Анатолий Ромов - Перед выходом в рейс
— Добрый вечер, Вячеслав Петрович. Проходите.
Да, в каждом ее движении спокойствие, сдержанность. Пока он снимал куртку, к его ногам, потявкивая, принюхивался крохотный голубой песик с белой отметиной на лбу.
— Это… Фифи?
— Фифи, Фифи. кому сказала, на место!
— Красивый песик. Особенно пятнышко на лбу.
— Да, хотя для породы это нехорошо, порча. Фифи, иди на кухню, не мешай! Не обращайте внимания, он скоро отстанет. Проходите вот сюда, в комнату. Садитесь в кресло. Сюда, здесь удобно. Вы подождете, я поставлю кофе?
— Конечно, пожалуйста. — Прислушиваясь, как Гаева что-то делает на кухне, сел в глубокое, накрытое белой шкурой кресло. Огляделся и под взглядом пришедшего из кухни Фифи оценил обстановку. Видеомагнитофон, картины на стенах. Есть фарфор, немного, но подобран со вкусом: две большие неординарные статуэтки, сервиз. Скорее всего фарфор современный. Да, хотя статуэтки и выполнены под старину. Мальчик, играющий на скрипке, охотник с борзой. В этой квартире есть вкус, в этом весь секрет. Именно вкус, то, чего всегда не хватало ему в скитаниях по общежитиям и гостиницам.
Войдя с кофейным подносом, Гаева сказала:
— Значит, вы Вячеслав, а я — Вера. Хорошо? Вам с сахаром?
— Можно с сахаром.
— Одну ложку? Две?
— Все равно. Давайте две. — Увидев шутливое недоумение в ее глазах, улыбнулся. А ведь ему с ней легко. Очень легко.
— Ничего страшного, мой папа тоже сластена. Да и вообще — все мужчины сластены.
Он действительно чувствовал себя с ней свободно и спокойно. Разговор переливался легко и просто, сначала говорили о Дальноморске, потом кто какую музыку любит, потом где лучше всего отдыхать. О записке он не напоминал — захочет, расскажет сама. Обсудили две волнующие темы, сначала — почему оба одиноки, закончили же спором, почему хозяйка квартиры не стала балериной, а Тауров — юристом. Посмеявшись, сошлись: не случилось этого, наверное, потому, что «не лежала душа», и оба они сейчас довольны. Во время разговора пудель то вился у ног Гаевой, то требовательно тыкался мордой в ладонь Таурова. Когда же, продолжая говорить, он гладил его за ухом, пес ложился на бок, просительно поглядывая на хозяйку. Про себя Тауров отметил: за все время телефон не позвонил ни разу. В конце концов в разговоре наступила пауза; поежившись, Гаева сказала:
— Вячеслав… Я… хочу наконец сказать об этой записке.
Посмотрела на него, ожидая, что он что-то скажет, но он промолчал. Усмехнулась:
— Видите ли… Будем говорить прямо, не считаю нужным что-то скрывать. Сейчас, когда… Когда уже все ясно.
— Ясно — что именно?
Подняла глаза:
— Ну… Я долгое время была связана с одним человеком. Ну вот. А теперь наши отношения зашли в тупик. Так, что ли. Скорей всего я сделала это от ненависти. Ну, с запиской. — Провела рукой по лбу. — Наверное, я кажусь вам сейчас глупой, вздорной?
— Я еще не знаю, в чем дело.
— В очень простом. Он, этот человек, был связан с ремонтом на «Петропавловске-Камчатском». Я знала, что ремонт форпика там был липовый. Ну и… Короче, написала. И положила вам записку. Все.
— Вера, подождите. Вы говорите — ремонт был липовый?
— Этот факт вас удивляет?
— Не удивляет, но… Давайте по порядку. Прежде всего, кого именно вы имеете в виду? Кто — «он»?
— Вячеслав, при всей моей ненависти к нему… Вы понимаете… То есть, нет, теперь даже не ненависти, не то слово… Неприязни… Да, неприязни, если я сейчас назову его имя, это будет… Понимаете? — Отодвинула кофейник, вздохнула. — Это будет не очень красиво.
— Но ведь вы все равно уже все сказали? Назовите его имя, Вера.
Нагнулась, сказала совсем тихо:
— Пожалуйста, не заставляйте меня это делать, Вячеслав.
— Но почему?
Долго молчала, отвернувшись. Дернула плечом:
— Все равно ведь это имя вы завтра узнаете? Так ведь? Но назвать сейчас имя, именно имя, будет… Неужели вы не чувствуете? Хорошо, я назову, а что я буду чувствовать потом? Прошу вас, не нужно настаивать. Я не хочу. Просто не хочу. Пусть это будет прихоть, что угодно, но я не хочу. Ну пожалуйста.
Она смотрела в упор. Собственно, имя ему сегодня не нужно, завтра он узнает все имена, связанные с «липой» при ремонте форпика. Хорошо, настаивать он сейчас не будет.
— Что, вы и остальное не хотите рассказать?
— Что именно?
Он промолчал, она вздохнула:
— По-моему, сказанного больше чем достаточно. Разве нет?
— Вера, если вы могли бы рассказать что-то еще, вы очень помогли бы мне. Например, почему вы написали — «найдете золото»?
— Это же ясно. Я имела в виду деньги. Этот ремонт… он его озолотил. Понятно.
— Хорошо, понятно. Вы что-то еще знаете про этот липовый ремонт?
— Знаю только, что там были какие-то подставные фамилии — и все. Услышала об этом случайно, при разговоре.
— При каком разговоре? С кем?
— Вячеслав, это уже неважно. Не помню. Или не хочу вспоминать, разве не ясно?
Он помолчал, поставил чашку. Фифи при этом движении настороженно покосился. Решив, что с ним хотят поиграть, встал, дотронулся до ладони. Тауров отодвинул мокрый нос.
— Может быть, вы услышали что-то еще в том разговоре? Кроме подставных фамилий? Вспомните.
— Да нет. Ничего больше я не услышала. Просто после этого разговора об остальном можно было догадаться.
— О чем — остальном?
— О том, что у него появились деньги. По расходам, по подаркам и… И я больше не хочу об этом. Не хочу, все.
— На какой машинке вы напечатали записку?
Поморщилась:
— Это обязательно? На старой машинке, которая раньше стояла у нас в отделе. Вячеслав, вы действительно могли бы стать неплохим юристом. Вы изрядный крючкотвор.
— Вера, это не крючкотворство. Это точность. Насколько я помню, машинка в отделе уже не стоит?
— Машинка давно стоит в кладовке, потому что сломана. Несколько слов из нее выбить можно, вот я и выбила. Выбила, а потом… Потом тщательно все протерла, чтобы не осталось отпечатков пальцев. Вас интересует, как я положила вам записку в карман?
— Вера, вы напрасно сердитесь.
Мелодия оборвалась, она переставила кассету. Теперь музыка была танцевальной, и Вера некоторое время вслушивалась. Снова села.
— Собственно, почему я должна сердиться, ведь я сама хотела этого разговора. Я стерла отпечатки пальцев и положила записку тайком. Я не хотела, чтобы кто-то на заводе и вообще кто-то знал об этой записке. Но ведь, Вячеслав… Ведь это понятно? По крайней мере, вы — вы это поняли? Почему я не хотела, чтобы на заводе знали о записке? Поняли?
— Допустим, понял. Но поймите, Вера… Вас не должно смущать, что я так интересуюсь мелочами. Все равно, если вы не хотите об этом говорить сейчас, к этому придется вернуться. Завтра, послезавтра, но придется.
— Пусть придется. Но сейчас я об этом говорить не хочу… И… давайте переменим тему?
— Хорошо, давайте переменим тему. — Собственно, основное, что он хотел выяснить, он выяснил. Ремонт форпика был липовым. И кто-то нагрел на этом руки. Теперь уже ясно, что этот «кто-то» был одним из руководителей ремонта.
— Вы… еще посидите? — натянуто спросила Вера.
— Спасибо, пойду. Нужно кое-что сделать, да и вообще пора! Но, надеюсь, завтра мы увидимся? И договорим?
— Конечно, почему же нет. Улыбнулась. — Как меня найти, вы знаете.
Выйдя из квартиры, он мельком глянул на часы — четверть одиннадцатого. У Гаевой он пробыл чуть больше двух часов. В холле за столиком в углу на этот раз сидела женщина лет шестидесяти в черном пальто с каракулевым воротником. Она читала книгу; когда Тауров прошел мимо, покосилась.
Платежные ведомости
Утром на заводе Тауров прежде всего зашел в бухгалтерию и взял у Быховской папку с платежными ведомостями по всем закончившимся ремонтам. Именно всю папку, потому что пока знать, что именно его интересует, главбуху совсем необязательно. Сел у окна, отыскал ведомости по «Петропавловску-Камчатскому» и за полчаса выяснил, кто составлял наряды по питьевым танкам. Получалось, оформлением всех работ по форпику и табелированием по существу занимались не строитель Чернягин и мастер Ермаков, а старпом рефрижератора Разин. Деньги же за ремонт танков, по крайней мере по платежным ведомостям, получали все те же пятеро — Горбунов, Панченко, Урахов, Джорогов и Янец. Значит, именно этими людьми он и будет сейчас заниматься. Всем пятерым за ремонт питьевых танков было выплачено три тысячи двадцать семь рублей. Сумма вполне серьезная, осталось выяснить, получили ли ее те, кому она была выписана? И на самом ли деле эти деньги были выплачены за работу?
Спустившись на первый этаж, в отдел информации, Тауров открыл дверь. Гаевой не было. За вторым столом сидела немолодая женщина.
— Здравствуйте. Верочку? А ее нет. По-моему, она сегодня вообще не приходила.
