Андрей Иванов - Интервенция против мировой революции. Разведывательная предыстория «Северной экспедиции» Антанты (1917—1918 гг.)
Большинство толковых словарей русского языка обычно трактуют мир как «отсутствие войны»41, хотя голландский философ Б. Спиноза еще в XVII веке призывал отказаться от такого упрощенного видения. По его словам, «мир есть не отсутствие войны», так как это состояние общества характеризуется отсутствием не только открытых, но и скрытых конфликтов: «о государстве, подданные которого не берутся за оружие, удерживаемые лишь страхом, можно скорее сказать, что в нем нет войны, нежели что оно пользуется миром»42. Об этом же в начале XX века ярко написал русский философ Е. Н. Трубецкой в работе «Смысл жизни»: «То, что мы называем миром, на самом деле – лишь перемирие, хуже того, скрытая война – такое состояние, в котором все подчинено войне, как последней и окончательной цели»43. Даже известный военный теоретик полковник Е. Э. Месснер призывал своих коллег «перестать думать, что война – это когда воюют, а мир – когда не воюют»44.
На данный момент ясно, что дихотомия «мир – война» практически не применима к исследованию конфликтов в военно-политической сфере, так как в реальности данные понятия структурно и содержательно сложнее, чем их словарные толкования. Эту мысль смог подробно обосновать японский исследователь Т. Исида, в основу концепции которого была положена идея, что хотя образ мира индивидуален для каждой цивилизации, данную категорию можно выразить через 4 компонента: справедливость, процветание, порядок и душевное равновесие45.
Отталкиваясь от данного утверждения, можно полагать, что конфликт связан с дисфункцией одного или нескольких вышеназванных элементов и обусловлен несправедливостью, упадком, хаосом или душевным расстройством. Характерно, что указанные явления (конфликтогены) рождаются в результате социального взаимодействия и отражают возникновение дисбаланса в области морали, права, экономики, управления и эмоционально-психологического равновесия. Как заметил по этому поводу петербургский конфликтолог профессор В. А. Светлов, «необходимым и достаточным условием конфликта служит лишь определенный дисбаланс отношений элементов системы»46. Таким образом, конфликт выступает для противоборствующих сторон средством восстановления нарушенного баланса интересов в одной или нескольких сферах.
Еще одну черту конфликтов смог сформулировать британский социолог Э. Гидденс, по мнению которого, возникновения подобного дисбаланса и формирования противоречий между участниками социальных отношений, на самом деле, недостаточно для начала конфликта. Требуется принципиальное осознание ими противоположности своих интересов, на базе чего формируется готовность вступить в борьбу. Иными словами, «конфликт выступает, прежде всего, как осознанное, осмысленное противоречие несовпадающих или противостоящих друг другу интересов сторон»47.
Основываясь на этих данных, можно сформулировать следующее определение конфликта – это разновидность взаимодействия между лицами и группами лиц, вызванная наличием между ними осознанных противоречий и имеющая целью их разрешение посредством участия в активном и/или пассивном противодействии48.
Классифицировать данный вид взаимодействия можно на основании разных признаков, но в самом общем смысле по способу борьбы выделяются конфликты вооруженные и невооруженные. Хотя изучение обеих разновидностей имеет ценность для современной науки, а в последние годы (особенно после выхода в свет книги Дж. Шарпа «Политика ненасильственных действий»49) тематике невооруженной борьбы уделяется повышенное внимание в российском обществе, для настоящего исследования наибольший интерес представляют все же формы и методы вооруженного противодействия.
В этом состоит определенная сложность, поскольку в исследуемый период (первая четверть XX века) общепринятого определения понятия «вооруженный конфликт» не существовало – вместо него использовались выражения «военный конфликт» или «война», которую К. Клаузевиц охарактеризовал как «продолжение политики иными средствами». Тем не менее, ставить знак равенства между понятиями «вооруженный конфликт» и «война» было бы преждевременно.
Во-первых, очевидная граница между данными понятиями, как минимум до середины XX века, пролегала в юридической плоскости – существование войны напрямую зависело от официального объявления, а ее прямым следствием было введение в стране военного положения и, соответственно, переход органов государственной власти в особый режим функционирования. Во-вторых, генералом М. А. Гареевым и другими специалистами высказывалось мнение, что война – это «не только столкновение вооруженных сил, но и борьба в области политики, экономики, идеологии»50. То есть, вооруженная борьба составляет лишь один из элементов противостояния, которое разворачивается между сторонами конфликта.
Лишь в 1949 году в рамках Женевских конвенций было утверждено определение понятия «вооруженный конфликт» – таковым признавалось «любое разногласие, возникающее между двумя государствами и приводящее к действиям лиц из состава вооруженных сил»51. Как видно из данного предложения, описываемый термин связывался исключительно с состоянием межгосударственного противоборства, что существенно ограничивало возможности его применения к разным типам конфронтацией.
Вообще, начиная еще с Демокрита, ученые и философы стремились разделить вооруженные конфликты на два типа: международные и немеждународные. Общеизвестно изречение древнегреческого философа по данному вопросу: «Гражданская война есть бедствие для той и другой враждующей стороны, ибо и для победителей, и для побежденных она одинаково гибельна». Иными словами, с античных времен граница между этими типами носила не столько юридический, сколько морально-этический характер. Использование средств вооруженной борьбы при решении внутриполитических проблем считалось недопустимым, в то время как применение подобных рычагов воздействия к другим странам нареканий не вызвало. Философ Гераклит Эфесский даже заключал, что «война есть отец всего» и «все возникает через вражду». По его мнению, войнам человечество обязано возникновением государства и его процветанием, и именно война создает правильные, гармоничные отношения между людьми.
Характерно, что подобный взгляд сохранялся на протяжении веков до настоящего времени, поскольку конструктивные функции конфликтов, как правило, связывались и связываются с внешними войнами, а деструктивные – с вооруженными конфликтами немеждународного характера.
К примеру, дореволюционному российскому правоведу Ф. Ф. Мартенсу принадлежат такие слова: «Междоусобные войны всегда гораздо больше вызывают у воюющих чувство ненависти и возбуждают страсти, чем война между независимыми народами»52. Это суждение разделял и один из основателей «теории элит» итальянский социолог Г. Моска, по мнению которого «войны с иностранцами» способствуют «определенному умиротворению» и дают выход «жажде конфликта», благодаря чему «уменьшается опасность, что она выльется в гражданские войны и внутренние распри»53. Аналогичным образом отечественный исследователь, доцент РГГУ М. Г. Смирнов признает существование позитивного потенциала лишь за внешними столкновениями, которые «ведут к качественному изменению состояния общества». Его аргументами служат следующие суждения: «Многие государственные институты начинают выполнять специфические функции, порожденные войной. Вся жизнь и быт общества, его экономика перестраиваются, усиливается централизация власти, концентрация материальных и духовных сил страны в целях достижения победы»54.
Причина столь негативного отношения к междоусобным военным конфликтам состоит в том, что они долгое время не подпадали под действие «обычаев войны» и «права войны», поэтому применяемые в ходе них методы и средства до сих пор характеризуются бескомпромиссностью и порой даже бесчеловечностью. Часто сложность возникших противоречий ведет к непримиримости противостояния, когда война заканчивается лишь с победой одного из лагерей, а мирные способы урегулирования вообще не принимаются во внимание.
В частности, В. И. Ленин описывал политику возглавляемой им партии, как «непримиримую в борьбе с контрреволюционными элементами»55. В таком же духе были написаны и обращения сибирского правительства А. В. Колчака, призывавшие к «непримиримой борьбе с большевизмом», а П. Н. Врангель в мемуарах даже упрекал своего предшественника на посту командующего Вооруженными силами Юга России генерала А. И. Деникина за «одностороннюю, непримиримую политику». В результате, противостояние «красных» и «белых» часто именовалось отечественными авторами вовсе не борьбой, а истреблением56.
