Е. Антипина - Новейшие археозоологические исследования в России: К столетию со дня рождения В.И. Цалкина
Медведев Д. Г. Ископаемые дикие бараны Байкальской Сибири // Современные проблемы Евразийского палеолитоведения. Новосибирск, 2001. С. 273–276.
Млекопитающие фауны СССР. Ч. 2. М.-Л.: изд. АНСССР, 1963. С. 641–2000.
Мочанов Ю. А. Древнейшие этапы заселения человеком северо-восточной Азии. Новосибирск: Наука, 1977.
Оводов Н.Д Позднеантропогеновая фауна млекопитающих (Mammalia) юга Уссурийского края // Фауна и систематика позвоночных Сибири. Труды Биологического института. Вып. 31. Новосибирск: Наука, 1977. С. 157–177.
Оводов НД. К истории снежного барана (Ovis nivicola) // VI съезд Териологического общества. М., 1999. С. 180.
Оводов Н.Д Судьба южных популяций снежного барана // Молодая археология и этнология Сибири. XXXIX РАЭСК. Ч. 1 Чита, 1999а. С. 73–76.
Оводов НД. Судьба снежного барана // «Охота и охотничье хозяйство». № 10. 2000. С. 10, 11.
Оводов Н. Д., Мартынович Н. В. Новые данные по млекопитающим и птицам грота Двуглазка в Хакасии // Проблемы археологии, этнографии, истории и краеведения Приенисейского края. Т. 1. Красноярск, 1992. С. 78–83.
Разрез новейших отложений Мамонтова Гора (авт.: А. К. Агаджанян А.К., Боярская Т. Д., Глушанкова Н. И. и др.). М.: изд. МГУ, 1973.
Ревин Ю. В., Сопин Л. В., Железное Н. К. Снежный баран. Морфология, систематика, экология, охрана. Новосибирск: Наука, 1988.
Русанов Б. С. Биостратиграфия кайнозойских отложений Южной Якутии. М.: Наука, 1968.
Стратиграфия, палеогеография и археология юга Средней Сибири. Иркутск, 1990.
Сутула В. А. Адаптивное значение опорно-двигательного аппарата копытных II Морфология млекопитающих и проблемы локомоции. Труды Зоологического института АН СССР. Т. 215. Л., 1990. С. 137–151.
Филиппов А. Г., Ербаева М. А., Хензыхенова Ф. И. Использование верхнекайнозойских мелких млекопитающих юга Восточной Сибири в стратиграфии. Иркутск, 1995.
Филиппов А. Г. Четвертичные фауны из пещер Саяно-Байкальской горной области. 1996. Рукопись.
Форонова И. В. Ископаемые лошади Кузнецкой котловины. Новосибирск, 1990.
Хроностратиграфия палеолитических памятников Средней Сибири (бассейн Енисея). Новосибирск, 1990.
Цапкин В.И Горные бараны Европы и Азии. М.: МОИП, 1951.
Чернявский Ф. Б. О систематических взаимоотношениях и истории снежных баранов Старого и нового Света // Бюллетень Московского общества испытателей природы, отдел биологический. Т. 67. Вып. 6.1962. С. 17–27.
Чернявский Ф. Б. Таксономия и история снежных баранов (подрод Pachiceros) // Териофауна России и сопредельных территорий. Материалы Международного совещания 6–7 февраля 2003 г. М., 2003.
Черский ИД. Описание коллекции послетретичных млекопитающих животных, собранных Новосибирскою экспедициею 1885-86 г. // Приложение к 65 тому Записок императорской Академии Наук. № 1. СПб., 1891.
Чигряй Л.И. Пещеры Хакасии // Проблемы сохранения природы и культурноисторического наследия Хакасии. Вып. 1. Абакан, 1994. С. 157–161.
Filippov A. G., Goryunova O. I., Vetrov ИМ, Berdnikova N. E. Application of Baical caves in human life// Acta carstologica. XXIV. Ljubljana, 1995. P. 215–220.
N. D. Ovodov The pleistocene bighorn sheep of Siberia SummaryTaking into account some new finds there has been given a survey of the fossil remnants of the bighorn sheep on the territory of Siberia. The morphological peculiarities of the pleistocene metacarpale bones of the bighorn sheep have made it possible to distinguish a new subspecies — ovis nivicola meridialis. By its physical peculiarities it surpassed the contemporary specimen in strength (while moving along steep slopesand rocks). There were several reasons for the disapperance of pleistocene South-Siberian form of the bighorn sheep. First, the population of this species was considerably less in comparison with the larger food competitor, argali, also inhabiting the South of Siberia. And apparently, the bighorn sheep experienced even a more serious pressure from carnivores, such as the snow leopard, the red dog, the cave lion (Panthera spelaea), the hyena (Crocuta spelaea), and also the man.
On the basis of the new fossil finds it has been possible to ascertain a more ancient geological age of the Siberian bighorn sheep up to the Middle Pleistocene Age.
А. А. Формозов
Вспоминая В. И. Цалкина
Вениамин Иосифович Цапкин стал сотрудником Института истории материальной культуры АН СССР (ИИМК) в 1946 г. Ему было 43 года, и он прошел большой жизненный путь. После окончания университета (1928) служил в Московской сельскохозяйственной академии им. К.А.Тимирязева, в Институте морского рыбного хозяйства и океанографии, в Московском зоопарке, Зоологическом музее и на Биофаке МГУ. К 1946 г. он опубликовал более 20 статей по биологии млекопитающих, пользовался авторитетом у коллег, завершал уже докторскую диссертацию «Горные бараны Европы и Азии» (защищена в 1947 г., издана в 1951 г.). Парнокопытными Цапкин занимался до конца своих дней, выпустил еще ряд чисто зоологических работ по этой группе животных, в том числе монографию «Олени СССР» (1947, совместно с В. Г. Гептнером), и до 1950 г. оставался сотрудником МГУ. Но с полной уверенностью можно сказать, что именно в ИИМК — ИА за последнюю четверть века своей жизни В. И. Цалкин внес наиболее весомый вклад в науку.
В этом были и элемент случайности и глубокая закономерность. Случайность заключалась в том, что на службу в ИИМК Цалкин пошел ради приработка. Только что окончилась Отечественная война. Люди жили очень трудно. Совместительство позволяло несколько улучшить свое материальное положение. Вениамин Иосифович женился на Нине Юрьевне Соколовой (1916–1995), дочери известного фольклориста Ю. М. Соколова. Она закончила Биофак МГУ в 1939 г. по кафедре биологии беспозвоночных, была ученицей акад. Л. А. Зенкевича и ближайшей сотрудницей проф. Я. А. Бирштейна. В 1979 г. уже после смерти мужа защитила докторскую диссертацию и работала в МГУ до конца своих дней. Это была обаятельная женщина — миниатюрная хрупкая блондинка с большими выразительными глазами. Вениамин Иосифович был очень привязан к своей семье, жене и маленькой дочери Шуре.
Закономерность заключалась в том, что разработка проблем палеозоологии в СССР давно назрела. Возникла эта область знания в середине XIX в. после исследований И. Стеенструпом костных остатков из кьеккенмеддингов в Дании и Л. Рютимейером — фауны из свайных построек Швейцарии. В России новое научное направление получило успешное развитие в капитальном труде А. А. Иностранцева «Доисторический человек каменного века побережья Ладожского озера» (1882). В подготовке этой книги участвовали ведущие наши естествоиспытатели. Кости рыб из неолитических отложений описал К. Ф. Кесслер, кости птиц — М. Н. Богданов, кости собаки — Д. Н. Анучин а других млекопитающих — сам А. А. Иностранцев. Дальнейшего развития этот удачный опыт не получил. Виной тому консерватизм археологов. Сплошь и рядом они бросали костные остатки на месте раскопок, в лучшем случае определяли их сами на глазок. Только в 1899 г. Императорская археологическая комиссия при выдаче открытых листов стала рекомендовать раскопщикам не выбрасывать кости людей и животных, а привозить их в Петербург на определение.
Мало изменилась ситуация и после революции. До 1940-х гг. раскопки в стране были невелики по объему. Небольшие коллекции костей так или иначе пристраивали на определение то к палеонтологам В. И. Громову и В. И. Громовой, то к зоологу А. Н. Формозову, то еще к кому-нибудь. Зачастую определения давали сами археологи, а то и оставляли кости неразобранными на месте раскопок. Если мы возьмем библиографию «Советская археологическая литература 1918–1940 гг.», то обнаружим, что раздел о естественно-научных методах в археологии содержит около ста названий, включая популярные очерки о происхождении домашних животных и растений, статьи по палеоботанике, пыльцевому анализу и т. д. Для огромной страны со множеством археологических памятников это ничтожно мало.
Ситуацию надо было переломить. После конца Отечественной войны раскопки разворачивались все шире. Нужен был квалифицированный специалист-биолог, готовый взять на себя разбор и изучение остеологических материалов из раскопок. И приглашение на эту роль Цалкина оказалось очень удачным. При работе над своей докторской диссертацией он промерил более 1200 черепов горных баранов из музейных коллекций, приобретя опыт работы с остеологическим материалом. Цалкин был не эколог, не зоогеограф, а морфолог, систематик. Он отличался большим трудолюбием, добросовестностью. Пригласил Цалкина в ИИМК заведующий лабораторией института М. В. Воеводский, не без консультаций с А. Н. Формозовым (Цалкин и Формозов были земляками, нижегородцами, знали друг друга с 1920-х гг.).
Вениамин Иосифович взялся за дело сразу же. Уже в 1946 г. он разобрал, описал и опубликовал костные остатки из раскопок А.Л. Монгайта в Старой Рязани. В дальнейшем увидело свет до пятидесяти его публикаций такого же плана. Среди них книги «К истории животноводства и охоты в Восточной Европе» [МИА. 1962. № 107], «Древнее животноводство племен Восточной Европы и Средней Азии» [МИА. 1966. № 135], «Древнейшие домашние животные Восточной Европы» [М. 1970]. Археологи знают и статьи Цалкина в КСИИМК, СА, МИА, но надо помнить, что большая часть (около 20) сообщений об остеологических коллекциях из раскопок издана не в археологической периодике, а в «Бюллетене Московского общества испытателей природы, отдел биологический».
