А. Мелехина Пер., сост. и коммент. - Чингисиана. Свод свидетельств современников
Достойного мужа Борохула похваляя, Чингисхан изрек:
«Разящие
Враги пускали стрелы,
Свистящие,
Летящие со звоном…
Ты на пути их становился смело,
Ты на пути их вырастал заслоном.
Ты в голову однажды ранен был,
Но щит не опустил,
Коня — не упустил».
И восславил Чингисхан заслуги Мухали:
«Со всеми вместе ты врагов давил,
Их острые клинки в бою тупил,
Покуда не пустились на попятный,
Оставив гору нам добычи знатной.
Пришельцев, что бежали без оглядки,
Преследовал ты, «отрубал им пятки».
Потом обратно в ставку торопился
О радостной победе сообщить —
Над крупом скакуна туман клубился,
И волос конский на заре светился…
Но вот среди своих ты очутился.
Из всей добычи как ты ухитрился
В пути иглу — и ту не обронить!»
Наконец, верного нукера Борчу восхваляя, Чингисхан молвил:
«С тех дней, как я, совсем еще юнец,
Искал восьмерку лошадей соловых,
И нас тогда счастливый случай свел, —
Ты другом стал — из самых образцовых!
Сподвижник верный,
Благородный друг!
Когда одни лишь сродники вокруг,
Ты кроток,
Дружелюбен ты, бывало,
И ласков, как теленок годовалый.
Когда ж заклятый враг перед тобой,
Когда вступаешь в беспощадный бой,
Тогда тобой
Овладевает гнев,
И грозен ты,
Как дикий барс, как лев.
Сердечный друг!
С друзьями ты — телок,
Но в схватке с неприятелем — жесток,
И, яростному ястребу под стать,
Жизнь за победу ты готов отдать!
Когда пришел ты на веселый пир,
В душе твоей спокойствие и мир.
Ничем не выделяющийся в стаде
Теленок ты, ни с кем ты не в разладе…
Но окажись ты вдруг среди врагов,
Ты бросишься на них, терзать готов;
Не станешь самого себя щадить,
Чтоб недругов скорее победить.
Когда среди друзей резвишься ты,
В тебе и жеребенка есть черты,
Но вот непрошеный явился гость —
В тебе откуда ярость, лютость, злость!
Ты падаешь, как сокол, на врагов,
Ты заклевать их, разорвать готов.
Ты выбрал путь — всегда за мной идти
И не сходил со своего пути».
Воздал Чингисхан хвалу шестерым своим сайдам, и Борчу обратил к Владыке такие хвалебные слова:
«Достойный Есухэй-батора сын,
Ты, Чингисхан,
Ты, мира властелин,
Нам милость оказал — со всех сторон
Ты девятью мужами окружен.
Ты, мудрой Огэлун достойный сын,
В кругу девятерых друзей мужчин
Ты милостив, Чингисхан, к сыновьям,
И к смертным ты добросердечен — к нам.
Ты, о Чингисхан из владык,
Иноплеменников иных
Заставил преклонить колени,
Ты придавил своей стопой
Врагов, мечтавших об отмщенье.
Пока ты здравствуешь, о хан,
Всегда мы будем верх держать
Над чужеземцами-врагами.
Ничей нам не грозит захват,
Нет, нас враги не устрашат,
Пока ты с нами.
Мы как родня должны бы жить
И силы общие крепить,
Объединять их в деле ратном;
Подобно уткам и гусям,
Слетаться вместе надо нам,
Собраться стадом необъятным.
И — ох, не поздоровится кому-то
Из тех, кто сеет между нами смуту,
Чье слово прозвучит на слете лживо:
Как соколы, их растерзаем живо!
Жестокий бой врагу дадим,
Самих себя не пощадим
Мы в ратоборстве неустанном.
Но семя наше — сыновей
Мы не погубим, сохраним,
Не уподобимся турпанам.
Самих себя не пощадим,
Но недругам отпор дадим.
Мы узы дружбы не порвем,
Чувств родственных мы не утратим,
В суровый выступим поход
Навстречу чужеземным ратям».
Повоевав триста недругов-тайчудов, великий Чингисхан благополучно возвернулся и зажил в мире и благоденствии.
Предание об Аргасуне — верном стрелке *Великий Чингисхан направил стопы свои в край, где восходит солнце, — в земли солонгов*. Но вышедшие из берегов воды реки Унэгэн преградили путь Владыке и его многочисленному воинству. И отослал Чингисхан посыльного в ставку хана солонгов со словами: «Я — твой Чингисхан! Так кланяйся же мне дарами!»
Выслушав волю Владыки, солонгоский Буха цаган хан усадил в челны свой люд из родов барсгарьд и буха солонго и дочь свою по имени Хулан и кланялся ими Владыке*. Засим Чингисхан призвал солонгоского Буха цаган хана, князей-ноёнов и сподвижников его на берег Унэгэн-реки и молвил указ державный.
И пожелал Чингисхан разделить с Хулан супружеское ложе немедля. «Невместно сочетаться браком прямо в степи!» — отвращали Владыку его вельможи*. Но не внял хан их словам и вступил в брак с Хулан сей же час.
Долго ли, коротко ли, прожил Чингисхан в землях солонгов три года. А наместником в отчине своей Чингисхан посадил Аргасун-хорчи. И вот отправился Аргасун-хорчи к Владыке, дабы справиться о его здравии. И покрыл Аргасун-хорчи на тройке гнедых в три дня путь трехмесячный, и явился в ставку Владыки, и стал разузнавать о здравии его. И молвили вельможи ханские, что Чингисхан в полном здравии. Засим Чингисхан пожелал знать, здравствуют ли его жены и дети, братья и сестры и все его подданные.
И молвил Аргасун-хорчи, ответствуя Владыке:
«Жены твои и твои сыновья
живы и здравы,
Но не решаюсь о здравье сказать
целой державы.
Женщины, отроки, кажется, все
благополучны,
Но за державу за всю говорить
мне несподручно.
Люди твои набивают живот
чем ни попало,
Но о державе такое сказать
мне не пристало.
Пить захотят — под капелью попьют,
талой воды не гнушаясь,
Но о Великой Монголии это сказать
я не решаюсь».
Не уразумел Чингисхан сказанного Аргасун-хорчи и повелел речь продолжить. И молвил Аргасун-хорчи:
«В папоротнике среди деревьев
Птаха неразумная гнездо свила.
Отложила яйца,
Птенцов дождалась.
Хищная птица лунь,
На беду, гнездо углядела,
Разорила,
Птенцов поела.
Притулила лебедушка гнездо
На озере среди камышей.
Чуть проклюнулись птенцы из яиц,
Птица хищная лунь тут как тут:
Лебединой семьи не пожалела —
Лебедят у лебедки поела».
Такие слова молвил Аргасун-хорчи Святейшему Владыке. «Уразумели сказанное Аргасун-хорчи?» — вопрошал Чингисхан вельмож своих. «Не уразумели», — ответствовали вельможи. Тогда истолковал Чингисхан речи Аргасун-хорчи:
«Папоротники среди деревьев —
То друзья, сподвижники мои.
В птахе неразумной мне, конечно,
Надо самого себя признать.
Здешние солонги, полагаю,
Значатся под хищной птицей лунь,
А супруги все мои и дети —
Это, значит, яйца и птенцы.
Камышовым озером, понятно,
Иль гнездом, что свито в камышах,
Обозначена моя держава,
Лебедь же на озере — я сам».
Истолковав речи Аргасун-хорчи, Чингисхан оставил чужбину и направил златые стопы свои в отчину. И молвил тогда Чингисхан покаянно: «С супругой Бортэ судьба свела нас в детстве. И сейчас мне будет стыдно в глаза ей взглянуть. Ведь в отчине нет для меня ее дороже. Да, будет мне неловко, коль не найду я пониманья в ней и коли гнев выказывать начнет она при постороннем человеке. Пожалуй, одному из витязей вестовщиком моим сердечным явиться к ханше надлежит».
И пришел к ханше Бортэ с поклоном ханским Мухали из племени Жалайр. «В здравии ли хан? С чем к нам пожаловал?» — вопрошала его Бортэ.
И отвечал ей Мухали:
«Чингисхан вложил в мои уста слова такие:
Было все не по закону державному,
Все случилось по моей ханской прихоти.
Не советам я внимал моих нукеров,
А польстился на добро чужеземное.
Так вот браком с Хулан сочетался я,
Стал женой звать дочь нашего данника».
И молвила на это Бортэ:
«Ежедневно, еженощно, ежечасно
Все монголы ханской прихоти подвластны.
Явит волю всеблагой наш и великий —
Все склонимся пред велением Владыки.
Мало ль статных лебедей на глади водной
Для охоты хана, столь ему угодной.
Лук сгибая, за стрелой стрелу пуская,
Может бить лебедок, удержу не зная.
Правду молвить, так в пределах всей державы
Много дев, что и стройны, и величавы.
Может хан наш брать их в жены сколько хочет
Для своей услады ханской и забавы.
В камышовом озере
Лебедей так много!
Сколько хан захочет,
Столько и стреляет.
А в улусе ханском
И красавиц много:
Хан берет их в жены
Сколько пожелает.
Меткий лучник, говорят, одной стрелой
уложить двух уток сразу может,
А мужчина, если страстен, говорят,
двух сестер на ложе брачное положит.
Необъезженный, как говорится, конь
словно требует хребтом своим седла;
Заимел, как говорится, ты жену —
хлопочи, чтоб и еще одна была.
Есть излишек — лучшей
Не придумать доли;
Если недостаток —
Это хорошо ли?
В дэле на подкладке
Не замерзнешь точно,
Три в одну веревки
Свиты — будет прочно!»
Когда Чингисхан возвратился в отчину с молодой ханшей Хулан, наместник его Аргасун-хорчи, на радостях охмелев от зелена вина, прихватил священные золотые стрелы и отлучился, только его и видели.
