Уильям Лобделл - Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни
Я обратился к Джону Хаффману, пастору нашей пресвитерианской церкви Святого Андрея в Ньюпорт-Бич. Мне он всегда казался каким-то «суперменом духа» — и не из-за широкой известности, принесшей ему места в советах директоров влиятельных евангелических организаций «Видение мира» и «Христианство наших дней». Нет, дело в том, что на самой вершине своего публичного служения он потерял чудесную 23-летнюю дочь, умершую от рака, и перенес эту трагедию невероятно мужественно и светло. Он не гордился этим: сам он сказал бы своим громовым басом, что это мужество даровано ему Богом. Он прошел через ужас и скорбь, перенес испытание, которое немногим выпадает на долю, и вера его осталась непоколебленной.
Кроме того, Джон нравился мне своей доступностью. Интеллектуал, доктор наук, он в то же время был увлеченным болельщиком, сам занимался спортом на выходных; ко всему на свете — даже к собственной плохой памяти на имена — относился с добрым юмором. С ним было легко.
Я пригласил Джона поужинать и рассказал ему о своем кризисе веры. Спросил, можно ли мне задать ему по электронной почте несколько «неудобных» вопросов о христианстве. Он без колебаний согласился. Вера его была крепка, как скала, и, думаю, такой вызов его только раззадорил.
Вопросы мои были просты, почти что примитивны: но я отчаянно ждал убедительных ответов, которые позволь и бы мне вновь подняться к вере. Почему с хорошими людьми случаются несчастья? Почему мы благодарим Бога за ответы на наши молитвы, но не виним, когда он не отвечает? Почему верим, что Бог совершает чудесные исцеления, хотя он ни разу в истории ни одному человеку не помог отрастить потерянную конечность или срастить спинной мозг?
Вот наша переписка:
Билл:
Ну что ж, Джон. Я долго откладывал письмо, пытаясь найти подходящий вопрос для начала. Но ничего его не придумал, так что начну с того, что первым приходит на ум. Не смущает ли вас, что мы воздаем хвалу Богу независимо от результата наших молитв? Если молитва исполнилась (например, кто-то выздоровел от тяжелой болезни), мы говорим: Бог — любящий Господь, он заботится о нуждах Своих детей. Они просят и дается им.
Но если молитва не исполняется (например, человек умирает), христиане говорят: что ж, значит, такова воля Божья. Или: Бог ответил на наши молитвы, но не так, как мы ожидали. Или: неисповедимы пути Господни, мы просто не можем их знать.
То есть получается так: Бога положено хвалить — или, по крайней мере, продолжать в него верить, — что бы он ни делал. Не кажется ли вам, что это слишком уж удобно?
Джон:
Понимаю, о чем вы. Должен признать, меня самого раздражает бесчувственность, даже нарциссизм тех, кто беспечно отворачивается от жизненных трагедий, снимает с Бога всякую ответственность за них, а сам расточает Ему хвалы за все хорошее, что с ним случается.
Помню, как больно мне было, переживая смерть моей дочери Сюзанны, умершей от рака в двадцать три года, слышать, как другие христиане восхваляют Бога и его доброту: и за мелочи, вроде места для парковки, и за серьезные благодеяния, как выздоровление ребенка от болезни, которая казалась неизлечимой.
И в то же время приходится признать: возможно, я попадаю в категорию людей, схожих с теми, что вы описали. Мне трудно понять тех, кто и не подумает выразить благодарность Богу, когда с ними происходит что-то хорошее, но скор на проклятия Ему, стоит случиться чему-то дурному.
Искренняя благодарность может преобразить нашу жизнь. Способность благодарить Бога за Его благословения и хвалить Его даже в тяжелые времена — на мой взгляд, признак зрелой веры. Не могу описать, как тяжко мне было потерять любимую дочь. Но когда, как часто случается, кто-нибудь спрашивает меня: «Ради всего святого, почему Бог позволил вашей дочери умереть — ведь вы, как пастор, столько для Него сделали?!» — я отвечаю совершенно искренне: «А кто сказал, что я не должен испытывать боль? Всем нам приходится страдать — почему я должен быть исключением?»
Не стоит думать, что это Бог без разбора «валит» людей направо и налево. Бог не творил греха. Не творил болезней. Не творил, например, насилия в семье. Вся эта грязь — плод нашего многовекового непослушания Богу.
Быть может, я сейчас заговорил в точности как те люди, что вас раздражают. Одним словом, мой вывод таков: пусть Бог остается Богом. Признаем, что Он здесь главный. Он знает то, чего не знаю я. И, если расставить все точки над «1», жизнь в благодарности — это жизнь, в которой мы склоняемся перед волей Всемогущего Бога. Спорим с ним о том, что не дает нам покоя, оплакиваем жизненные скорби, но в итоге говорим: «Спасибо Тебе за твои милости и помоги мне пережить болезненные потери, ибо Тебе ведомо то, чего не знаю я. Ты, Боже, бесконечен; я — человек, и мои знания ограничены. Со своей человеческой точки зрения я вижу лишь часть картины. Ты видишь картину целиком. Благодарю Тебя за Твои милости; благодарю и за то, что Ты даешь мне силы переживать жизненные трагедии и даже сознательно брать на себя чужую боль, помогать людям, чьи горести разрывают мое сердце так же, как и Твое».
Билл:
Итак, кажущаяся случайность действий Провидения на самом деле вовсе не случайна, но смысл ее откроется нам только после смерти? А тем временем жуликоватый делец-атеист процветает, а у благочестивых родителей-христиан умирает ребенок. Почему же любящий Бог не позволяет нам понять, зачем это нужно? В чем смысл этих загадок?
Джон:
Да, думаю, здесь я должен с вами согласиться: кажущаяся случайность действий Провидения на самом деле вовсе не случайна, но смысл ее, возможно, откроется нам лишь после смерти.
Однако не хотелось бы на этом и останавливаться.
Я, как и вы, человек рациональный и предпочитаю «левополушарные» ответы.
И я обнаружил, что на некоторые жизненные вопросы есть простые и очевидные ответы. Например: «Если я поеду по встречке — произойдет ли авария?» Ответ понятен. Кто будет за это отвечать? Я сам. Моя ошибка, глупость, невнимательность, эгоизм вызовут трагедию, возможно, приведут к смерти меня или моих близких. Если я выживу, то мне придется иметь дело с последствиями своих собственных действий.
Однако этот ответ, вполне адекватный для меня, виновника аварии, вряд ли подойдет родным пассажиров встречной машины, которые по моей вине потеряют мужа, жену или детей. Им, быть может, предстоит до конца жизни взывать к Богу, повторяя один-единствен-ный вопрос: «Почему?»
Да, временами и мне кажущаяся случайность действий Провидения или то, что видится нам как Его бездействие, представляется необъяснимым, капризным произволом — с моей ограниченной точки зрения.
Библия обращается к тому же самому вопросу, который подняли сейчас вы, о жуликоватом дельце-атеисте — вечному вопросу: «Почему порочный преуспевает, а праведник остается в нужде?» По этому поводу в Библии говорится: «Дождь льется на праведных и неправедных».
Не думаю, что любящий Бог намеренно сделал этот вопрос для нас неразрешимым. Нет, думаю, дело не в этом. Дело в том, что я — человек и возможности моего понимания неизбежно ограничены, а Бог — существо сверхъестественное, сверхчеловеческое. Бог безграничен. Это факт: Бог создал нас такими, что мы не можем познать все. Я могу стонать и жаловаться, могу требовать, чтобы Бог дал мне возможность все понять. Но при этом я опасно приближаюсь к самообожествлению — ставлю себя в положение Бога или даже кого-то высшего, чем Бог: я требую, чтобы Бог подчинялся моим правилам, вместо того чтобы самому смиренно и почтительно подчиняться его правилам.
Быть может, как вы и предполагаете, мы все поймем после смерти. А может быть, тогда это будет уже неважно. Библия говорит: «Тогда узнаете подобно тому, как вы теперь познаны». Все наше видение совершенно изменится.
Но для меня важнее то, что прямо сейчас я выбираю доверять Богу. Это и называется верой.
Иов, без всякой своей вины потерявший все, выражал свою веру так: «Если Он и убьет меня — все равно доверюсь Ему!» Это и есть вера — сама суть бытия верующего в Иисуса Христа. И доверяясь Ему, я вправе разговаривать с Ним, спорить с Ним в молитве, оплакивать несправедливость, задавать Ему прямые вопросы о кажущейся случайности добра и зла. Но в итоге я благодарю Его за все Его милости и стремлюсь любить Его и доверять Ему даже в том, чего попросту не могу понять.
Откровенно говоря, быть человеком и, значит, не знать всего. Знать все — значит быть богом. И мне в своем незнании всего лучше молитвенно склониться перед Тем, Кто знает все, и довериться Ему, чем требовать ответов на все вопросы. Бог достаточно благ, даже если я не понимаю всего — не понимаю смерти моей дочери и иных глубоко личных и болезненных для меня скорбей. Вместо того чтобы рвать и метать в разрушительном гневе на Бога, если Он существует, и на несправедливость жизни, я готов довериться Ему в тех вопросах, которые для меня — тайна и могут остаться тайной до конца жизни.
