Генрих Френкель - Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)
(1941–1943 годы)
Руссише мэдхен, геен зи шпацирен,
Геен зи шпацирен, мит дойче оффицирен!
Русские девушки, идемте погуляем,
Пошли погуляем с немецкими офицерами!
1. Первые полтора года войны на Восточном фронте
«В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами обе стороны будут разрешать эти споры или конфликты исключительно мирными путями в порядке дружественного обмена мнениями или, в нужных случаях, путим создания комиссии по урегулированию конфликта» (Статья 5 «Договора о ненападении», заключенного между Германией и Советским Союзом 23 августа 1939 года).
22 июня 1941 года стало сюрпризом для большинства немцев. Приготовления к вторжению в Россию производились под завесой величайшей секретности. Правда, к середине июня по Берлину уже ходило множество слухов. Чтобы отвлечь внимание любопытных, ведомство Риббентропа запустило «новость» насчет того, что Сталин собирается приехать в Берлин в специальном бронированном поезде. В дипломатических кругах ожидали крупных политических событий, и было отмечено несколько интересных «утечек информации», подтвердивших обоснованность этих ожиданий. Самой сенсационной стала оплошность, допущенная профессором Карлом Бемером, начальником отдела иностранной прессы в Министерстве пропаганды, который имел слабость давать волю языку, когда выпивал лишнее. Весною 1941 года, на приеме дипломатов из Болгарии, он выболтал точную дату готовившегося нападения на Россию, вызвав этим самое живое удовольствие у недоброжелателей из Министерства иностранных дел. Ему грозило обвинение в измене и смертная казнь, и только энергичное обращение Геббельса к фюреру спасло беднягу от наказания. Впрочем, иностранные журналисты, посмеявшись, так и не придали значения откровениям профессора.
Простые граждане и не подозревали о назревавших событиях, но когда они разразились, пропагандистская машина сразу же набрала полные обороты. Нужно было объяснить публике столь неожиданный и крутой поворот, превративший недавнего «друга» в смертельного врага. К тому же вновь возникла ситуация войны на два фронта, всегда страшившая германских генералов, и требовались веские аргументы для подтверждения правильности решения, оправдания которого пошли по двум направлениям. Во-первых, было сказано о необходимости предотвратить неизбежное нападение русских: «Ведь эти отвратительные коммунисты снова начали концентрировать войска на восточных границах рейха, создав серьезную угрозу безопасности Германии, и лучшим способом защиты в таких условиях было нападение».
Вторым козырем пропаганды был страх перед большевиками: «Невозможно себе представить, — надрывался Геббельс, — что произойдет, если эти дикие орды наводнят Германию и запад континента!»
Ссылки на «заботу о безопасности» и запугивание «образом врага» стали ловким оправданием идеи «крестового похода против большевистских варваров».
Так германские солдаты, охотно последовавшие приказу Гитлера «пройти по России победным маршем», выступили, по выражению Геббельса, в облике «спасителей европейской культуры и цивилизации от угрозы со стороны мира политических уродов и недочеловеков»: «В ваших руках — факел цивилизации, свет которого будет всегда сиять для человечества!»
Все же объявление о войне против России не вызвало особого энтузиазма у населения, прийявшего эту новость как неизбежный поворот судьбы. Пожалуй, что особых опасений тоже не высказывалось. У многих были еще свежи в памяти успехи «блицкрига» 1940 года, и они не возражали против идеи «крестового похода». Среди немцев с давних времен бытовало чувство превосходства над славянами; эти настроения были сильны задолго до того, как Гитлер добавил к ним свои истеричные лозунги. Главное же — всех привлекала возможность новой блестящей победы, которую можно будет одержать всего за несколько месяцев: «Большинство населения ожидало, что кампания будет короткой, заняв от двух до шести месяцев, после чего русских можно будет вовсе не принимать в расчет». Такие же настроения были распространены и в британском военном министерстве, и в посольствах многих европейских стран. Один известный дипломат сказал в конце июня 1941 года в Лондоне: «Германские армии раскромсают Россию, как нож — каравай сливочного масла!», и это суждение не вызвало возражений.
Немецкая пропаганда, сообщая о развитии событий на Востоке, применила ловкую тактику. Всю первую неделю боев верховное командование вермахта хранило молчание, и только в воскресенье, 29 июня, население Германии порадовали «специальными сообщениями с фронта» сразу о двенадцати победах; каждое из них передавалось отдельно, с интервалом в 15 минут, во время которого звучала только музыка. Так было сказано о падении Брест-Литовска, Белостока, Гродно и Минска. В следующие недели сообщения о победах и завоеваниях тоже делались не сразу; напряжение росло и разряжалось в конце недели очередной «сводкой военных успехов».
Моральный дух населения был высоким; сообщения прессы и радио внушали уверенность; и все же, с самых первых дней новой войны, в газетах проскальзывала некая нотка неуверенности. Чувствовалось, что бои в России отличаются от прежних кампаний на Западе. «Новый враг, — предостерегала газета «Франкфуртер цайтунг» в номере от 6 июля, — реагирует на немецкую тактику клиньев и прорывов не так, как французские армии, не обнаруживая привычной растерянности и паники. В большинстве случаев его войска не теряют способности к сопротивлению и пытаются окружить прорвавшиеся немецкие части».
Пресса и радио дружно живописали «зверства комиссаров», но даже газета «Фолькишер беобахтер» признала через неделю после начала войны, что русский солдат превосходит других противников Германии своим презрением к смерти. Его стойкость и фатализм можно преодолеть, только взорвав его вместе с окопом, в котором он засел, или убив в рукопашной схватке.
Ноты трезвого реализма, прорывавшиеся в репортажах военных корреспондентов и кинооператоров (все они были членами специальных «отрядов пропаганды»), неприятно поражали читателей и зрителей. Эти люди подчинялись непосредственно Министерству пропаганды и были прикомандированы к действующим частям вооруженных сил; они сопровождали войска в бою и давали драматическую, хотя и тенденциозную, картину сражений. Их «фронтовые репортажи» посвящались обычно жизни небольших подразделений или отдельных людей и имели целью «дать образ германского солдата на войне». Готовый материал потом попадал в войска, поэтому в нем не содержалось слишком много лжи, и военная жизнь не приукрашивалась чрезмерно. Корреспонденты сразу же начали писать о суровых условиях, с которыми столкнулась германская армия, начав войну в России. «Репортажи с фронта, — свидетельствовали современники, — повествовали о крупных успехах германских войск, которые, несмотря на огонь снайперов, палящее солнце и удушливую пыль (не белую, как во Франции, а желтую, серую или черную), несмотря на натруженные ноги, уверенно двигались вперед, как на параде».
Но парадное настроение омрачалось факторами, действия которых Гитлер не учел, планируя кампанию в России: это были обширные пространства, суровость климата и громадный людской потенциал, находившийся в распоряжении Советского правительства. Все же к началу октября натиск германских армий, наступавших по трем главным направлениям: на Ленинград, Москву и Ростов, — казалось, сломил сопротивление русских, так что Гитлер с облегчением заявил: «Враг разгромлен; он лежит у наших ног и не сможет подняться снова!» Но об окончательной победе объявил не сам фюрер, а его пресс-секретарь Отто Дитрих, сделав сенсационное заявление немецким и иностранным журналистам на пресс-конференции в Министерстве пропаганды 9 октября 1941 года: «Кампания на Востоке практически закончена с разгромом группы армий маршала Тимошенко. Дальнейшее ее развитие будет происходить по нашему усмотрению. После этих мощных ударов Советский Союз перестал существовать как военная сила, так что мечты англичан о необходимости для нас вести войну на два фронта потеряли всякий смысл!»
Поскольку Отто Дитрих выступил как официальное лицо и взял всю ответственность на себя (Геббельс никогда не мог простить ему этого грубого промаха), германские газеты поспешили донести его слова до читателей, поместив кричащие сообщения под крупными заголовками, напечатанными красным цветом. Газета «Фолькишер беобахтер» сообщила о сенсации большими красными буквами на первой странице номера от 10 октября:
«Час великой победы пробил! Кампания на Востоке выиграна!»
