский художник Натаниэль Грин (он известен тем, что давал уроки живописи королеве Виктории), работая с телескопом-рефрактором на острове Мадейра, нарисовал красивейшую и подробнейшую карту Марса. Однако вклад Грина в ареографию мы смогли оценить только сейчас, когда появилась возможность сравнить его превосходные рисунки с тем Марсом, который видят наблюдатели в современные телескопы, и убедиться, сколь зорок был глаз художника и сколь тверда рука.
Во-вторых, американский астроном Асаф Холл из Вашингтонской обсерватории в течение трех ночей с 16 по 18 августа открыл два спутника Марса, подтвердив умозрительную гипотезу Кеплера. Холл назвал их Фобос (Страх) и Деймос (Ужас) в память о том фрагменте из «Илиады» Гомера, где Марс (Арей) представлен сходящим на Землю, чтобы отомстить за смерть своего сына Аскалафа:
И велел он Страху и Ужасу запрягать своих коней,
А сам стал надевать свои блестящие доспехи.
В-третьих, известный итальянский астроном Джованни Скиапарелли, работавший в Миланской обсерватории, открыл марсианские каналы.
Вообще-то он не собирался этого делать. Скиапарелли, обладавший уникальным зрением, задался целью провести систематическую съемку поверхности Марса подобно тому, как это делают на Земле при составлении карт местности. И он действительно сделал самую детализированную карту Марса на основании исследований, которые вел с 1877 по 1890 годы, в течение семи противостояний.
В распоряжении Скиапарелли находился не самый новый телескоп-рефрактор с диаметром главного объектива 22 см, но зато сам объектив был изготовлен известным немецким оптиком Мерцем и отличался весьма высокими качествами. Кроме того, миланский астроном тщательно готовился к каждому наблюдению. Чтобы еще повысить остроту зрения, Скиапарелли перед наблюдениями Марса некоторое время находился в полной темноте. Для уменьшения контраста между фоном неба и ярким красноватым диском планеты астроном освещал поле зрения телескопа оранжевым светом. Наконец, в день наблюдения он никогда не употреблял возбуждающих напитков, к числу которых им был отнесен и кофе.
Миланский астроном подключился к изучению Марса довольно поздно – 12 сентября, то есть уже через неделю после «пика» противостояния. Он не сомневался в том, что красная планета во многом подобна Земле, и признавал разделение областей Марса на «моря» и «континенты». Но их присутствие подразумевает наличие рек.
Именно «русла рек» и разглядел острый глаз Скиапарелли. В первый раз он их заметил в октябре 1877 года – тонкие прямые линии, пересекающие красноватые «материки» Марса. Но астроном не был уверен в достоверности наблюдения и не стал делать преждевременные выводы. Сеть линий он четко распознал только в январе 1878 года, и дальнейшая работа, по март 1878 года, вроде бы подтверждала, что он не ошибся.
В своих записях и в отчете для научных журналов Скиапарелли назвал эти линии «canali», хотя имел в виду первоначальное значение этого слова в итальянском языке – узкий водный проток, русло реки. Это подтверждает и то обстоятельство, что в своих статьях Скиапарелли зачастую использует близкое по смыслу слово – «fiume» (река).
