Жак Пикар - Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой
Кстати, в наши дни такое вот сотрудничество между американской и европейской фирмами отнюдь не удивительное и не исключительное явление, хотя бы европейская компания была в три тысячи раз меньше. Неверно думать, будто Европа для американцев — книга за семью печатями. Они ее прекрасно знают, только не все приемлют, точно так же как нам, европейцам, трудно воспринимать заокеанскую культуру и методы. Но в наших взаимоотношениях с фирмой «Граммен» Америку от Швейцарии отличали только обильное потребление кока-колы, американский распорядок дня и привычка все переводить на деньги.
Впрочем, надо еще сказать о коренном различии между мощной компанией, которая с небес спустилась под воду, и маленькой группой технарей, которые запросто договорились построить новый мезоскаф и подготовить его для 1500-мильного дрейфа в Гольфстриме. Для «Граммена» все было ново, даже само понятие подводной лодки. Серьезным камнем преткновения оказались американские меры, в подводных делах это особенно чувствовалось. Для нас, особенно когда речь шла об океане, понятие «кубический метр» автоматически сопрягалось с понятием «одна тонна», и, привычные к метрическим мерам, мы в разговоре часто перемежали эти термины. Американец, впервые сталкивающийся с метрическими мерами, подолгу бьется над переводом. Сколько линеек и сколько таблиц истерли наши друзья, преобразуя футы в сантиметры, короткие тонны в метрические, не говоря уже о переводе градусов Фаренгейта в Цельсий. Однажды, когда Дон толковал нам про угол в 30 градусов, мы спросили, о каких градусах идет речь — Цельсия или Фаренгейта… Он не сразу нашелся, что ответить.
В Америке, в Великобритании — всюду люди сознают, что метрическая система несравненно лучше. Кто-то даже сказал, будто русские много лет опережали американцев в космосе отчасти потому, что США потеряли время, путаясь в замысловатых мерах. Правда, потом американцы как следует поднатужились и наверстали упущенное, но факт остается фактом.
Так или иначе американским инженерам было трудновато сразу перейти на метрические меры, да и многое другое, надо думать, показалось им непривычным.
Позволю себе подчеркнуть: фирма «Граммен» согласилась строить новый мезоскаф в Швейцарии, а не в Соединенных Штатах прежде всего потому, что она признала преимущества наших методов и условий работы. В маленькой гибкой организации, где каждый не только делал все возможное в своей собственной области, но и помогал другим, задание выполнялось куда экономичнее, чем в учреждении-гиганте, где служат такие узкие специалисты, что не решаются и шагу ступить за пределы очерченной им области. Велико было смятение и удивление представителей «Граммена», когда они увидели, как наши люди от чертежного стола идут к телефону, чтобы заказать какую-то деталь, потом к автомашине, чтобы получить эту деталь, потом на завод, чтобы довести ее до кондиции, и в сборочный цех, чтобы установить ее на мезоскафе. И американцы засыпали Беспейдж тревожными депешами: «Электронику монтирует человек, который ночью убирает помещения. Один чертежник несколько часов потратил на то, чтобы подогнать клапан. А один инженер убил полдня, подбирая на стенде предохранитель!»
На самом деле, конечно, все было наоборот. Не уборщик занимался электроникой, а электрик вечером помогал убирать рабочие помещения. И если инженер или чертежник подгоняли клапаны и подбирали предохранители, то лишь потому, что лучше других разбирались в задаче и могли ее решить.
Эти примеры дают представление о том, в чем заключалось главное отличие компании «Граммен» от нашей лаборатории. Мы изо всех сил старались экономить, не выходить за рамки утвержденного бюджета (и нам это удалось), стремились не терять времени — ведь заминка в две-три недели могла повлечь за собой отсрочку экспедиции в Гольфстриме на целый год, — а потому сводили к минимуму бумажную волокиту. А компания «Граммен», особенно поначалу, настаивала на применении в Швейцарии всех тех методов, которые приносили такой эффект в Америке. В конечном счете мы пришли к счастливому компромиссу, который вполне удовлетворял «Граммен» и позволял нам бережно расходовать время и не выходить из рамок бюджета.
16. Технические детали
Работа шла хорошо. Вместе с Доном Террана и главным инженером «Джованьолы» Карлом Губи мы отправились в Линц в Австрии, чтобы выбрать сталь для корпуса. Нас любезно приняла компания «Фэст», и мы осмотрели металлургический комбинат, который пострадал от американских бомбежек во время второй мировой войны, однако выжил. Австрийцы народ не злопамятный, к тому же бизнес есть бизнес, и он не признает границ, поэтому компания сделала все, чтобы обеспечить нас нужной сталью для подводной лодки, заказанной американцами. Кстати, на этом же комбинате был сварен металл для первого мезоскафа.
Выбор стали — дело не простое. Коэффициент упругости для всех марок примерно одинаков, и очевидно, что при прочих равных данных высокий предел прочности позволит лодке определенного веса и объема погружаться глубже, чем если будет применена сталь относительно мягкая. Строитель, которому нужен материал с высоким пределом упругости, разрушающийся только после известного растяжения, нередко склоняется в пользу стали «высшего качества», другими словами, самой прочной. Но «самая прочная» не всегда самая подходящая. Современная металлургия разработала спецсталь в три-четыре раза прочнее обычной. В лабораториях достигнуты еще более высокие показатели, но эти марки не до конца изучены, часто они оказываются чересчур хрупкими и трудно поддаются сварке. Надо думать, это временные неувязки; если работа исследователей и дальше пойдет так, как шла после второй мировой войны, трудности будут очень скоро преодолены.
Что до нашего случая, то для лодки, которой предстояло многократно погружаться в разнообразных, а подчас и трудных условиях, я, честно говоря, предпочитал обычную, добротную, проверенную сталь, пусть без потрясающих достоинств, зато и без подвохов. Лучше такая, чем спецсталь с особо высоким пределом прочности, но ненадежная в местах сварки или отжига, если отжиг будет недостаточно ровным. Можно сказать иначе: лучше без всякого риска погружаться на 600 метров, чем идти на 1000–1500 метров, все время опасаясь катастрофы.
Американская промышленность разработала несколько отменных марок стали, часто применяемых для подводных лодок, например НУ-80. Австрийская фирма «Фэст» производит сходную по качеству марку «Альдур 55»; такая сталь пошла на первый мезоскаф. Ее предел прочности и предел текучести близки к данным американской НУ-80, но ударная прочность поменьше. Ударопрочность очень важна для военной лодки, которой надо противостоять взрывам глубинных бомб, но играет меньшую роль для исследовательской подводной лодки, которая всегда идет тихим ходом и сверху получает только советы и помощь. Компания «Граммен» охотно согласилась на то, чтобы я для цилиндрической части корпуса взял отпущенную сталь «Альдур». Подбор металла для двух полушарий оказался более сложным делом. «Альдур 55» неизбежно теряет в упругости при ковке или штамповке, так как термическая обработка снижает ее. И хотя, вообще говоря, полушарие менее восприимчиво к давлению, чем цилиндр, я все же хотел бы получить что-нибудь более подходящее для РХ-15. Фирма «Крупп» предложила великолепную сталь марки «Вельмонил»; у нее практически такой же предел упругости, как у «Альдура», но она не отпущенная, а потому хорошо куется и штампуется. В 1958–1959 годах заводы Круппа изготовили вторую кабину «Триеста», ту самую, которая в январе 1960 года достигла глубины 11 тысяч метров, и я охотно возобновил бы сотрудничество с этой фирмой.
А компания «Граммен», учитывая надежность первого мезоскафа, стремилась свести нововведения к минимуму и настаивала в письмах и по телефону, чтобы на полушария тоже взять сталь «Альдур 55». Пришлось мне вылететь в Нью-Йорк и подробно объяснить, почему я стою за «Вельмонил». В конце концов американцы согласились со мной и «Джованьолой», утвердили «Вельмонил» и остались вполне довольны нашим выбором. Управление кораблестроения США, коему надлежало следить за строительством от начала до конца и выдать нам удостоверение на готовность судна к плаванию перед началом экспедиции Гольфстрим, проявило особый интерес к «Вельмонилу» и его сварочным свойствам. И хотя эта сталь более чувствительна к ударам, чем «Альдур», ее сварочные свойства оказались настолько хорошими, что применение ее для цилиндрической части корпуса почти не влияло на возможную глубину погружения. Стальной лист начал поступать в Монте в январе 1967 года, и сразу же после дополнительной, чрезвычайно строгой качественной проверки завод «Джованьола» смог приступить к первой фазе — прокатке листа и формовке частей оболочки. Деликатная операция по установке кольцевых шпангоутов на этот раз прошла легче и успешнее, чем когда строился первый мезоскаф. Тогда кольца одно за другим вставляли в цилиндрические секции, теперь же секции, расширенные нагреванием в печи, надевали на кольца, которые поддерживались в нужном положении специальным устройством. Этот способ был проще, обеспечивал более высокую точность и к тому же позволил выиграть время.
