А Прохоров - Русская модель управления
Началось с наркомов. Они устали от непрерывных репрессий и стали изобретать способы уклонения от ответственности, чтобы спастись от расстрела за те или иные упущения. Управляющие высшего ранга начали находить механизмы согласования документов и принимаем^хх решений с тем, чтоб избежать единоличной ответственности и затянуть решение, пока не прояснится, как на самом деле быть. Ко второй половине 40-х годов они в этом преуспели, и размах репрессий значительно снизился.
«Существовали только умелые отписки. Отправление бумаг в адрес какого-нибудь министра формально снимало ответственность с одного и не накладывало на другого, и все затихало „до лучших времен".
Все понимали, что происходит что-то ненормальное в государстве. Образовался какой-то „центростоп", по выражению самого Сталина, но изменить это положение никто не брался и не мог.
Руководители министерств стали приспособляться к этой бессистемной „системе"»355, — вспоминает свидетель начала деградации системы управления адмирал Н. Г. Кузнецов.
А дальше эту «технологию безответственности», своеобразную технику административной безопасности, осваивали нижестоящие уровни управления. Деградация системы постепенно спускалась с верхнего этажа управленческой ступеньки на нижний. По моим приблизительным подсчетам, каждое десятилетие она завоевывала одну нижнюю ступеньку, один уровень управленческой пирамиды.
В пятидесятые годы еще снимали с работы, а разгромная статья в газете была приговором
353 См • Медведев Р Об одном московском долгожителе // Юность, 1989 — № 3 — С 69
354 Дерлугьян Г Указ. соч. С 83.
355 Кузнецова Р. Крутые повороты из воспоминаний адмирала Н. Кузнецова // Правда, 1988, 29 июля.
карьере. Но наказания стали мягче и безадреснее, плохая работа поощрялась чаще, система уже не была такой чудовищно жестокой, в ней можно было жить и работать. На верхних уровнях появились и широко распространились бездари. Тогда же начал широко применяться выговор — специфично русское «наказание без наказания», этакий ритуальный компромисс стабильного и нестабильного режимов системы управления, когда правила нестабильного режима требовали наказать сотрудника, а правила наступающего стабильного режима предписывали наказывать. Надо было изобрести формальное наказание без реального репрессивного содержания, и изобрели этот самый выговор. Влияние выговора на последующую карьеру неуклонно уменьшалось. Затем наступили 60-е, когда уже совсем помягчело, а в 70-х годах наступил полный развал.
«...В 60-70-е годы практика управления шла по пути „замыкания" хозяйственн^хх решений на значительном числе ведомств. В результате возможности одного из них самостоятельно сделать хотя бы шаг, относящийся к его компетенции, оказались ограниченными. Деятельность министерств и ведомств протекает в рамках бесконечных взаимн^гх согласований, что ведет к их неповоротливости, во многих случаях препятствует действительному обновлению хозяйственного механизма»356.
Начавшаяся потеря управляемости к началу 80-х достигла уже карикатурн^хх форм. Обновление руководящих кадров почти прекратилось. Среди членов ЦК КПСС, избранн^хх на XXV съезде, 195 человек, или 64%, находились в составе этого высшего органа два, три и более созывов (то есть более десяти-пятнадцати лет). Фактически на работе можно было вообще ни черта не делать, и никакой управы на халтурщиков, дармоедов и бездарей не было и быть не могло.
К началу перестройки этот спускавшийся «сверху» режим «хронического согласования» достиг уровня предприятия, захватил все учреждения. В те годы часть директоров заводов по-прежнему работала так, как было заведено при Сталине, — по двенадцать часов в сутки, с нервотрепками, с нагоняями, с руганью, с вырыванием плана в последние дни месяца. А часть уже «поняла службу», освоила правила «бесконфликтного» управления и жила себе спокойно, проводя значительную часть рабочего времени на согласованиях в Москве, разъезжая по командировкам в братские социалистические страны. Эти директора спокойно существовали, заседая в загородных профилакториях и саунах, распространяя вокруг своеобразную ауру ленивого барского ритма жизни. На вышестоящих по отношению к предприятию этажах управления — в промышленн^хх объединениях, главках, министерствах — настоящей работы уже не было, только бесконечные согласования.
Внутризаводские подразделения еще работали в аварийном, нестабильном режиме. Ежедневные планерки, накачки, матерные оскорбления начальников цехов. Начальники цехов все транслируют мастерам, мастера — рабочим. Ругань, нервы, корвалол, выговор, опять корвалол, больница, снова выговор, корвалол, смерть. Новый начальник цеха начинает с планерки, и так далее. В низов^хх подразделениях колесо планового управления еще крутилось по инерции, но было ясно, что еще десятилетие — и заводы тоже будут захвачены застойным управлением.
356 Бим А Управление экономикой рычаги перестройки // Правда, 1987, 10 апреля
Постепенно они тоже перестали бы работать, управление вообще все закостенело, перестало бы работать в принципе.
В предперестроечный период основной движущей силой народного хозяйства были уже не предприятия, а цехи (предприятия-то как раз чаще были неуправляемы). За десять-двенадцать лет до того, при Хрущеве и в первые брежневские годы, передовыми были целые заводы, гремели «трудовые почины» предприятий. А в сталинскую эпоху существовали целые передовые отрасли, в которых совершали свои управленческие подвиги Устинов, Шахурин, Тевосян, Севастьянов, Ванников, Седов и прочие наркомы. Все это давно ушло в прошлое. В конце брежневской эпохи народное хозяйство уже было неуправляемым на уровне отраслей, малоуправляемым на уровне предприятий и вполне управляемым на уровне цехов. Основной рабочей лошадкой был уже не нарком или министр, не начальник главка и даже не директор предприятия — от них уже мало что зависело. Рабочая лошадка той эпохи — начальник цеха. Продлись застойный период еще десять лет, и главной движущей силой системы управления стал бы мастер или бригадир. По счастью, этого не случилось.
Вышеупомянутые процессы были повторением ситуации в русской армии накануне первой мировой войны. Тогда распространявшаяся сверху деградация системы управления привела, по едкому замечанию председателя военно-морской комиссии Государственной думы А. Шингарева, к тому, что русская армия/ вышла на войну с хорошими полками, посредственными дивизиями и плохими армиями357.
Если построить портретный ряд руководителей плановой экономики (в ранге наркомов или министров), то получится персонифицированная история деградации советской системы управления. Первый призыв — наркомы ленинской эпохи. Яркие, интересные личности, хотя и редкостные злодеи. Они оставили след в политике, экономике, партийной борьбе, многие — в науке и публицистике. Луначарский — оригинальный публицист и драматург; Чичерин, нарком иностранн^гх дел, писал книжки о Моцарте. И Троцкий, и Дзержинский, и Бухарин, и другие были незаурядными, многогранными личностями, сильно повлиявшими на те сферы и отрасли, которыми они занимались. Их помнит и знает вся страна.
Затем, в ходе репрессий, пришло второе поколение отраслев^гх руководителей — сталинские наркомы. Они уже на целую голову ниже своих предшественников. Например, преемником Троцкого, Чичерина и Литвинова на посту наркома иностранн^хх дел стал Молотов. «Молотов не был создан для первых ролей, его почти не видели среди рабочих и крестьян. Зато он аккуратно вел бесчисленное множество дел, выполняя ту канцелярскую часть работы, которую не слишком любил делать Сталин. Большевики первого поколения, не особо ценившие кабинетную работоспособность, уже тогда дали Молотову презрительную кличку „каменная задница"»358.
Ч. Болен, посол США в Москве, отзывался о Молотове так:
«В том смысле, что он неутомимо преследовал свою цель, его можно назвать искусным дипломатом. Он никогда не проводил собственной политики. Сталин делал политику, Молотов
357 Русская военная история . С 389
358 Медведев Р. Об одном московском долгожителе С. 69
претворял ее в жизнь. Он пахал, как трактор... »359.
Сталинские наркомы были великолепными организаторами и талантливыми отраслевыми специалистами, зачастую они могли совершить невозможное. Но они уже не были широко эрудированными людьми, они не занимались ничем, кроме своей отрасли, — ни политикой, ни партийной работой. «Главными критериями для руководителей являлись не интеллигентность и компетентность, а напористость, жесткость, стремление любыми средствами выполнить задание, не считаясь с последствиями. Работать приходилось буквально на износ, отвечать за все и вся»360, — вспоминает А. Пономарев.
