Брендан Симмс - Европа. Борьба за господство
Для Габсбургов корона Священной Римской империи была полезным инструментом удержания стремившихся к самостоятельности земель. В конце пятнадцатого и начале шестнадцатого столетия Максимилиан использовал титул для мобилизации Германии против Франции в ходе Итальянских войн. Его преемник Карл V тоже не сомневался в ценности короны Карла Великого. Накануне своего избрания на престол он заметил: «Это огромная и великая честь, затмевающая любые иные титулы в нашем мире».[63] А вот в руках французов корона Священной Римской империи сулила роковой исход, ибо помещала земли Бургундии в опасный «сэндвич» между Францией и Германией. Также императорский титул мог предоставить решающее преимущество в сфере ресурсов и живой силы. «Если мы ими пренебрежем, – заявил канцлер Габсбургов Меркурино Гаттинара, – империю передадут французам, которые не преминут воспользоваться такой удачей; они приложат все силы и испробуют ради этого все средства, и тогда не удастся сохранить ни австро-бургундские земли, полученные в наследство, ни иберийские королевства».[64] Поэтому в 1519 году, когда проходили выборы императора, Карл потратил огромные средства на подкуп германских князей и добился в конце концов желанного результата.[65]
Став императором Священной Римской империи, Карл V провозгласил себя главой христианского мира и надеялся стать руководителем объединенной и миролюбивой Европы. В 1519 году Гаттинара, обращаясь к Карлу, торжественно произнес: «Бог своей милостью возвысил тебя над всеми христианскими государями, сделал тебя самым величайшим правителем со времен раздела империи, созданной Карлом Великим, и дозволил тебе править монархией с целью возвращения всего мира под руководство одного пастыря». Карл и его министры неоднократно подчеркивали, что проводят политику, направленную «как на благо империи, так и на благо Испанского королевства».[66] Однако Карлу не удалось ни убедить, ни заставить германских князей признать его преемником сына Филиппа. Тот наследовал Карлу на испанском троне, а императорский титул достался австрийским Габсбургам. Тем не менее испанские Габсбурги продолжали сотрудничать с императором. Императорская корона оставалась весомым атрибутом власти Габсбургов на европейской политической сцене.
Это обстоятельство объясняет и одержимость французов императорским титулом. В конце пятнадцатого столетия Карл VIII опасался, что император Максимилиан рано или поздно найдет применение обширным ресурсам германского политического содружества в ущерб Франции. Карл также стремился сам стать императором и в обоснование своих притязаний даже чеканил монеты с убедительной надписью «Carolus Imperator».[67] Два десятилетия спустя Франциск I, считавший себя законным наследником Карла Великого, предпринял неудачную попытку выиграть выборы 1519 года в соперничестве с Карлом V. Франциск утверждал, что просто «возвращает себе должное» и что отнятие у Габсбургов короны Священной Римской империи поможет прорвать враждебное окружение: «Причина, которая побуждает меня стать императором, есть моя воля помешать Габсбургу взойти на престол. Если же Габсбург добьется этого, то, располагая обширными владениями и повелевая столькими князьями, он… без сомнения… вынудит меня уйти из Италии». Кроме того, Франциск полагал, что императорский титул даст ему право руководить христианским миром, и потому подчеркивал свое «намерение… вести войну с турками более решительно».[68] А в первой половине семнадцатого столетия наставник Ришелье отец Жозеф писал, что основная цель [Тридцатилетней] войны заключается в том, чтобы расстроить планы испанцев по превращению «империи в наследственное владение Австрийского дома» и помешать «их стремлению подчинить себе весь христианский мир».[69]
Англия также всерьез интересовалась короной Священной Римской империи. На выборах 1519 года английский король Генрих VIII конкурировал с Франциском и Карлом. Само возникновение его кандидатуры отражало намерение восстановить власть англичан во Франции и обрести широкие полномочия на европейской политической сцене. Генрих прекрасно помнил традиционные французские упреки: дескать, англичане подвластны воле римского папы, в то время как Франция не подчиняется никому. Титул императора Священной Римской империи был необходим и для того, чтобы подкрепить претензии на французский престол, и для укрепления дипломатическим путем своего положения в Германии, которая угрожала Франции с востока. Возвращение во Францию, другими словами, пролегало через Германию. Императорский титул также увеличивал шансы фаворита английского короля кардинала Томаса Уолси занять папский престол; по этой причине Генрих VIII жестко осудил идеологию Лютера.[70] Английский монарх получил некоторую поддержку в Германии – его сторону принял Максимилиан, который отчаянно противодействовал французам и не был уверен в том, что кандидат Габсбургов будет подходящим выбором. Генрих выборы проиграл, но интересно предположить, что произошло бы, добейся он титула императора и стань Генрихом VIII не только Английским, но и Германским и сумей его преемники сохранить этот титул. Английская форма правления в этом случае могла бы распространиться по всему континенту – ведь Кале был представлен в английском парламенте и даже Турнэ во Фландрии, на короткий срок занятый англичанами, отправлял своих делегатов в Вестминстер.[71] История Британской империи могла сложиться иначе, а Европа могла бы «британизироваться» куда сильнее.
Эти геополитические «узоры» усугублялись (но все-таки не подвергались фундаментальной трансформации) различными религиозными и политическими учениями, которые сотрясали Европу с середины пятнадцатого по середину семнадцатого столетия. В 1517 году немецкий монах Мартин Лютер прибил к двери Виттенбергской церкви свои девяносто пять тезисов, направленных против коррупции и ошибок Римской католической церкви.[72] Эта «Реформация» являлась не религиозным переворотом, а протестом против внутренних беспорядков и внешних вторжений в империю. Лютер, Ульрих фон Гуттен, Андреас Осиандер и другие реформаторы были крайне обеспокоены наступлением османов и потому неоднократно призывали к борьбе с оружием в руках «против иноверцев».[73] Они стремились всколыхнуть германскую «нацию» через духовное преображение и считали, что покаяния и молитвы очистят империю от грязи и скверны, которые ослабляют ее перед лицом нависшей угрозы с востока и запада. Учение Лютера нашло отклик не только у образованных людей, но и у населения сельской местности (особенно на востоке и западе), которое видело в Реформации шанс освободиться от гнета крупных землевладельцев, а также возможность преобразовать государство и восстановить германскую национальную «честь в Европе». Крестьянская война, вспыхнувшая через несколько лет, была не локальной «жакерией», а отражением народного стремления к участию в жизни нового «рейха».[74] С другой стороны, многие германские князья усмотрели в протестантстве защиту от императорской власти, инструмент расширения своих привилегий, а также способ улучшить свое материальное положение за счет захвата церковных земель.
Политический аспект также оказался решающим фактором реформации в Англии в тридцатых годах шестнадцатого столетия. Наследник мужского пола был важен не столько для стабильности Англии – где наследовать могли и женщины, – сколько для притязаний Генриха на Францию и Священную Римскую империю, где, согласно салическому закону, женщинам возбранялось претендовать на престол. Когда папа римский отказался расторгнуть текущий брак Генриха, чтобы тот получил возможность жениться на Анне Болейн, английский король порвал с Римом. Позже Генрих захватил церковные земли, что позволило ему не только укрепить власть в государстве, но и финансировать армию для действий на континенте. В ответ на франко-габсбургскую католическую угрозу Генрих на юге Англии возвел грандиозные береговые фортификации, оплаченные разграблением секуляризованных монастырей и даже воздвигнутые из камней снесенных соборов, тем самым как бы подчеркнув тесную связь между реформацией в Англии и защитой страны.
Реформация способствовала появлению «культуры вероисповедания» и возникновению европейской национальной и транснациональной общественности, озабоченной религиозными вопросами, дипломатией и общим благом.[75] Жителям Северной, Северо-Западной и Центральной Европы проповедовали, пели гимны, раздавали и продавали памфлеты, распространяли среди них незатейливые богословские гравюры на дереве. В последующие несколько десятилетий разнообразные формы протестантизма были приняты потентатами по всей Германии (особенно на севере и востоке), а также в Нидерландах, Англии, Шотландии, Скандинавии и во многих общинах Польши, Венгрии и Богемии. Появились новые «фронты» не только в политике, где это уже было привычным делом, но и между странами. К существовавшему единству христиан в борьбе против турок и единомыслию республик против тиранов добавилось содружество протестантов в борьбе против католиков (и наоборот).
