Светлана Барсукова - Неформальная экономика. Курс лекций
Отсюда главной проблемой «политического инвестора» является защита своих вложений , ему необходимо добиться реальной управляемости своего «выдвиженца». Силовое давление и угроза обнародования компромата помогают лишь отчасти. В условиях, когда «делегат от бизнеса» начинает контролировать силовые и информационные ресурсы, риск и цена его силового притеснения резко возрастают. Нужны иные меры, обеспечивающие послушность представителя власти. И такие меры успешно освоены крупными бизнес-структурами. Если деньги в политические проекты вкладывают серьезные структуры, такие как, например, СУАЛ, РУСАЛ и РАО ЕЭС, то они могут не опасаться за соблюдение неформальных договоренностей, под которые даются деньги. Их интересы гарантированно будут соблюдаться. Почему?
Дело в том, что у этих структур есть серьезные рычаги воздействия на избранных губернаторов (пока такие избирались), на мэров и проч. В их числе регулирование уплаты налогов на территории региона, участие в социальных программах, более или менее лояльное отношение к должникам, деятельность которых важна для обеспечения социальной стабильности в регионе. Поэтому более мелкий бизнес, инвестирующий средства в политические проекты, вынужден присоединяться к пулу участников, возглавляемых особо влиятельной структурой или персоной. Это и есть логика формирования «политических команд», теневых финансовых группировок, которые фактически играют роль политических партий, но не в публичном, а в теневом политическом пространстве.
Из этого не следует, что теневая составляющая менее представлена в деятельности малых предпринимателей, но берем на себя смелость утверждать, что теневая экономика как способ получения сверхдоходов – удельное право крупного бизнеса, замыкающего на себя сырьевой потенциал и интеллектуальные ресурсы целых регионов. Используемые при этом алгоритмы редуцируются до слов «лоббирование», «коррупция», «заказные убийства», «покупка мест в правительстве» и прочих крупномасштабных акций, создающих основу уже не теневой, а криминальной экономики с весьма серьезными для страны последствиями. Отечественный крупный бизнес входит в качестве сетевого элемента в глобальные сети международного бизнеса, зачастую выполняя функцию поставщика сырья и утилизатора отходов.
Что же касается бизнеса малого, то его теневая деятельность, как правило, дает возможность процветать в несопоставимо более скромных размерах и предполагает несколько иные механизмы функционирования. Алгоритмы теневой практики малого масштаба основаны на персональных контактах с представителями местных контролирующих инстанций, за скромное вознаграждение закрывающих глаза на регулярное обворовывание налогооблагаемой базы. Здесь нет головокружительных взлетов, но нет и летальных исходов. Здесь покупают не места в правительстве, а расположение местных чиновников. Иначе говоря, борьба идет не за доступ к конструированию законодательных норм, а за возможность безнаказанного уклонения от действующих правил. Крупный бизнес осваивает поле власти (в том числе в форме коррупции) как способ получения дополнительной выгоды, тогда как взятка для малого бизнеса является «вынужденным шагом, вызванным реальными убытками, которые может понести фирма из-за медлительности и громоздкости бюрократических процедур» [Олимпиева, 2007, с. 219].
Возрастает значимость деловых сетей, включающих не только предпринимателей, но и представителей властных, контролирующих и силовых структур. Доверие к партнеру как участнику деловой сети служит основой снижения трансакционных издержек теневых сделок. Участники единой деловой сети предпочтительнее хотя бы потому, что их поведение прогнозируемо, их давно знают, их вхождение в сеть обставлялось серией рекомендаций и личных поручительств. Отношения между участниками сети включают доверие не как элемент идеалистического благодушия, а как проверенную приверженность внутрисетевой этике. Однако поддержание сети и подтверждение своего участия в ней требуют определенных ресурсных затрат. Участники деловой сети обслуживаются внутри сетевых каналов на особых условиях (часто нерыночной природы), но при этом оплачивают свое членство в сети ответными обязательствами. В рамках деловых сетей формируется и кристаллизуется этика российского бизнеса. Сетевые аутсайдеры не несут издержек по выстраиванию вокруг себя деловых сетей или преодолению барьеров входа в уже сформированные сети. Зато они оплачивают трансакционные издержки любой сделки по максимальной цене, включая риск непредсказуемости поведения незнакомых партнеров. Если крупный бизнес пытается войти в глобальные сети, без чего сверхдоходность бизнес-деятельности недостижима, то пространство малого бизнеса пронизано локальными сетями, без которых стратегии выживания нереализуемы. Вместе с тем в обмен на функциональную полезность и подчиненность этике деловой сети приобретается право использовать сетевые ресурсы и тем самым снижать издержки деятельности. Но в одном случае речь идет о ресурсах глобальных, в другом – локальных.
Отметим, что из вышесказанного не следует жесткой детерминации алгоритмов теневых практик предпринимателей, а также характера деловых сетей масштабом их бизнеса. Безусловно, и в крупном бизнесе сохраняется множество теневых практик, не выходящих на политический уровень, не демонстрирующих амбиций мирового уровня. Однако важна сама возможность реализации подобных амбиций, а также шансы их возникновения в зависимости от размера хозяйствующего субъекта. Крупный бизнес заражает глобальными грезами, провоцирует масштабность и авантюрность теневой практики, формирует поле возможных сверхвыигрышей в результате теневизации связи бизнеса и политики. Малый размер бизнеса придает теневой практике статус борьбы за выживание. То есть теневая экономика крупного бизнеса создает возможность удовлетворения глобальных амбиций через связь с высшей властью, тогда как теневая экономика малого бизнеса обусловлена необходимостью сопротивления неблагоприятной институциональной среде.
Нарушения хозяйственного законодательства, выводящие предпринимателя за грань легальной экономики, неверно сводить исключительно к неразумности законов, включая излишнюю тяжесть налогового бремени. Упование на тотальное законопослушание при его ослаблении представляется очередной финансовой мифологемой. Не менее важное значение имеет краткосрочность мотивации предпринимателя, мыслящего категориями сегодняшнего дня. Истоки этого феномена следует искать в российской исторической практике, экономической нестабильности, политической непредсказуемости и прочих подтверждениях правоты тех, кто живет по принципу «здесь и сейчас». Краткосрочность мотивации упрочилась в ходе августовского кризиса 1998 г. [Барсукова, 2000б]. Видимо, сказался и эффект качнувшегося маятника, когда краткосрочность мотивации современных предпринимателей явилась формой протеста против долготерпения отцов и дедов, стремившихся к светлому будущему.
Но теневая экономика пронизывает не только предпринимательские практики, она подчиняет себе жизнь тех, кто вовлечен в теневые отношения на правах наемных работников . Есть ли здесь различия в зависимости от размера бизнеса? На наш взгляд, они довольно существенны. В узлах сосредоточения экономического потенциала страны возможности «хорошо жить» связаны с профессиональным обслуживанием теневых гигантов, тогда как на предприятиях малого бизнеса успешно выживать помогает практика бытовых диверсий против работодателя. В первом случае работник входит «в долю» с работодателем, профессионально обслуживая теневую деятельность по обворовыванию государства и закрывая на это глаза в силу эмоциональной обиды на социальную цену, оплаченную «дорогими россиянами». Во втором случае работник ворует непосредственно, обычно беря натурой, сгибаясь под тяжестью выносимого через проходную, унесенного с фермы, вывезенного со стройки, и т.д. Согласитесь, воровать скрепки с нефтедобывающей компании – мелко во всех смыслах. Гораздо больший эффект имеет воровство, опосредованное квалификацией, – придумывание офшорных схем, размещение заказов в «своих» фирмах, конструирование графика открытия и закрытия «прокладочных» фирмочек и проч. Конечно, это удел высшего звена управления. Но именно этот уровень показывает специфику наемного труда в крупном бизнесе. Секретарша, ворующая скрепки, может работать как в нефтяном бизнесе, так и в ателье.
Важно отметить, что 1990-е годы проявили себя в размытости культурных кодов и неоднозначности суждений. Это обусловлено, во-первых, утерей центром возможности дозировать информацию и придавать ей однозначный смысл; во-вторых, вхождением национальных средств массовой информации в глобальное информационное пространство; в-третьих, расколом общества по материально-имущественному признаку, что означало создание морали для богатых и морали для бедных. Сформировались множественные, социально фрагментированные культурные коды и разнообразные трактовки вплоть до взаимоисключающих. Теневая экономика советского типа была масштабным, но негативно оцениваемым явлением. Вор знал, что поступает, мягко говоря, неправильно. Это было общее знание. Поток разоблачений советского прошлого, обильно востребованный в 1990-е годы, спровоцировал переосмысление прежних понятий. Речь идет не о реабилитации, а о неоднозначности оценок подобного поведения, что создает новый культурный климат развития теневой экономики.
