Виктор Файтельберг-Бланк - Бандитская Одесса 9. Бандиты эпохи «демократии»
Дальше — больше. Уголовное дело по факту убийства, конечно же, возбудили. А правоохранители Киевского РО рассудили иначе и квалифицировали случившееся как «тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собою смерть». Удивительно, правда? Когда люди чаще всего получают «тяжкие телесные»? Правильно, в драке. Но драки-то не было: отморозки сразу предпочли «отрубить» Олега и втроем набросились на Игоря Матвеевича. А он, между прочим, был рослым, крепким (точнее будет сказать, очень крепким), спортивным мужчиной, да и лет не так много — всего 50. Напади на него в темном переулке грабитель, положил бы одной левой. А когда трое на одного, ремень на шею (просто кое-кому надо было внимательнее осматривать место преступления) и ногами по голове — это разве не убийство? И потом, если бы драка все-таки имела место, то на нападавших должны были бы остаться хоть незначительные синяки или царапины, но их не было.
Статья «убийство» или «тяжкие телесные», — казалось бы, какая разница? Ну да, ну да — нет особой разницы. Что существенно разнится, так это только сроки лишения свободы, предусмотренные этими статьями (сотрудникам Киевского РО, может, и все равно, а вот жене и детям Игоря Матвеевича, поверьте, небезразлично, через семь лет или через пятнадцать убийца окажется на свободе, а «убийство с ограблением» — вспомните про обручальные кольца и сумку — и подавно тянет на пожизненное заключение — статья 115, часть 2).
Да, кстати, Олег ведь так и не был признан потерпевшим. И это несмотря на то, что в милиции прекрасно видели, в каком состоянии его привезли на так называемую дачу показаний.
Кстати, перед судом предстал только один из нападавших — некто М. (26 лет, ранее судимый).
Почему? Один из его подельников, правда успел умереть в больнице от воспаления легких. А второй признан… свидетелем!
Складывается впечатление, что следствием не просто не были установлены лица, совершившие преступление, или, если хотите, убийцы, а правоохранители просто не ставили перед собой такой цели (даже очных ставок между Олегом и отморозками не проводилось, а ведь он видел, прекрасно видел, кто избивал его тестя).
… Конечно, проще всего было бы сказать что-то о коррупции в правоохранительных органах, мол, некое «ответственное лицо» во всей этой цепочке просто куплено. Но, сами рассудите, разве можно купить все звенья сразу? Поэтому наша история на самом деле не о коррупции, и не о нелюдях, готовых бросаться на прохожих только из-за того, что они свистят или не так смотрят, и даже не об убийстве хорошего человека — ЭТО ИСТОРИЯ О РАВНОДУШИИ. Вот что страшно.
Глава XLV
Сказание о пропавшей голове
Случилось это в одном из дворов на Пересыпи. Некоему гражданину приспичило в туалет — там эти заведения во дворах находятся. Он накинул пальтецо, сбежал по ступенькам, «клац!» — щелкнула задвижка, и на гражданина снизошла меланхолия. Обычно он никогда не смотрел туда, над чем сидел, а тут — «черт! — газету забыл» — заняться было совершенно нечем, вот и принялся гражданин со скуки рассматривать содержимое выгребной ямы, и тут!.. Из недр сортира на него печально взглянули чьи-то глаза (надо заметить, что накануне он не пил ничего «такого»). «Че-че-человеческие, твою мать! Там… там… там — отрезанная голова-а-а-а-а!!!..» Пришлось гражданину срочно натягивать штаны и бежать в милицию.
А милиционерам-то какая «радость»! — поди теперь разберись, кто обронил в сортире голову; по неосторожности или уголовный элемент набедокурил, кому она принадлежала и т. д. И, тем не менее, через месяц преступление было раскрыто. Но как!
Иван Генрихович любил кататься на трамваях. Это-то его и сгубило. Сел он как-то в «пятый номер» и покатился на «Староконку», а тут контролер:
— Ваш билет.
— I don’t understand what you are talking about, — отрапортовал Генрихович.
— Мужчина, перестаньте паясничать! Да от вас спиртным разит! Да вы!.. Вы лучше на ботинки свои посмотрите, — какой из вас иностранец!
— Извините, гражданин начальник, — Генрихович почесал торчащий из дырки в ботинке мизинец, — шучу. А билета нет-с — нам, ветеранам, они без надобности.
— Ваше удостоверение.
— Пожалуйста, — он протянул ему новенькую «корочку».
«Участник боевых действий» — черным по белому было написано в удостоверении.
«Интересно, каких? — подумал контролер и почесал затылок. — Вторая мировая? Нет, он даже на сына полка не тянет — слишком молод. Остается Афган. Точно Афган. Толькокак же он там служил — больно тщедушный. Что-то здесь не то… Ага!» — наметанный контролерский взгляд не подкачал — печати в удостоверении были явно нарисованы от руки.
— Гражданин, пройдемте-ка со мной.
…И контролер потащил «ветерана» в ближайшее отделение милиции.
В отделении Иван Генрихович не только рассказал, что «за 25 гривен приобрел документ у неустановленного лица», но почему-то впал в истерику и заголосил:
— О, my God! Я знал! Знал, что рано или поздно вы меня найдете! Да — голову закапывал! Да — тело сжигал! Но не убивал я его! Меня попросили! Не убивал! Не-е-е…, - бедолага подавился слюной и заплакал.
Да нет, Генрихович не сошел с ума — похоже, что он говорил правду. У оперативников и так уже были кое-какие догадки относительно головы в сортире, а слова Генриховича их только подтвердили. Ниточка потянулась, клубок покатился и…
* * *…Выяснилось следующее. Однажды зимним вечером на Пересыпи в комнате одного из общежитий собралась компания: 19-летний оператор игровых автоматов Игорь Крысюк, 30-летний водитель такси Андрей Сысоев и 50-летний недавно откинувшийся «от зоны» бездельник Артемий Птичкин (хозяин комнаты). Разница в возрасте и в профессиональных интересах говорила сама за себя — у этих троих действительно не было ничего общего, и вместе они собирались только для того, чтобы «сообразить на троих».
В разгар веселья Крысюк вышел покурить и увидел, что по коридору, характерно покачиваясь, ошивается его давний знакомый Илья Кондрашкин. «Вот, падла!», — подумал Крысюк. «У, рожа», — подумал Кондрашкин. Ребята давно и активно испытывали друг к другу неприязнь.
— Привет, братуха, какая встреча! — Крысюк полез обниматься первым.
— Здорово, Игореха! — обрадовался Кондрашкин.
— Тоже тут у кого-то бухаешь?..
Минут пятнадцать они обменивались любезностями и новыми сплетнями, потом поссорились, потом помирились.
— Если ты меня уважаешь, — умозаключил Крысюк, — то сейчас мы вместе пойдем бухать к Птичкину.
И они пошли, но, едва переступив порог, снова поссорились (по причине частичной потери памяти, вызванной злоупотреблением алкоголя, никто из свидетелей так и не смог впоследствии объяснить, чем была спровоцирована эта ссора). Троица еще не успела «вздрогнуть», как Кондрашкин умудрился сбить Крысюка с ног и принялся пинать его ногами. Ну, разняли их кое-как, попытались соблазнить вином (водка к тому времени уже закончилась). Кондрашкин потянулся за стаканом, Крысюк — за кухонным ножом. Кондрашкин попытался дотянуться еще и до огурца, но не успел, потому что Крысюк пырнул его ножом в шею, ну а потом давай уже месить куда попало.
Глаза Кондрашкина остановились на одной точке — все.
Собутыльники закутали труп в одеяло, отнесли во двор и спрятали за бетонными блоками, а заметать следы поручили местному алкашу без определенных занятий Ивану Генриховичу, который проживал в том же общежитии и был известен своим пристрастием к английскому языку — как напьется, так непременно «по-непонятному» лопочет. Они посулили ему за работу различные блага в виде еды и водки.
Генрихович подошел к решению поставленной перед ним задачи со знанием дела: развел костер прямо посреди двора, ухнул туда Кондрашкина, а когда огонь поутих, раздробил недотлевшие кости ногами. Да вот незадача! — пламя практически не затронуло голову — она все еще продолжала выглядеть как новенькая, поэтому Генрихович бережно перенес ее в вырытую на соседском огородике ямку и закопал, о чем тут же доложил хозяину комнаты Птичкину.
* * *Однако на сердце у Птичкина все равно было неспокойно: «Крысюк ушел. Где он теперь — неизвестно. А если менты найдут кусок Кондрашкина, то к кому первому припрутся? Правильно — ко мне!» Поэтому утром он раскопал улику и решил перепрятать ее понадежнее — да вот хотя бы бросить в выгребную яму. Птичкин взял голову и поволок ее в сортир. Дернул ручку — заперто! Он было подумал спрятаться и подождать, пока уборная освободится, как дверь резко открылась и с треском впечаталась ему в лоб:
— Темка, тебе, что ль, так не терпится? — из сортира выплыла соседка. — Темка!.. Темка!.. Что у тебя в руке, Темка?!!
— Да тут — это…
— Птичкин, что это?!! — у сортира нарисовался еще один сосед.
— Что-что! Сами не видите? А расскажете кому — отправитесь туда же! — для убедительности Птичкин потрусил головой перед лицом перепуганной женщины и бросил ее в выгребную яму — бульк!
