Владимир Обручев - В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 – 1930 г.г.
Первые препятствия — Косой Бык и шиверы Медвежью и Ковинскую — мы прошли довольно легко. У Ковнской шиверы сменились ямщики, но опять почти весь экипаж был женский. Гороховая шивера была также легко преодолена, но самое главное препятствие — Аплинский порог — было еще впереди.
В этом пороге нам пришлось всем выйти из лодки и помогать женщинам тянуть бечеву. У левого берега, где поднимали нашу лодку, порог менее внушителен, чем у правого, где рас положены "главные ворота" для спуска судов. Там мощная река бьет в высокие утесы, и кажется, что судно бросит волнами на них.
За Аплинским порогом мы вошли в пределы главного поля Тунгусского бассейна, горы стали ниже, шиверы незначитель ны. Сменив еще раз ямщиков, мы добрались до села Кежмы, крупнейшего на этом участке Ангары.
Кулаки приангарских деревень до революции занимались эксплуатацией эвенков (тунгусов): снабжали их по высоким ценам товарами, боеприпасами, спаивали, опутывали долговой сетью. На Ангаре это называлось "тунгусничать". Молва объясняла обогащение некоторых ангарских богатеев беззастенчивым "тунгусничаньем", часто переходившим в прямые преступления, вплоть до убийства из-за сотни беличьих шкурок. В Кежме и в Пановском в 1924 году были еще живы некоторые "тунгусни чавшие" ранее кулаки, но эксплуатировать эвенков они уже не могли: на Подкаменной Тунгуске появились государственные фактории, снабжавшие эвенков всем необходимым и скупавшие от них пушнину.
От Кежмы до Пановского 50 километров, и мы прошли их легко и быстро. С некоторым трудом удалось мне собрать в Пановском необходимое число людей и лошадей, чтобы перебросить наш груз на Подкаменную Тунгуску. Еще труднее было найти лоцмана, без которого пускаться в плавание по порогам невозможно. В Пановском многие крестьяне бывали на Под каменной Тунгуске или на Ближней Катанге, как они ее называют, но только один-два из них знали всю реку. Да и те не могли ехать с нами на все лето в такой длинный путь. Возвра щаться обратно через Енисейск и Красноярск — в то время путь очень сложный и долгий. Наконец нам указали старика Ивана Парфеновича, жившего в одной из островных деревень близ Пановского. Ивану Парфеновичу было в то время семьдесят пять лет, и дома он уже не принимал участия в тяжелых работах. Перспектива поехать на Подкаменную Тунгуску его соблазняла: он хотел потом навестить свою замужнюю дочь, которая жила в Красноярске. Правда, старик несколько страшился порогов Подкаменной Тунгуски: он проходил их один лишь раз. Сидевший рядом на завалинке, где мы вели беседу, более дряхлый старик очень поощрял его к поездке: "Езжай, паря, чо тебе на завалинке-то сидеть". В конце концов удалось уговорить старика, и через день мы пустились в путь.
От Пановского до Верхних Контор около 125 километров. Тропа идет по ровному плоскогорью, возвышающемуся всего метров на 100 над Ангарой. Местами его прорезают плоские долинки, и только долина Чадобца — большого правого при тока Ангары — врезана более глубоко. Кое-где над плоско горьем поднимаются плоские увалы. Путь идет по сосновым и лиственничным лесам, и на водоразделах сухо. Тропа крепкая, широко "рассечена": по ней ездят уже много лет и зимой и летом. Высокие красные стволы сосен и лиственниц — везде, куда ни посмотришь. Лошади идут быстро; но вот мы входим в долину маленькой речки, и начинаются болота. Это не бесконечные болота Якутии, по которым бредешь день за днем — они шириной всего в несколько десятков или в сотню метров, но зато гораздо опаснее: вечная мерзлота лежит здесь глубоко, и лошадь может провалиться по грудь.
Долго задержал нас приток Ангары Чадобец: в верховьях это была настоящая лесная река, текущая в обрывистых берегах, без галечников, в густых зарослях. Дно илистое, везде коряги — брод, очень опасный для лошадей. Пришлось соорудить мост из деревьев, перекинув их в узком месте через реку, и перетащить по нему весь груз. Лошадей прогнали порожняком.
На четвертый день мы спустились с этого однообразного плоскогорья в долину Подкаменной Тунгуски. На правом бе регу открылись постройки Верхних Контор: несколько изб на террасе; кругом на небольшой полянке остатки пней, а дальше до горизонта безбрежная тайга. На реке видно несколько больших лодок, — может быть, одна из них станет нашей!
Фактория на Подкаменной Тунгуске в 1924 году
На лошадях к Подкаменной Тунгуске
Утесы траппа в ущелье
Экспедиционное судно "Персей"
Айсберг
Ледник спускается в море
На шлюпках вдоль берега Шпицбергена
На леднике
И действительно, заведующий факторией согласился дать нам одну илимку, так как ему надо было перегнать ее к устью Подкаменной Тунгуски, чтобы будущей весной снова повести с грузом вверх по реке. Илимка — это узкая длинная лодка с острым длинным носом и тупой, срезанной кормой. Илимки строили раньше на Илиме, отсюда их название. Грузоподъем ность илимки, в зависимости от размеров, — от трех до двадцати тонн. Их строят обычно крытыми, с большой крытой каютой. Наша илимка была еще без каюты, и мы решили сделать на ней удобное помещение, чтобы сократить время стоянок и создать хорошие условия для работы.
В ожидании, пока Иван Парфенович с помощью местного плотника построит из выданных факторией досок каюту, я ре шил подняться насколько возможно вверх по реке. Фактория дала нам небольшую лодку, и мы весело отправились в неиз вестную страну. Для моих студентов это была первая проба сил. Им пришлось теперь работать не только гребцами, но и тащить лодку бечевой. Так же как в прошлом году, я мог взять только одного рабочего, поэтому на студентов-коллекторов ложилась как научная, так и физическая работа. Я сам сидел на корме, потому что подъем лодки по шиверам и порогам нельзя было доверить новичкам. Да и на спокойном плесе быстрый и легкий ход лодки, которую тащат бечевой, во многом зависит от кормщика: надо уметь вести лодку так, чтобы она не рыскала в реку, а шла ровно, параллельно берегу; надо все время уравновешивать тягу бечевы легким давлением кормового весла. На лесной реке особенно неприятны заросли кустов, которые трудно обойти по берегу: приходится каждый раз собирать бечеву, выгребать на веслах вокруг кустов и вновь разматывать бечеву.
Более сложна работа кормчего на быстрой реке и на порогах. Здесь надо очень точно и осторожно выводить лодку из-под прикрытия камня или из тихого заливчика на струю: если на править лодку слишком круто, течение немедленно поставит ее поперек, может опрокинуть и залить, а резкий рывок больно отзывается на плечах бурлака и иногда даже сдергивает его в воду или опрокидывает на камни. В этом причина гибели бурлаков в Кашиной шивере, о которой писал Спафарий.
Поднимаясь с ангарцами по притокам Ангары и с бахтинцами по Бахте, я уже многому научился и надеялся справиться с этим трудным делом.
Выше Верхних Контор Тунгуска большею частью течет в плоской долине. Только на протяжении 16 километров ниже речки Хаша тянется ущелье в трапповых утесах с несколькими шиверами и порогами. Здесь пришлось нам долго повозиться с подъемом лодки. Удивительно, как благополучно — при нашей неопытности — мы провели ее по крутым "залавкам" по рогов!
Из-за недостатка времени мы поднялись только на 100 ки лометров и не дошли до знаменитых Кеульских непроходимых порогов.
Вся эта часть Подкаменной Тунгуски безлюдна — эвенки не выходили летом к реке. Только утки и боровая птица нарушали безмолвие тайги и доставляли нам вкусный ужин. Раз полакомились мы и рыбой: один из жителей Верхних Кон тор разрешил взять из его сети всю рыбу, которую мы в ней найдем.
Через пять дней мы вернулись в факторию. Илимка была заново проконопачена и осмолена, на ней белела каюта, занимавшая более половины длины лодки. Не хватало лишь крыши, которую для легкости решили сделать из брезента. Под брезентом, вдоль конька крыши, была проложена доска, по которой можно было ходить с носа на корму (дверь у каюты сделали только одну — спереди).
Плавание по Подкаменной Тунгуске первые несколько дней было очень спокойным: на протяжении 200 километров нам предстояло пройти только один незначительный порог, скорее шиверу, Орон, который русские называют Ворон. Потяну лись однообразные дни напряженной геологической работы. Встаем рано, на рассвете, еще холодно, туман над рекой. Иван Парфенович с кем-либо из студентов вытаскивает сеть, поставленную на ночь в улове (яме) под каргой или в устье курьи (протоки); раздаются их радостные возгласы, если улов удачен. Но чаще попадаются только две-три рыбки, и лишь один раз поймали мы громадного тайменя в десять килограммов. Утренний завтрак, поспешные сборы, и начинается плавание — лоцман и два гребца на илимке, а я с одним из студентов (чере дующихся каждый день) в берестянке, чтобы иметь возможность осматривать береговые утесы, не останавливая лодки.
