Никита Моисеев - Люди и кибернетика
Книгу Б. Трентовского пронизывают также идеи адаптации и необходимости учета сложной системы обратной связи (хотя подобные слова им и не произносятся — их еще просто не было тогда в употреблении).
Все находится в движении, утверждает он, и решение, принятое сегодня в одних условиях, может оказаться совершенно негодным завтра, когда условия изменятся.
Кибернет должен уметь соотносить свои действия с этими изменениями. Он эти изменения должен чувствовать, изучать, и его действия должны изменяться в зависимости от того, в каком состоянии находится объект управления — гиберно. А подобные утверждения есть не что иное, как признание существования обратной связи!
Отмечая объективный характер социальных процессов, Б. Трентовский ни в какой мере не принижает роль личностей, этих отдельных элементов социальной системы (или объекта управления). Он считает объективно существующим и объективно необходимым множественность различных поведенческих механизмов, обеспечивающих адаптацию объекта управления гиберно. И, давая свободу конкретности, надо, считает он, направлять в единое русло активность этих механизмов.
Насколько это глубже и мудрее всего того, что будут писать о кибернетике сто лет спустя Н. Винер и различные его последователи!
В 40-х годах нашего века Н. Винер начинает публикацию работ, посвященных кибернетике как науке об управлении и связи в животном мире и машинах. Его единомышленники, главным образом на Западе, приняли на вооружение его язык и стали расширять сферу приложения кибернетики при исследовании явлений общественного характера. Эта попытка встретила резкую критику со стороны ученых различных направлений, и прежде всего со стороны философов-марксистов. Критика была вполне мотивирована, поскольку расширение области применения идей Н. Винера не учитывало объективных закономерностей общественного развития и носило механистический характер.
Многие трудности методологического характера, которые в свое время задержали распространение кибернетических идей у нас, как раз и определялись неудачными попытками втиснуть проблемы общественного управления в рамки винеровской кибернетики. Любая попытка идти от машины к обществу, представить происходящее в обществе в терминах технической дисциплины всегда обречена на неудачу. У Б. Трентовского же привлекательным было именно то, что он шел от человека, от общества, от его объективных законов. Если продолжить его рассуждения, то мы увидим совершенно в ином свете многие современные проблемы кибернетики.
Не все, далеко не все у Б. Трентовского можно принять без оговорок. Он прежде всего гегельянец со всеми достоинствами и недостатками этой философской школы. Он не признает, например, права субъекта проектировать и создавать новую социальную политическую систему. Весьма расплывчаты его представления о том, к чему надо стремиться, в чем цели общественного развития. Но стоит ли его упрекать в этом? Для нас важно то положительное, что было внесено Б. Трентовским в теорию управления общественными процессами на этом этапе развития кибернетики. Я думаю, что его книга одно из удачных изложений методологических принципов управления в домарксистский период. Это веха, показывающая становление кибернетики как общей науки об управлении, о каркасе, как говорил Б. Трентовский, через который отдельные науки могут соединиться и взаимодействовать для достижения общих целей.
Последнее особенно важно, и Б. Трентовский это подчеркивает, говоря, что кибернет — прежде всего кормчий, который ведет свой гиберно к тем целям, которые ему предначертаны. Правда, он считает вслед за своим учителем, что эти цели идеальны, что они проявление «высшей мысли» или «высшего духа». Но они существуют объективно, и это очень важно, это был большой шаг вперед: ему уже чуждо представление о целях коллектива, целях общества, которое было широко распространено в XVIII и начале XIX века и шло еще от Людовика XV: «Государство — это я!» В то же время Б. Трентовский понимает, что нельзя игнорировать влияние субъективных факторов, то есть личных стремлений субъектов, на ход общественного развития. И одним из таких субъектов является прежде всего сам кибернет, то место, которое занимает управляющий в жизни общества. Но он отнюдь не отождествляет его цели с целями того коллектива, которым он должен управлять. Более того, он допускает, что кибернет может использовать руководимую им организацию в своих личных целях и во вред самой организации. Поняв, что взаимосвязь целей кибернета и его гиберно — это специальный и непростой вопрос, Б. Трентовский однозначно его не решает.
Кибернетика — наука, которая родилась слишком рано
У читателя, который прочел предыдущий раздел, могут возникнуть многочисленные вопросы. Почему кибернетика, возникшая вместе с теорией ядерных реакторов, методами расчета космических трасс, появлением первых ЭВМ, считается новой наукой? Почему ее становление связывается с именем Н. Винера и почему считается, что именно он «открыл» кибернетику? А как же быть с кибернетикой Б. Трентовского? И нет ли здесь прямого плагиата?
Проще всего ответить на последний вопрос. Во-первых, говорить о плагиате, по-видимому, нет никаких оснований, так как Н. Винер, несмотря на огромную саморекламу, на самом деле просто не знал, что он открывает Америку. Во-вторых, к середине XX века прекратилось классическое образование, был забыт греческий язык и исчезли сами классические гимназии и колледжи, где он изучался как обязательный предмет. Людей, которые понимали смысл слова «кибернетика», к этому времени уже почти не осталось. Наконец, в-третьих, кибернетика Н. Винера — это не совсем одно и то же, что кибернетика древних греков и их последователей А. Ампера, Б. Трентовского и других представителей классической науки XIX века. Н. Винер дал собственную трактовку предмета. Поэтому я бы вопрос поставил по-другому: почему произошло так, что имя польского философа, столь много сделавшего для создания основ кибернетики, оказалось преданным забвению?
Попробуем в этом разобраться!
Кибернетика как наука об управлении общественным развитием была в XIX веке прежде всего объектом философской мысли и мало интересовала практиков. Кибернетика жила еще категориями классической немецкой философии XVIII века, а на дворе уже была погода XIX века — эпоха становления капитализма, возникновения новых интересов и потребностей. Декларация неограниченной свободы частного предпринимательства и принцип lasser faier — то есть «не вмешивайтесь» (более точно: «предоставить события их естественному ходу»), провозглашенный капитализмом, вообще исключали необходимость для сильных мира сего обсуждение каких-либо общих объективных целей. Рыночная доктрина, всесилие конкуренции порождают представление, что все само собой образуется. Интерес к «идеальным» построениям постепенно исчезал в буржуазной среде.
Идеология рынка, стихии, глубокая убежденность в их целесообразности захватили постепенно все немарксистские философские и политические школы. А парение кибернетики XIX века в чисто абстрактных сферах, в обсуждении философских доктрин, не связанных с экономикой и производством, тоже делало свое дело. И кибернетика Ампера и Трентовского воспринималась (здесь мы можем только гадать) не как самостоятельная наука, ориентированная на практику и помогающая управляющему высокого ранга находить помощь в трудных для себя ситуациях, а как некая глава уже увядающей и немодной философской системы Гегеля, кажущейся не очень нужной и к тому же, как и все сочинения гегелевской школы, очень трудно читаемой. Количество активных гегельянцев, да и просто людей, знающих гегелевскую философию, постепенно уменьшалось, а вместе с ними забывалась и кибернетика. Практическое же управление трактовало роль управляющего в капиталистическом обществе очень примитивно: он должен был прежде всего уметь управлять, то есть заставлять людей работать и обеспечивать эффективность предприятия.
Становление капиталистического способа производства резко повысило интерес к тем вопросам управления, от которых зависела деятельность той или иной фирмы, предприятия, завода в условиях рынка. Управление сводилось прежде всего к созданию таких производственных структур, которые обеспечивали бы максимальную прибыль. В конце концов философия и социальное управление оказались не у дел. Идеям, подобным тем, которые провозглашались Н. Макиавелли и идеальной системой Гегеля, места уже не было. Зато родилась научная организация труда (НОТ).
Но вот в 40-х годах XX века ситуация на Западе снова начинает меняться. Быстрое развитие техники и технологии резко усложнило управленческие процессы.
Рост концентрации производства, его специализация и необходимость учета огромных потоков информации (прежде всего!) сразу обнаружили недостаточность прежних приемов управления, НОТ и других средств, традиционно применявшихся управляющими. Возникла необходимость научного подхода к делу управления. Вот почему второе рождение кибернетики и появление книги Н. Винера «Кибернетика и общество» независимо от претензий ее автора было воспринято на Западе как новое евангелие.
