Эльмира Нетесова - Помилованные бедой
— А почему вы не хотите к ней? Чем вешаться, рассказали б, да и жили вместе!
— Доктор! Я сама виновата во всем. Мать не разрешала мне встречаться с Андреем. Он не понравился ей сразу. Называла его мерзко, грязно. Советовала глянуть на других. Андрея считала слабаком и слюнтяем, неспособным содержать семью как надо. Она даже грозила скрутить ему голову и приглашала в дом тех, кого могла назвать зятем. А я любила своего Андрея. Мамка даже к бабкам ездила, чтоб нас разбить, но не получилось.
— Он любил вас?
— Тогда да! Потом не знаю, что с ним случилось.
— А в чем вас упрекают муж и свекровь? — поинтересовался Иван.
— Муж за болезни мои заел упреками. Свекровь грызет за мать. Мол, она живет как хочет, сорит деньгами налево и направо, мужиков водит хороводами, а обо мне и Ксюшке не думает. Нет бы внучке обеспечить будущее, свою нужду, что меж ног свербит, ублажает. Ну и попрекала меня всегда.
— Римма, а ты работала?
— Ну а как же? Главбухом в строительной фирме, и неплохо получала. Вдвое больше мужа и свекрови, вместе взятых.
— Свекровь о том знала?
— Я ж ей отдавала всю зарплату. Мне мать деньги давала. Я даже Ксюньку одевала на них. И все равно свекруха ныла. Ей все было мало.
— Муж был в курсе этих стычек?
— Андрей знал об упреках своей матери. Поначалу пытался урезонить, но куда там. Свекруху одесский Привоз не перебрешет. Она любого заткнет. Ей обидно, что моя мать тратит деньги на себя, а не отдает Андрею или самой свекрухе. — Римма попросила воды и продолжила: — Мне в глаза было сказано такое, что я сразу в петлю влезла. — Женщина умолкла.
— Что сказали?
— Не могу… Стыдно говорить, — заплакала баба.
— Если такой честный разговор пошел, чего стыдиться? — глянул Бронников поверх очков.
— Я никому не признавалась. Это же позор! — заплакала навзрыд.
— Угомонись, Римма! Такая красивая женщина, и вдруг сопли до колен, как у индюшки! Перестань! На-ка вот конфету, успокойся! — Юрий Гаврилович достал леденец, протянул бабе.
— Лучше дайте сигарету, — попросила она тихо и, сделав затяжку, стала успокаиваться. — Ситуевина у меня хреновая! К своим возвращаться уже не хочу, а и к матери не могу. Когда я с Андреем расписалась, она назвала дурой и не велела к ней приходить. Два года мы не общались. Помирились из-за Ксюшки, она бабкина копия во всем. За что и ненавидит ее свекровь, называет малолетней бандершей. А дочка ее зовет сушеной хварьей. Скоро они драться начнут…
— Так что вам сказали, Римма? — напомнил Иван.
— Гадость! Самую пошлую! — всхлипнула тихо.
— Скажи, — попросил Бронников.
— Господи! Какой позор! — сдавила виски.
— Ты не думай ни о чем. Расскажи, что случилось?
— Короче, это было недавно, я хотела сходить с дочкой в цирк и попросила у свекрови денег. Та взвилась и разоралась, что много себе позволяю, что я развязная, избалованная, никчемная, негодная для семьи. И вообще, если бы они с сыном знали все раньше, Андрей и не подумал бы жениться на мне.
«Разве мы могли предположить, что, отдав тебя в нашу семью, твоя мамаша не передаст свое дело Андрею? — кричала она. — Иначе зачем ты ему нужна? Сама из себя — сплошной гнойник, серость, жердь, ни сзади, ни спереди нет ни хрена. Ты в зеркало на себя глянь хоть раз в жизни! Образина чумовая! На тебя на саму даже бомж не оглянется. Иль твоя маман мозги посеяла? Да таких, как ты, по городу лопатой грести можно. Одно лишь было за тобой — мамашкин бизнес, но и это ты не сумела прибрать к рукам. Коли так, в голом виде ты нам без надобности! Убирайся вон, к своей бандерше! Может, поумнеешь, тогда поговорим! А то с суслячьей мордой корчишь из себя княгиню, хоть сама — говно вонючее!» И я снова влезла в петлю. Все поняла… Но где выход? Стала намекать матери. Впрямую сказать не решилась, зная характер человека. Она во зле не только свекруху с мужем, а и меня с дочкой раздавит одним пальцем левой руки. За все прошлое и настоящее, за ослушание и самовольство, за глупую любовь. Ей это утворить легче, чем высморкаться.
— А что она сделала б с вашей семьей, если ты удавилась бы?
— Они обоврали меня. Оба. Чего им стоило еще раз облить грязью, тем более уже мертвую?
— Чего ж они тем добиваются?
— Многого!
— А именно?
— Дочка остается с отцом. Он за нее сдерет с матери все. На то и расчет. Ведь Ксюшку не только накормить и одеть, еще вырастить и выучить нужно. А поскольку сам получает мало, с мамки все вытянет. Андрей не успокоится на половине, потребует все…
— Тогда зачем он сознательно лишает себя вашего заработка? — удивился Петухов.
— Мол, зарплата пыль в сравнении с доходами матери, — усмехнулась невесело.
— Римма, вы умная женщина! Как же могли сознательно помогать негодяям, пойти на то, чтобы ограбить мать? — сомневался Бронников.
— Мать прекрасный человек, но бабка из нее не получится. Она цветущая женщина и сегодня дает жару! Ночи напролет кувыркается с хахалями, а утром вскакивает и колотит мужика за то, что пару вальсов недополучила утром.
— Вот это баба! — загорелась улыбка на лицах мужчин.
— Короче, с детьми она не умеет общаться. И хотя Ксюшку любит, но по-своему, необычно.
— А что, если тебе поговорить с ней начистоту? Один раз решиться? Ведь мать!
— Нет. Я боюсь! Мама непредсказуема. Она может так закрутить, никому не поздоровится…
— Когда мы выписали тебя домой в последний раз, что тебя в петлю загнало? Опять свекровь?
— Кто ж еще? Сказала, что другую женщину Андрею присмотрела.
— А он как?
— Руками развел. Он всегда и во всем слушается свекруху.
— С матерью виделась?
— Конечно.
— Рассказала ей о свекрови?
— Нет! Мамка в очередной раз замуж выходила. Ей не до меня! Свадебное платье примеряла… Я ее не осуждаю и не обижаюсь! Молодчина, правильно живет, для себя. Ни по кому не тоскует и не плачет. Ни за кого не держится. Любит только себя. Наверное, это правильно. И я такая!
У Петухова сигарета выскочила изо рта от удивления, Бронников выронил ручку.
— Зачем же в петлю полезла? От великой любви к себе? — закашлялся Юрий Гаврилович.
— Неужели не врубились? Мать, скажи ей правду, убьет на месте. Причем и Ксюшку возненавидит. Муж со свекрухой, если им не удастся меня в петлю загнать с концами, придумают что-нибудь. Свекровь в санэпидемстанции работает. У них там всего хватает, сама хвалилась. Как-то муравьи завелись на кухне. Она в пузырьке что-то принесла. Помазала всюду, на другой день не только муравьи, а и тараканы убежали до единого. Ни мух, ни моли не стало. Свекруха тогда сказала мне, что она при желании сможет избавиться в секунды от любого неугодного.
Бронникова словно молнией ударило:
— Вот негодяйка!.
— За себя я не боюсь, за дочь страшно. Правда, пока мать жива, они ничего не утворят с ребенком. А когда не станет ее… Хотя до того времени девочка уже вырастет… Конечно, будет знать их и остерегаться.
— Выходит, для себя не видишь выхода?
— Нет!
— А может, ты просто боишься остаться без мужа? — спросил Петухов.
— Вы что имеете в виду? Мужчину боюсь потерять в Андрее? Так мы с ним уже больше года не спим в одной постели. Он заразил меня лобковыми вшами. Когда я его упрекнула, всю вину на меня свалил, сказал, что здесь, в больнице, подхватила и его испачкала. С того дня мы спим в разных постелях, и к себе Андрея не подпускаю.
— Понятно! Хотя ни черта не пойму, зачем с ним мучаешься? — нахмурился Юрий Гаврилович.
— Вот потому хотела повеситься, чтоб и себе, и всем другим руки развязать. Ну нет другого выхода! Нет его! Не помешайте мне один раз. Не заметьте, не следите, не выдергивайте. Дайте мне успокоиться! Умоляю вас! Я рассказала голую прав-
ду! Хоть кто-нибудь, пощадите, отпустите меня! Я устала от ненависти и зла! Дайте моей душе вздохнуть светло и свободно. Не в жизни радость, люди! А в том тепле, что отнято и не вернется! Как жить среди проклинающих? Это все равно что находиться средь убийц и при том прикидываться дурой. Но нет, с меня хватит! Я и впрямь дура, но все ж не настолько, чтоб ничего не понимать.
— Римма, а у тебя есть подруги, которые могли бы поговорить с матерью?
— Зачем? Во-первых, она им не поверит. Потому что оснований нет. При ней Андрей со свекрухой ходят передо мной на цирлах.
— А почему она не навестит вас в больнице?
— Стыдится меня и заведения, где лечусь.
— Если мы пригласим ее? Поговорим все вместе? — предложил Бронников.
— О чем?
— Чтоб взяла вас к себе с дочкой!
— Я не пойду. У нас разное отношение к жизни, людям.
— Пусть как мать поможет купить жилье! Постепенно вернете ей долг.
— Замучает попреками!
— Клянусь, слова не скажет в укор. Это я на себя возьму! — пообещал Юрий Гаврилович.
— Она уроет Андрея со свекрухой и попадет в тюрьму из-за них. Я этого боюсь и не хочу.
