Мария Згурская - Отцы-основатели
25 июля 1792 года главнокомандующий прусскими войсками герцог Карл Брауншвейгский от имени Пруссии и Австрии обращается к парижанам с требованием полностью подчиниться королю или Париж будет уничтожен. В ответ на это 47 парижских секций из 48 потребовали немедленного низложения короля и созыва нового парламента Национального конвента. Собрание отклоняет требования. В Париже готовится народное восстание, которое начинается в ночь на 10 августа 1792 года.
В ночь с 9-го на 10 августа Дантон дал толчок к образованию нового, более республикански настроенного Генерального совета коммуны, арестовал Манда, преемника Лафайета в командовании национальной гвардией, и заменил его Сантерром.
В результате восстания 10 августа 1792 года власть в столице перешла фактически в руки революционной Коммуны Парижа. Законодательное собрание объявило Людовика XVI только временно отрешенным от власти, но по настоянию Коммуны король и его семья подверглись аресту. Был издан декрет о созыве Национального конвента, в выборах которого могли участвовать все мужчины, достигшие 21 года, без всякого деления граждан на «активных» и «пассивных».
Законодательное собрание назначило новое правительство — Временный исполнительный совет, состоявший из жирондистов: единственным якобинцем в совете был Дантон.
«Я сохранил всю свою природную силу, создал сам свое общественное положение, не переставая при этом доказывать, как в частной жизни, так и в избранной мною профессии, что я умело соединяю хладнокровие и разум с душевным жаром и твердостью характера». И вот человек, который сам себя так охарактеризовал, уже заместитель прокурора и продвигается дальше. После 10 августа он становится министром юстиции революционного правительства.
Это непростая работа — быть министром юстиции, заведовать правосудием в революционную пору, в эру беззакония, ибо любая революция — время, когда новые законы могут рождаться, но они еще не родились и тем более не утвердились, а старые уже сломаны. И вот Дантон, став министром юстиции, объявляет: я — гарант конституции, теперь я буду ее защищать (раз уж с королем не получилось).
А казнь короля уже почти неизбежна. Дантон боится напрямую говорить, что он против этой казни. Он — министр юстиции и инициатор одного важнейшего закона — демократичнейшего прекращения деления французских граждан на основе имущественного ценза. Он за то, чтобы избирательное право во Франции стало всеобщим, конечно исключая женщин, до этой идеи в то время еще никто не дорос. Но то, что все мужское население с определенного возраста получило одинаковую возможность голосовать, это действительно революционный шаг. До этого был строжайший имущественный ценз, который на первом этапе Французской революции именно жирондисты и принимали. Дантон — инициатор того, чтобы отменили этот закон, и тот был отменен. Вот это его реальнейшее деяние, действительно в разумном, хотя и в революционном направлении.
Опираясь на Парижскую коммуну, он стал вождем борьбы против роялистов внутри страны и обороны границ против Австрии и Пруссии.
Именно в это время начинают возникать слухи о его коррупции как министра. Враги Дантона обвиняли его во взяточничестве, растратах, организации сентябрьских убийств. Эти обвинения были далеко не безосновательны. Дантона действительно можно назвать главным зачинщиком сентябрьских убийств, хотя сам он уверял, что был просто не в силах остановить их. К избиению санкюлотскими террористами в сентябре 1792 тысяч невинных граждан Дантон отнесся с полным равнодушием.
Источников же своего неслыханного обогащения в революционные годы он внятно никогда не мог объяснить. Вообще, эту тему как-то всегда традиционно оставляют за скобками. А ведь на волне создания новой «большой Франции» Дантон вполне успешно и последовательно выстраивал «маленькую Францию», под собственной эгидой.
Дантон никогда не замыкался на политике. У него был открытый хлебосольный дом, красавица-жена и двое маленьких сыновей. В гостях у «любимого председателя» любой мог рассчитывать на радушный прием. Не забывал Дантон навещать и родных в провинции, помогать им деньгами и влиянием. В начале 90-х рачительный хозяин отстроил в Арси просторную 17-комнатную усадьбу, настоящий замок. Там постоянно жили его мать, отчим, сестры, тетки, кормилица. Заботливый родственник не забывал о них даже в критические дни своей жизни: перед восстанием 10 августа 1792 года, закончившимся свержением монархии, Дантон — душа восстания — уехал на несколько дней в Арси: на всякий случай он решил нотариально заверить право родных на часть его недвижимого имущества.
Все это сторонники революционной чистоты не могли забыть. Откуда у революционера деньги? Вспомним, как жил Робеспьер, которого называли чудовищем, но при этом Неподкупным, и совершенно справедливо. А Дантон смотрел на вещи совсем по-другому.
Как же Дантон ответил на эти обвинения, которые потом стали официальными перед его падением — в конце жизни его прямо обвинили в корысти и во взяточничестве? И он ответил, но, так сказать, художественно: «Я продавался не фактически. Я, люди моего покроя неоценимы, их нельзя купить».
Есть разнообразные версии, откуда у него взялись деньги. Самая простая: брал взятки от английского правительства, от короля, от сторонников короля. Есть более сложные, гласившие, что при расходовании средств революционного государства кое-что уходило неизвестно куда по каналам того же министерства юстиции — на секретные нужды революции. А за этим могло скрываться все что угодно.
И есть самая здравая (ее приводит историк Левандовский), что он брал деньги от тех, кто хотел купить его красноречие, чтобы он встал в каком-то реальном деле на определенную сторону в качестве союзника, но он не выполнял до конца того, что обещал. Он не становился послушным орудием тех, у кого он мог взять какое-то, скажем так, вспомоществование. И тогда вот эти его слова «люди моего покроя неоценимы» становятся точными фактически, то есть «меня нельзя купить» — я могу взять деньги, но это не значит, что я куплен.
Он, кстати, совершенно открыто покупал дома на имена родственников, тестя, тещи, сестры… Такой старинный прием на все времена. Все уже было, так сказать, в этом подлунном мире. И чтобы доказать, что это были взятки, нужны были какие-то специальные комиссии, тщательное расследование. Однако на процессе Дантона не было ни одного документа, который бы доказал, что он что-то присвоил.
Итак, восстание закончилось победой, Дантон — министр юстиции и фактически глава правительства. Сделано это было вовремя: на революционную страну со всех сторон наступали интервенты, национальная армия была слаба, и манифест герцога Брауншвейгского, пообещавшего смести Париж с лица земли, казался более чем реальностью. Многие в ужасе бежали из столицы. Громовым голосом Дантон подавил панику среди революционеров и, бросив легендарное: «Нам нужна смелость, смелость и еще раз смелость!», принялся за каторжную работу.
Тридцатидвухлетний министр прекрасно понимал, что против превосходящих сил противника одной смелостью не обойтись, а потому тратил огромные деньги на шпионов, агентов и всех тех, кто мог получить нужную информацию.
Эти инвестиции себя, похоже, оправдали. Итогом закулисных игр штаба Дантона стала самая знаменитая победа французских войск — в битве при Вальми.
20 сентября 1792 года у селения Вальми произошло решающее сражение. Вышколенным, хорошо вооруженным войскам интервентов противостояли войска революционной Франции, значительную часть которых составляли необученные и необстрелянные, плохо вооруженные добровольцы.
Прусские офицеры с чванливой самоуверенностью предвещали быструю и решающую победу над «революционным сбродом». Но они торжествовали рано. С пением «Марсельезы», с возгласами «Да здравствует нация!» французские солдаты стойко отбили двукратную атаку неприятеля. Превосходящая по численности прусская армия почему-то не стала вступать в новый бой, устроила артиллерийскую перестрелку, а потом и вовсе отступила.
Париж был спасен, а прусского командующего герцога Брауншвейгского потом долго обвиняли в том, что он был подкуплен. Подтвердилось это только после смерти герцога: в его коллекции драгоценностей был найден знаменитый бриллиант французской короны «Голубой», национализированный в период министерства Дантона, а затем куда-то бесследно исчезнувший. Страстный коллекционер драгоценностей, герцог поддался на уговоры французских шпионов и проиграл битву, от которой зависел исход революции, да и существование самой Франции.
А Дантон выиграл не только сражение, но и укрепил свой авторитет талантливого государственного деятеля. В сентябре на выборах в Национальный конвент на основе всеобщего избирательного права за Дантона проголосовали 92 % избирателей Парижа!
