Коллектив авторов - Психология, лингвистика и междисциплинарные связи
Признание языкоречевой действительности общим объектом моделирования, которое осуществляется лингвистикой и психолингвистикой – с устранением искусственного разделения этой действительности на «язык» для лингвистики и «речевую деятельность» для психолингвистики – открывает перспективу синтеза вырабатываемых этими дисциплинами моделей, причем без того чтобы лингвистическая и психолингвистическая модели повторяли друг друга. Для лингвистики на передний план выдвигается изучение и описание языка, осмысление же и учет речевых процессов отодвигается на второстепенное положение по отношению к этой главной цели; для психолингвистики, напротив, в круге ее интересов и целей соответствующие «аспекты» меняются местами. Психолингвистика непосредственнейшим образом переплетается с нейролингвистикой; помимо этого преимущественно именно психолингвистика (в союзе с нейролингвистикой) обеспечивает лингвистике ее экспериментальную базу. Для разделения труда по разным предметам исследования при общем объекте есть все основания. Для обеих отраслей науки о языкоречевой действительности «язык» в его объектно-онтологическом статусе остается психофизиологическим механизмом речи, в одном случае глобально обобщенным на языковое сообщество системно непрерывным, но все же и при этом психофизиологическим механизмом, в другом случае – психофизиологическим механизмом индивида, но в обоих случаях – явлением, из которого при формировании предмета научной дисциплины нельзя устранить психофизиологические закономерности языка-речи без ущерба для полноты соответствующего предмета, его внутренней организации и перспектив его развития.
Сотни специалистов, в основном представителей научной молодежи, в 60 – 70-х гг. постигали азы психолингвистики, увлекались ее перспективами и активно включались в психолингвистическую исследовательскую деятельность благодаря опубликованным в это время многочисленным работам А.А. Леонтьева и благодаря его неутомимой и плодотворной организационной деятельности. Его громадный вклад в разработку психолингвистической проблематики остается актуальным сегодня и останется таковым в обозримом будущем. Актуальными до сих пор остаются и некоторые разногласия, закономерно возникающие в среде единомышленников. К таким разногласиям можно причислить обозначившиеся в давно минувшие годы различия в подходах к решению онтогносеологического вопроса о способе (способах?) существования «языковой системы» как независимого от наблюдателя и исследователя объекта научного знания, различия, представленные, в частности, в позициях А.А. Леонтьева и автора настоящей публикации. Предавая ныне огласке споры с Алексеем Алексеевичем, которые то в Москве, то в Ленинграде затягивались нередко далеко за полночь, выражаю надежду, что их содержание может и в наши дни представлять научный интерес.
Литература
Адмони В.Г. Проблема «замыкания» в немецком литературном языке // Иностранные языки в школе. 1949. № 2. С. 34 – 45.
Адмони В.Г. Развитие структуры простого предложения в индоевропейских языках // Вопросы языкознания. 1960. № 1. С. 21 – 31.
Адмони В.Г. О многоаспектно-доминантном подходе к грамматическому строю // Вопросы языкознания. 1961. № 2. С. 42 – 52.
Адмони В.Г. Статус обобщенного грамматического значения в системе языка // Вопросы языкознания. 1975. № 1. С. 39 – 54.
Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. М.:Изд-во АН СССР, 1963. Т. 2.
Касевич В.Б. Семантика. Синтаксис. Морфология. М.: Наука, 1988.
Кацнельсон С.Д. Вступительная статья // Пауль Г. Принципы истории языка. М.: Изд-во иностранной литературы, 1960.
Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. Л.: Наука, 1972.
Кацнельсон С.Д. О грамматической семантике // Кацнельсон С.Д. Общее и типологическое языкознание / Под ред. А.В. Десницкой. Л.: Наука, 1986.С. 145 – 152.
Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М.: Наука, 1975.
Леонтьев А.А. Слово в речевой деятельности. М.: Наука, 1965.
Леонтьев А.А. Язык, речь, речевая деятельность. М.: Просвещение,1969а.
Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. М.: Наука, 1969б.
Леонтьев А.А. Психофизиологические механизмы речи // Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка / Отв. ред. Б.А.Серебренников. М.: Наука, 1970. С. 314 – 370.
Павлов В.М. Языковая способность человека как объект лингвистической науки // Теория речевой деятельности: (Проблемы психолингвистики) / Отв. ред. А.А. Леонтьев. М.: Наука, 1968. С. 36 – 68.
Павлов В.М. Понятие лексемы и проблема отношений синтаксиса и словообразования. Л.: Наука, 1985.
Павлов В.М. Принцип поля в грамматическом исследовании и идея противоречия // Исследования по языкознанию: К 70-летию члена-корреспондента РАН Александра Владимировича Бондарко. СПб.: Изд-во СПбГУ,2001. С. 8 – 12.
Павлов В.М. Вариативность соединений направительного наречия и глагола в немецком языке // Проблемы функциональной грамматики. СПб.:Наука, 2003. С. 284 – 325.
Пауль Г. Принципы истории языка / Пер. с нем. под ред. А.А. Холодовича. М.: Изд-во иностранной литературы, 1960.
Серебренников Б.А. К проблеме сущности языка // Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка / Отв. ред. Б.А.Серебренников. М.: Наука, 1970.
Смирницкий А.И. Объективность существования языка. М.: Изд-во Московского университета, 1954.
Чикобава А.С. Проблема языка как предмета языкознания. М.: Учпедгиз, 1959.
Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность /Под ред. Л.Р. Зиндера, М.И. Матусевич. Л.: Наука, 1974.
ТЕТРАГОН И ЕГО ГРАНИ: ТЕКСТ, КОНТЕКСТ, ПОДТЕКСТ И ЗАТЕКСТ
Начну с того, что напомню один известный эпизод: д’Артаньян после своего путешествия в Лондон отыскивает в трактире Арамиса, собирающегося поменять шпагу на сутану, и между ними происходит следующий разговор: «Сейчас мы будем обедать, любезный друг; только не забудьте, что сегодня пятница, а в такие дни я не только не ем мяса, но не смею даже глядеть на него. Если вы согласны довольствоваться моим обедом, то он будет состоять из вареных тетрагонов и плодов. Что вы подразумеваете под тетрагонами? – с беспокойством спросил д’Артаньян. Я подразумеваю шпинат, – ответил Арамис» (Дюма, 1956, с.286).
Я отнюдь не хочу сказать, что между тетрагонами Арамиса и тетрагоном (см.: «Тетрагон [гр. tetragфnon] – четырехугольник»)(Словарь… 1954, с.688) в заглавии статьи есть какая-либо связь,но от некоторого беспокойства избавиться не могу. Как и другим, мне хочется знать, что же подразумевается, когда начинают рассуждать о вышеуказанных составляющих тетрагона – о тексте, подтексте, контексте и затексте. О них говорилось и писалось немало, но наиболее четко подытожил точки зрения, предлагая, в свою очередь, нестандартные решения, по-видимому, А.А. Богатырев (Богатырев, 1998). По его мнению, «минимальной субстанциональной единицей смыслопостроения, выступающей в качестве частной грани сложного смысла, является ноэма. Помимо смысла, в составе художественного текста можно выделить собственно содержание. Под содержанием текста понимается сумма текстовых предикаций, причем не только эксплицитных, присутствующих в развернутом виде (текстовые пропозиции), но и содержащихся в тексте в качестве выводного знания (пресуппозиции, импликации). <…> Интеграционным по отношению к содержанию и смыслу текста является понятие текстовой содержательности. Содержательность художественного текста может быть определена как сложное единство содержания и смысла (смыслов). При этом содержание художественного текста не равно его смыслу» (Богатырев, 1998, с.29).
(Примечание. Во-первых, неясно соотношение понятий содержание и содержательность художественного текста. Не является ли это соотношение несколько тавтологическим? – «содержательность… как сложное единство содержания…» вряд ли различимы как нечто родовое и видовое. Во-вторых, как соотносятся «сложный смысл» и «текстовая содержательность» также остается неясным. И особенно потому, что она, в свою очередь, понимается в качестве «сложного единства». В-третьих, расплывчатая соотнесенность этих понятий не позволяет считать справедливым и утверждение об ее интеграционной роли).
Тем не менее, понятие интеграционности не может быть сброшено со счетов в рассуждениях о структуре художественного – и любого другого – текста, как не может быть сброшено со счетов и утверждение о его слоевом строении (Р. Ингарден). Безусловно, эти слои интегрируются, но не сами собой, а авторами и реципиентами (какого-либо текста), выступая в виде некоторой целостности, хотя в ней не исключены и некоторые разрывы (лакуны). В свою очередь, «цельность (целостность) есть латентное проекционное (концептуальное) состояние текста, возникающее в процессе взаимодействия реципиента и текста, в то время как связность есть рядоположенность и соположенность строевых и нестроевых элементов языка/речи, есть некоторая дистрибуция, законы которой определены технологией соответствующего языка (с этой точки зрения вообще не может быть несвязных текстов)»(Сорокин, 1982, с.65). Ср. в связи с этим следующее утверждение А.И. Новикова: «Анализ высказываний испытуемых позволяет, на наш взгляд, предположить, что доминирующую роль… играет содержательная связь внутри некоторой структуры, характеризующейся определенной замкнутостью и целостностью. Такая структура есть не что иное, как предметная, или ментальная, ситуация, выраженная в тексте соответствующими языковыми средствами»(Новиков, 1999, с.46). Иными словами, ТЕКСТ является совокупностью предметных/ментальных ситуаций, описывающих и денотативное, и коннотативное поведение (см.: Матурана, 1996,с.114 – 119), характеризующееся определенными ноэтически-ноэматическими признаками / свойствами, специфицирующими состояние того или иного возможного (допустимого и допускаемого) мира.
