Борис Горобец - Геологи шутят... И не шутят
— Это не та отвертка, давай нашу!
Пошел на базу. Обыскал „казанку“ <лодку>, вещи — отвертки нет. Пришел обратно к замначу. Он говорит:
— Прости за этот маленький урок. Неизвестно, где ты будешь работать. А у меня на Севере, где я до сих пор работал, погиб такой же отряд из трех человек. Просто утопили последнюю отвертку, не смогли открутить пару винтов, отремонтировать мотор и вовремя сплавиться. Река замерзла, а с ней и отряд.
Сказал я спасибо за урок, имел всегда запасную отвертку и помню урок до сих пор».
(Цит. по очерку памирского геолога, В. Д. Фоменко [Там же. С. 592])
Конь и вошь
«Мы послали в Шемазу <Кавказ> на почту одного из наших студентов-коллекторов. Тот на обратном пути гнал лошадь без остановки все 25 км. В результате конь никак не мог помочиться после прибытия на место. Мы были очень встревожены, но тут один из местных жителей посоветовал позвать старика, „народного ветеринара“. Тот пришел и сказал, что ничего страшного нет, подозвал одного из мальчишек, наблюдавших за происходящим, отвернул у него воротник рубашки, поймал вошь и запустил ее в головку члена нашего жеребца. Через несколько секунд все было в порядке — конь помочился, опасность миновала».
((Из очерка академика В. Е. Хайна, ГИН [Смирн. сб.-2004, С. 211]))
Экскурсия на вершину из «дома престарелых»
«Поиски и картирование на больших высотах было тяжелой работой. <…> На Киргизском хребте есть пик Ильбиритер, 5 тысяч метров с чем-то. С северо-восточной стороны — острый гребень и зачетная вершина для альпинистов. Но с южной, со стороны Сусамыра, была козлиная тропа, по которой можно было заехать на лошади. Вот мы однажды едем с конюхом Бейшимбеком, я смотрю: по гребню карабкаются люди с рюкзаками. Я говорю: „Давай три часа потратим, заедем туда, испортим им настроение!“ Вот мы на лошадях, и уже потом пешком, лошадей на поводу вели, забрались туда. Вершина. Тур стоит. Мы в консервную банку положили записку. Я написал с ошибками, корявыми буквами: „Здесь на святой день Троицу из дома престарелых была экскурсия. Дед Антип, 95 лет, Нюся, 102 года“. <…> Чай пьем. Вот появляется первая личность. Увидел тур. Ура-а-а! <…> Потом оцепенел: видит — две лошади, два каких-то типа сидят.
— А вы что тут делаете?
— А мы тут работаем, сюда приезжаем пообедать, здесь такая красивая панорама…
— Как же так? Для нас это зачетная вершина».
(Из книги [Летников, 2008. С. 135])
Акт о списании барана
1954 год. Киргизский хребет, 2,5 тысячи метров. Ф. А. Летников возглавляет геологоразведочный «отрядик», в который еще входят геолог Эрик Фахрутдинов, повариха и конюх.
«Подъехали к юртам. <…> Нищета страшенная. <…> В юрте на огне — казан, в нем кипит молоко, готовится молочная лапша. <…> Я раскрыл сумку, там была топографическая карта <...>. Нас как раз передали из МВД в Минцветмет, и были изготовлены новые печати. Начальник партии уехал в отпуск и оставил мне старую печать — вдруг пригодится. Достал я печать, посмотрел ее, и тут киргиз оживился. <…> Я спрашиваю конюха, что он говорит? Выяснилось, что если у нас есть бумага, печать, ручка или химический карандаш, то мы сейчас можем составить акт на списание барана и съесть его. Чабан сказал, что они давно не ели мяса, а овцы, которых он пасет, колхозные. Не дай бог! <…> Очень хочется мяса. О чем речь? Я вырываю из тетрадки листок и пишу акт: „Мы, нижеподписавшиеся, начальник поискового отряда Летников Ф. А. и инженер-геолог Фахрутдинов Э….“ Вписываем повариху, конюха и троих чабанов, которые были на месте следующего события… Я спрашиваю: „О чем будем писать? Что волк утащил?“ — Нет, пишем, что во время ливневого дождя и таяния снега река вышла из берегов, пошла большая вода и утащила одного барана, когда он пытался перейти речку. Поймать его и спасти не было никакой возможности. Все расписались, я поставил дату и печать. Пошел конюх с киргизом, выбрали хорошего барана, быстро зарезали. <…>. Мясо было приготовлено великолепно. <…>.
Через пару дней сижу вечером у входа в палатку, этикетирую пробы, подъезжает киргиз с лошадью:
— Ак-Кос, Аман! <Летникова прозвали Ак-Кос — белобровый — за выгоревшие брови>. Пишать бар ма?
— Бар (есть).
— Акт пишем?
— Пишем.
Короче говоря, мы пишем акт о том, что волк утащил барана. <…> Он берет акт и уезжает. И так, во время перехода вдоль северного склона Киргизского хребта <…> к нам все время приезжали киргизы. За сезон 1954 года мы написали 14 актов. Бедные бараны тонули в реках срывались со скал, их утаскивали волки, уносили селевые потоки. <…>. Киргизы нас передавали из рук в руки. И если первого барана мы ели, то остальных не видели в глаза. Что нас спасло? То, что это были чабаны из разных колхозов.
<Много позже.> Как рассказал киргиз-филолог, существует легенда о том, что в сталинские времена киргизский народ жил плохо, мяса почти не видел, колхозная система всех задавила. И вот в Киргизском хребте, между Ак-Су и Мерке, работали два геолога, добрые, щедрые люди: Ак-Кос и Пахруддин, т. е. я, Летников, и Фахрутдинов. И у них была большая государственная печать. И вот они спасли многие сотни и тысячи киргизов от голода. <…>. Так мы вошли в киргизский фольклор».
[Летников, 2008. С. 142]
ГАИ и «сумасшедший»
«Когда я еду из Володарки в Кокчетав, то вспоминаю историю, которую мне рассказал И. Н. Подопригорин. Осень, холодно, мелкий дождь со снегом. Он возвращается в Кокчетав на грузовой машине ГАЗ-53. С ними ехал буровик, окончательно окоченевший в кузове, и они взяли его в кабину, чего по правилам делать нельзя. Проезжают отворот на Еленовку и видят впереди милиционера, который наверняка остановит машину. Буровик достает из кармана телогрейки веревку и говорит Ивану Николаевичу: „Быстро свяжи мне руки. Я сумасшедший, вы везете меня в психбольницу“. Гаишник останавливает машину, открывает дверку и выговаривает шоферу: „Что же вы из машины не выходите, когда вас останавливает милиция?“ — „Видите ли, мы через Кокчетав везем в психбольницу в Алексеевку рабочего, который сошел с ума. Сидим и с двух сторон охраняем его, одному не справиться.“ Гаишник, открыв дверку, рассматривает эту троицу. И вдруг этот рабочий плюет ему в лицо и орет: „Ты что, сволочь, не видишь, что везут сумасшедшего и злить меня нельзя, а то возьму откушу шоферу нос“. Гаишник захлопнул дверцу, махнул жезлом, езжайте. Через пару километров машина остановилась. Покатываясь со смеху, шофер ее дальше вести не мог».
[Там же. С. 187]
Переправа
Алексей Маркович Коломиец, к. т. н, заслуженный геолог РФ, генеральный директор ФГУГП «Волгагеология», рассказал о том, как в ноябре 1965 года он, будучи главным инженером Горьковской экспедиции, транспортировал буровую установку, которую надо было срочно переправить на другой берег р. Кобры. Вот краткий пересказ эпизода.
«И вот мы на переправе. Широкая быстрая Кобра вся покрыта шугой. Паромщик с глубоким сомнением обошел буровую установку:
— Слушай, начальник, ты сказал, что в ней семь тонн, а я вижу — много больше!.
— Ладно. Если честно, то девять, — сказал я (а на самом деле было 12).
— Я не пущу ее на паром! Затонем.
Минут десять я уговаривал паромщика, добавил еще 150 рублей — отдам на той стороне — и паромщик согласился.
Установка не съехала с причала, а рухнула, паром сразу погрузился до поверхности реки, и вода стала переплескивать через палубу. Паромщик стоял молча, остолбеневший, белее мела. Паром двинулся. Отчаянные бывалые буровики дружно расталкивали напирающую шугу заранее заготовленными длинными шестами. Мною овладело напряженное шальное ожидание, но была уверенность — все будет в порядке. Наконец, противоположный берег. Деревянный причал выше палубы парома сантиметров на 60. Решаем — ситуация очень опасная, демонтировать причал не будем, вытаскиваем установку ожидающим там трактором на берег, сметая причал. Восстановим потом.
Буровая на берегу! Ликует бригада! Я подхожу к паромщику и отдаю ему причитающийся гонорар. Тот неожиданно швыряет деньги в грязь и начинает яростно топтать их сапогами…»
[ГЖМ-19. С. 337]
Как открыли Горевское месторождение свинца и цинка, крупнейшее в мире
«История открытия и оперативной разведки Горевского месторождения полна парадоксов. Свинцовых рудопроявлений в обнажениях по берегам Ангары довольно много. Их ранее изучали и даже в отдельных местах разведывали, так что ими никого не удивишь. Но ситуация серьезно изменилась, когда водный поток Ангары был направлен для заполнения водохранилища Братской ГЭС. Русло, ранее находившееся под водой, осушилось. Ю. Н. Глазырин проводил съемку на Енисейском кряже в масштабе 1:200000, южнее Ангары. Обнаженность в пределах листа была скудной. Они вместе с геологом Е. И. Врублевичем решили осмотреть хорошо обнаженные берега Ангары. Сам Юрий Николаевич пошел по левому берегу, а Евгений Иванович по правому. Ю. Н. Глазырин обнаружил в осушенном русле мощные выходы сплошных свинцово-цинковых руд, каких в береговых обнажениях не встречалось. <…> Он оформил заявку на первооткрывательство месторождения. Главный геолог геологосъемочной экспедиции А. А. Предтеченский недооценил открытие Ю. Н. Глазырина, посчитав его за обычное рудопроявление, каких по Ангаре — пруд пруди. <…> Но главный геолог другой экспедиции, Мотыгинской, большой знаток геологии Енисейского кряжа Андрей Вадимович Лесгафт на свой страх и риск решил разведать месторождение. Не поставив в известность руководство Красноярского геолуправления, он снял одну буровую установку из тех, что были задействованы на бурении сиенитового массива (подготавливались запасы глиноземистого сырья для строящегося Красноярского алюминиевого завода) и перебросил ее на Горевское месторождение. <…> Пробурили 300 метров, и все они оказались пустыми, безрудными. Известие о самоуправстве Лесгафта дошло до руководства управления, и расходы, затраченные на скважину, были поставлены ему в начет. Несмотря на это, Андрей Вадимович заложил вторую скважину, и она от первого до последнего, 300-го метра прошла по сплошной руде. Он погрузил керн на баржу, зацепил катером и привез в Красноярск. В геолуправление сообщил, чтобы принимали керн, и напомнил, чтобы и эту скважину не забыли поставить ему в начет. Положение у руководства управления было щекотливое. Вскоре была создана специальная партия, начавшая планомерную разведку месторождения, завершившуюся триумфальным успехом.
